Книга Тайна фамильных бриллиантов - Мэри Элизабет Брэддон

— Позвольте узнать, сэр, какое право вы имеете меня останавливать? — спросил он резким, леденящим тоном, смотря прямо в глаза майора.

В этом взгляде богача было столько твердой решимости, вызывавшей весь свет на бой, что, казалось, он сотрет с лица земли дерзкого нищего.

Но майор не вздрогнул и ответил таким же гордым взглядом:

— Не говорите, что вы меня забыли, мистер Дунбар, — сказал он. — Не говорите, что забыли старого знакомого.

Это было сказано после некоторого молчания, после того как они оба впились друг в друга долгим, пронзительным взглядом, словно каждый из них хотел прочесть, что было на сердце у другого.

— Не говорите, что вы меня забыли, мистер Дунбар, — повторил майор.

Генри Дунбар улыбнулся. Быть может, эта улыбка была принужденная, искусственная, но все же это была улыбка.

— У меня очень много знакомых, — сказал он. — К тому же, вероятно, судя по вашей одежде, вас посетило несчастье с того времени, когда мы с вами были знакомы.

Окружающие начали шептаться между собой, что, если этот нищий не обманщик, а действительно знавал когда-то банкира, то, конечно, тогда он был совершенно иным человеком.

— Когда и где я вас знавал? — спросил Генри Дунбар, по-прежнему смотря прямо в глаза незнакомцу.

— О, давно и далеко отсюда.

— Быть может… где-нибудь в Индии… в горах? — продолжал банкир очень медленно.

— Да, именно в Индии, в горах, — отвечал майор.

— В таком случае я рад оказать вам любую услугу, — сказал мистер Дунбар. — Мне приятно быть чем-нибудь полезным своим индийским знакомым, даже когда им не повезло в жизни. Садитесь со мной; я вас отвезу к себе, и мы поговорим, когда окончится эта церемония.

Они оба сели рядом в великолепном экипаже банкира и отправились в Модслей-Аббэ посреди всеобщего восторга, возбужденного в зрителях этой странной сценой доброты и внимания Генри Дунбара к своим бедным, старым знакомым.

XXV

После свадьбы

Банкир и майор оживленно разговаривали в течение всей дороги из Лисфорда в Модслей-Аббэ; но говорили они очень тихо, и разговор их был перемешан какими-то странными, незнакомыми словами, вероятно индустанскими.

Когда карета приблизилась к главному подъезду аббатства, незнакомец выглянул в забрызганное грязью окошко.

— Славное место! — воскликнул он. — Превосходное место!

— Как мне называть вас здесь? — спросил мистер Дунбар, выходя из кареты.

— Зовите как хотите. Моя квартира в Сен-Мартинс-Лэнг, и я известен там под именем мистера Вавасора. Но я на этом нисколько не настаиваю. Дайте мне какое хотите имя, лишь бы оно начиналось на В. Надо придерживаться начальной буквы, ради меток на белье.

Несмотря на это замечание майора, всякий, судя по тому малому количеству белья, которое было на майоре, мог бы заключить, что он никогда не знавал, что такое рубашка.

— Зовите меня Верноном, — сказал он. — Вернон — хорошее имя. Зовите меня, пожалуй, майором Верноном. Друзья мои на углу — не Пиккадилли, а на углу пустыря позади Фильд-Лэна — сделали мне честь и пожаловали чином майора, так почему бы мне не пользоваться им. Мои наклонности совершенно аристократические. Я не имею ничего общего с чернью. Вот что мне совершенно по вкусу. Я здесь в своей стихии.

Мистер Дунбар между тем провел своего нищенски одетого приятеля в свой кабинет. Майор с видимым удовольствием потер руки при виде окружавшей его роскоши и тяжело опустился на пружинную подушку кресел, стоявших подле камина.

— Послушайте, — сказал мистер Дунбар, — у меня нет времени говорить с вами сегодня утром; у меня есть другие обязанности. Когда все это кончится, я возвращусь к вам. Вы можете здесь сидеть сколько угодно и спросить все, что вам захочется поесть или выпить.

— Хорошо, я бы не отказался от дичи и бутылочки бургундского, шамбертена или кло-де-вужо шиллингов в двенадцать. Давно не пивал хорошего винца, а это дело важное. Как вы думаете?

Генри Дунбар вздрогнул, как будто оскорбленный нахальством и грубостью этого человека.

— Чего вы хотите от меня? — спросил он. — Не забывайте, что меня ждут. Я готов услужить вам в память о былом.

— Да, — усмехнулся майор, — как приятно вспомнить о нашем былом!

— Хорошо, — сказал нетерпеливо Дунбар, — чего вы наконец хотите от меня?

— Бутылку бургундского — лучшего, что есть в вашем погребе, чего-нибудь поесть и еще того, чего бедный человек обыкновенно просит у своих богатых друзей — денег!

— Вы останетесь мной довольны. Когда я возвращусь, я вам выпишу чек.

— И добрый?

— Какой вам понадобится.

— Это дельно. Вы всегда были щедры, мистер Дунбар.

— Вы не будете иметь причины жаловаться, — холодно ответил банкир.

— Вы пришлете мне позавтракать?

— Да. Надеюсь, вы сумеете держать язык за зубами и не станете разговаривать с лакеем, который будет вам прислуживать?

— Ваш друг, смею спросить, джентльмен или нет? Разве он не воспитывался в училище и не выслушал довольно продолжительный курс наук? Но послушайте, если вы так сильно опасаетесь за меня, то не лучше ли мне возвратиться теперь в Лисфорд и прийти к вам сегодня попозже. Наше дело терпит. Мне нужно с вами долго и серьезно побеседовать, но я, конечно, должен примеряться к вам. Обязанность клиента — исполнять прихоти патрона, — воскликнул майор Вернон торжественным тоном негодяя в мелодраме.

Генри Дунбар вздохнул свободнее.

— Да, так будет лучше, — сказал он. — После обеда мне удобнее будет переговорить с вами.

— Так, так, старина. Oh, reservoir! — как говорится в классике.

Майор Вернон протянул свою грубую, грязную руку. Миллионер дотронулся до его широкой ладони кончиком своих пальцев, обтянутых в парижскую перчатку.

— Прощайте, — сказал он, — я буду вас ожидать в девять часов. Вы знаете дорогу?

Говоря это, он отворил дверь и указал на ряд комнат ведущих к прихожей. Майор высоко поднял свой воротник и вышел на дорогу.

Генри Дунбар запер дверь и подошел к окошку. Припав лбом к стеклу, он смотрел на высокую фигуру майора, быстро удалявшегося по большой дороге, которая огибала зеленый лужок перед домом.

Банкир не отходил от окна, пока майор Вернон не исчез из виду. Потом подошел к камину и, тяжело опустившись в кресло, глубоко вздохнул. Это не был обыкновенный вздох, это был стон — страшный стон, исходивший из груди, раздираемой муками отчаяния.

— Это всему решение! — прошептал он. — Да, это всему решение! Я уже давно предвидел, что наступит кризис! Но это всему решение.

Он встал, провел рукой по лбу, потер глаза, как человек, только что вставший от продолжительного сна, и отправился играть свою роль на великом торжестве.