Книга Эмиссары любви. Новые дети говорят с миром - Джеймс Ф. Твайман

— «Как бы ты действовал, если бы знал, что уже сейчас ты — Эмиссар Любви!» — вспомнила Джоан.

Да, — ответил я. — Этот вопрос тоже упоминался в мейле, и пару дней назад Тенсин повторил его мне, слово в слово. Так что мне нужно знать, прочитала она мейл или все-таки знала его.

— Я точно никогда не показывала этого письма ей и сомневаюсь, что мог показать кто-то другой. Да и к чему это нам? Даже разговоров с ней не заводили о том, что с тобой было и почему ты решил ехать.

— Значит, наш Тенсин — от начала до конца фальшивка, но все же она знала вопрос, который задают все Дети Оз. Как это могло получиться?

— А как могло все это получиться? — в свою очередь, спросила Джоан. — Как мы могли быть так слепы? Сотни людей каждый день приходят сюда в ожидании встречи с молодым Мастером… Что мы теперь им скажем? Что она дурачит вас так же, как одурачила нас? Нет, тут какая-то загадка, от начала и до конца.

— И знаешь, у меня такое чувство, что до конца нашей загадки еще далеко, — сказал я. — Думается, что мы только-только начинаем искать на нее ответы.

Глава 6

Послание Анджелы

Мне понадобилась почти неделя, чтобы разобраться, что же все-таки произошло. Едва ли не месяц Тенсин жил в моем доме, спал в моей комнате и убедил всех и каждого, что он пятнадцатилетний мальчик, посланный к нам Далай-Ламой. До сего дня не могу поверить, что я мог так ошибаться, что мы все ошиблись и с такой легкостью поверили тому, чего не было на самом деле, но во что так хотелось поверить. Столько ведь было тревожных звоночков, и мы просто обязаны были насторожиться. Но нас словно ослепило это желание уверовать в Тенсина и в то, что он рассказывал о себе, во всю эту фантастику, которая просто не могла быть правдой. Проще всего было сказать теперь, что я-то тут ни при чем и с меня взятки гладки. Ведь, в конце концов, я был рядом с Тенсином всего три-четыре дня. Сам-то я находился в Англии, пока он тут покорял сердца и умы всех тех, кто пачками ложился ему под ноги в надежде увидеть то, чего в действительности быть не могло.

Но заявить, что с меня спросу никакого, это означало — и я это понимал — кривить душой в первую очередь перед самим собой. В истории с Тенсином я, как минимум, ничем не отличался от всех остальных. Одной только мысли, что этот необыкновенный «мальчик» пришел, чтобы жить и работать именно со мной, оказалось достаточно, чтобы принять его с распростертыми объятиями. Я, как и все мы, тоже потянул свою взятку из колоды, но все мои карты оказались джокерами.

По возвращении в Джошуа-Три я первым делом постарался сложить воедино все фрагменты одной картины. Теперь под сомнением оказалось все, даже тот опыт, что я вынес из общения с Детьми Оз. А что, если и к ним, и ко всему, что они открыли мне, я отнесся излишне доверчиво? Да, они много чего показали мне, и я видел это своими глазами… Ну и что из того? Вдруг все это были фокусы, трюки напоказ? Что же касается тех необычных способностей, что появились у меня, то они никак не связаны с их влиянием… и все, от начала и до конца, было подстроено заранее. Они знали, что я пишу книги о своих поездках, и умышленно создали все то, чему я в конечном счете согласился поверить.

Эта возможность вертелась в моем уме секунд десять, прежде чем отпасть окончательно. Под каким углом ни смотри, подловить меня таким образом было просто немыслимо. Даже если Марко — обычный ребенок, откуда им было знать, что я с готовностью последую за своей интуицией не куда-то еще, а в горы Болгарии? Срежиссировать такую последовательность никому не по силам, так что я мог не сомневаться, даже если на секунду в этом усомнился, — большинство моих переживаний все же связано с Детьми Оз, и ни с кем иным. Я следовал моему собственному внутреннему побуждению и сам принимал решения. В этом случае, если кто-то и дурачил кого-то, то только я — сам себя.

Но это как раз и смущало меня больше всего. Все выглядело так, будто я оказался участником двух историй, развивавшихся независимо, но связанных между собой одной невидимой нитью. Вот Марко, другие Дети Оз — не верить в то, что они настоящие и несут в себе неподдельный заряд, просто невозможно. Из этих детей лилась такая энергия, что ее вполне хватило бы перевернуть все устоявшиеся законы физики. Любой честный ученый, случись ему своими глазами увидеть то, что я видел у детей в Болгарии, пересмотрел бы свою приверженность Евангелию от Ньютона. Даже то, что получалось у меня самого, выглядело настолько фантастичным, что мне был бы гарантирован успех на любой из сцен Лас-Вегаса. Переоценить этот опыт было просто невозможно, какие бы горькие плоды ни принесло знакомство с моим самым последним гостем.

Лама Тенсин, с другой стороны, оказался неподражаемым притворщиком, говорил правильные слова, умел внушить огромное доверие. Под доверием этим в конечном счете ничего не оказалось. Но, как ни крути, лама Тенсин обладал такой же преобразующей энергией, как и другие дети, с которыми я встречался. «Начинка» у него оказалась такой же. Получилось просто как в психологическом тесте: одна группа говорит правду, другая неправду, а результат у них почему-то оказывается одинаковый. Людей в конечном счете подводили к переживанию своей собственной Божественности, а ведь это и было желанной целью.

Моих друзей потрясла эта новость не меньше моего. Ведь это они приняли его, целый месяц носились с ним, опекали не хуже родной матери, причем в самых непростых ситуациях. Тем более что именно Джоан и Нэнси пришлось собственноручно со всем разбираться.

Быстро упаковав вещи «Тенсина», они отвезли их туда, где она в тот день ночевала. Там-то и разыгралась настоящая буря. Игра закончилась, и отрицать очевидные факты было бессмысленно, но она продолжала упираться и делала все, чтобы продолжить маскарад. Даже перед лицом таких сокрушительных доказательств она продолжала настаивать на том, что она все равно Тулку, просто никому не дано понять, кем она на самом деле является.

Битый час мои друзья уговаривали ее прекратить игру и не дурачить людей поддельным мальчиком, но даже этого она не захотела признать прямо, упорно твердя: «Я мужчина в женском теле». В конечном счете им пришлось взять ее под руки, отвезти в аэропорт и усадить на первый рейс в Нью-Йорк, причем всю дорогу она продолжала протестовать и жаловалась, что ее не захотели выслушать, а она говорит только правду.

«Ну и что же дальше?» — этот вопрос вертелся у меня в голове, и я никак не мог от него отделаться. Словно в настольной игре, когда попадешь на клетку «Твои очки сгорели!», охнув от неожиданности и разочарования, берешь свою фишку и возвращаешь ее на клетку «НАЧАЛО» и все начинаешь снова. Нет, хватит с меня жариться тут в пустыне, лучше навещу-ка я свою дочь в Чикаго… Пожалуй, это лучшее, что можно придумать в такой ситуации. Анджеле уже скоро возвращаться в колледж, на свой второй курс, так что увидеться с ней я смогу теперь разве что через несколько месяцев. Тем более что дома, по большому счету, все равно делать было нечего: толпа наконец-то схлынула, люди разъехались по домам, и все стало на свои места в нашем городке, словно и не появлялся у нас никакой лама Тенсин.