Книга Разум VS Мозг. Разговор на разных языках - Роберт Бертон

– Кровь, мочу, спинномозговую жидкость. Если бы наберем достаточно образцов, то, я уверен, мы обнаружим какие-то неизвестные отклонения. Это не имеет отношения к мозгу.

– И все же, что именно вы ожидаете найти? – спросил я снова.

Д-р А. пожал плечами.

– Узнаем, когда найдем.

Одна из базовых предпосылок биологических наук состоит в том, что детальное понимание анатомии и физиологии системы синонимично пониманию функции этой системы. Если вы знаете сокращающее усилие мышечного волокна и количество и тип мышечных волокон в конкретной мышечной группе, вы можете быстро подсчитать общее усилие, которое может приложить этот мускул. Если вы идете в тренажерный зал и качаете там мышцы, вы можете уверенно предсказать, что увеличенные мышцы бицепсов будут способны приложить большее усилие, чем они могли это сделать до тренировки с гирями. Зная соответствующую композицию мышечных волокон – процентное отношение быстросокращающихся и медленносокращающихся волокон, вы можете сделать достаточно точное предсказание, в спринте или в марафоне человек будет более успешен. Уравнение, общее для всех отраслей биологии: Анатомия + Физиология = Функция.

Применение этого уравнения к Великому Зазору – между мозгом и разумом – необязательно даст результат. Попытка использовать научные наблюдения, работающие на уровне объективного мозга, для объяснения действий субъективного разума приводит к ошеломляющей нейробиологической путанице, необоснованным интерпретациям и оторванным от реальности научным фантазиям.

Мозг Эйнштейна

Из журнала New Scientist за 2010 г.: «Мозг чрезмерных размеров для человека является тем же самым, что хобот для слона и вычурные хвостовые перья для павлина – нашей отличительной гордостью. Чем бы были мы без нашего превосходного, громадного, набитого нейронами мозга?» [194].

Правда ли, что больше означает лучше? Хотя мало кто действительно верит, что гениальность – это просто вопрос анатомии, было потрачено огромное количество времени – и рождено огромное количество фольклора – в попытках узнать, обладал ли Эйнштейн некоей анатомической особенностью, которая могла бы объяснить его гениальность. Когда оказалось, что вес и размер мозга Эйнштейна ничем не примечательны, ученым пришлось выдумывать более утонченные объяснения.

Защитник глиальных клеток Эндрю Куб сказал: «Гениальность Эйнштейна произрастает из богатства астроцитов, сконцентрированных в областях мозга, отвечающих за математику и язык» [195]. Но поскольку норма для абсолютного количества глиальных клеток не является точно установленной [196], трудно сказать, что означает «богатство астроцитов» (не говоря о том, что повышенное число астроцитов может быть вызвано другими причинами, в частности старой травмой, приведшей к образованию рубца в мозге). Пойдем дальше по пути абсолютных величин. Эйнштейн имел на 15 % больший объем нижней теменной области – части мозга, которую связывают с математическим мышлением и способностью визуализировать перемещения в пространстве. Но что для нас означает 15 %-ное увеличение области мозга? Даже высказывалось предположение, что в мозге Эйнштейна не хватало конкретной борозды (извилины), которая обычно проходит через теменную область мозга, что позволяло легче коммуницировать нейронам, расположенным по обе стороны от этой отсутствующей борозды [197].

Нет ничего нового в том, чтобы смотреть на размер и форму мозга как на мерило человеческого интеллекта. Наиболее известный из примеров прошлого – френология. Предложивший ее венский врач Франц Йозеф Галль заявлял, что может определить различные черты характера и интеллекта человека по форме выступов на его голове. Когда учение было в зените славы, прозвучало несколько экстраординарных заявлений. Целый ряд европейских френологов утверждали, что мозг умных людей больше и что другие расы глупее европеоидов из-за их предположительно более маленьких голов (основываясь на своем избирательном использовании измерений головы) [198]. Выступая в качестве свидетелей на судебных процессах, френологи описывали характеры обвиняемых. Другие использовали «шишкологию» в качестве формы психоанализа. (Признаюсь, у меня в офисе есть оригинальная френологическая голова Freda, отданная мне бывшим оксфордским профессором нейрохирургии. Когда я озадачен какой-либо идеей, я иногда нащупываю шишку недалеко от своей макушки, которая, по представлениям френологов, представляет место для теоретических размышлений. И у меня есть вмятина там, где должен быть центр, ответственный за выявление причин.) Несмотря на обширную критику и тотальное развенчание френологии еще в 1829 г., она время от времени возвращалась в моду на протяжении всего XIX века и исчезла приблизительно в то же самое время, когда обрел популярность фрейдистский психоанализ.

Сегодня мы высмеиваем френологию как образец псевдонауки. Но в то же время она преподнесла нам некоторые поучительные уроки. Ее создатель, д-р. Галль, почитается одним из первых в истории современности сторонников сопоставления областей мозга с конкретными функциями [199]. Предпосылка, лежащая в основе его теории – что различные зоны мозга выполняют различные задачи, – является центральным положением современной нейробиологии.

Однако фундаментальная проблема, как френологии, так и современной нейробиологии, состоит в том, чтобы определить, действительно ли данный конкретный метод измеряет то, что вы хотите измерить. Чтобы понять, как наше восприятие искажает наше понимание науки, посмотрите на оценку, данную френологии оксфордским профессором в 1859 г.:

«Если посмотреть хладнокровно, френология представляет собой всего лишь набор неожиданных отношений, изначально собранных и исследованных исключительно эмпирически, в полном отсутствии какой-либо теории. Из этого мало-помалу была выведена система, о которой можно только сказать, что на данный момент она представляет собой того сорта грубую связанность наблюдений, которая, невзирая на многочисленные неточности в деталях, дает уверенное ощущение чего-то настолько глубоко соотнесенного с истиной, что это невозможно отбросить как случайное совпадение или мечтательное заблуждение» [200].

Аргумент: слепой сбор данных привел к выявлению некоторых паттернов и корреляций, которые были интерпретированы как отражающие некую глубинную истину, несмотря на противоречия в деталях. Это очень похоже на д-ра А., надеявшегося собрать образцы крови, мочи и спинномозговой жидкости и посмотреть, что получится. Обнаружение закономерностей в компании чувств причинности и знания формирует впечатление априорного свидетельства близости истины.

Если предположить, что урок френологии был учтен, то можно было бы подумать, что мы научились в большей степени отдавать себе отчет в потрясающем разнообразии размеров и форм нормального мозга, как и в том, что корреляции и выводы из наблюдаемых корреляций могут быть случайны и ошибочны. Как бы не так: измерения региональных вариаций объема мозга, популяций клеток, толщины и общей плотности нейронных связей по-прежнему используются в качестве основных инструментов для сопоставления анатомии с личностными качествами, интеллектом и даже психическими заболеваниями! Поскольку на горизонте всегда сияют новые технологии, критике прежних подходов часто противопоставляется аргумент: «Было так, стало иначе. Теперь у нас есть усовершенствованные технологии, а те ребята из прошлого не знали, что творят».