Книга Мы над собой не властны - Мэтью Томас

21

По воскресеньям они ходили к обедне. Эд никогда не придавал большого значения походам в церковь. Когда Коннелл был еще совсем маленьким, Эд выводил его на улицу, стоило тому раскапризничаться.

Таким образом, задача загонять все семейство на мессу ложилась на плечи Эйлин. А она уже и сама не знала, верит ли в Бога. В устройстве мира ей давно уже не виделось никакого Божественного замысла. Может, это профдеформация? Медсестре не так-то легко сохранить веру. Столько людей у нее на глазах ушли из жизни, все по-разному: кто шумно, кто тихо, кто-то бился в агонии, кто-то оставался в полной неподвижности. Начинаешь воспринимать смерть как остановку организма, не более. В последний раз расширяются легкие, в последний раз сердце проталкивает кровь через сосуды, кровь прекращает поступать к мозгу.

Это вовсе не значит, что не надо ходить к мессе. Эйлин считала, что мальчику полезны нравственные уроки, которые он может там получить, да и ради благотворительной работы уже есть смысл посещать церковь, как бы ты ни относился к Богу. Наедине со своими мыслями Эйлин ощущала, что как будто настраивается на некую волну — этой волне и молилась после причастия, стоя на коленях рядом с другими прихожанами, хоть и казалось ей частенько, что она разговаривает сама с собой.

В прошлое воскресенье, Троицын день, проведя службу в последний раз за тридцать лет в их приходе, отец Финнеган представил пастве своего преемника — отца Чаудхари. Все уже и раньше угадали знак грядущих перемен в темнокожем незнакомце, подготавливающем к причастию Святые Дары. За прошедшее десятилетие многих священников-ирландцев сменили латиноамериканцы; теперь вот и уроженцы Индии будут.

С каждым годом Эйлин видела в храме все больше индийцев. Пару месяцев назад семья индийцев купила дом по соседству. Эйлин, естественно, предположила, что они индуисты, и очень удивилась, увидев их в церкви. Она немного задержалась, чтобы не пришлось возвращаться вместе с ними, а когда ночью, лежа в кровати, вспомнила об этом, ей стало стыдно. В следующий раз она специально догнала их у выхода и пошла с ними домой. Приятно было искупить обиду, о которой никто и не знал. После этого Эйлин с легким сердцем предоставляла им возвращаться домой в одиночестве.

Эд был куда восприимчивее к иным культурам. Идя с Эйлин по Гринвич-Виллидж, он восхищался ирокезами окрестных панков, вызывавшими у нее лишь отвращение. Поэтому Эйлин не удивилась тому, что первую обедню отца Чаудхари Эд слушал с особым вниманием. Саму Эйлин жуть пробирала от контраста темной кожи с белоснежным облачением священника и от странного, певучего акцента. Даже испаноговорящие соседи озадаченно переглядывались, будто говоря: «Чужак!» А Эд знай себе улыбался, то скрестив руки на груди, то постукивая себя по ноге церковной брошюркой.

Во время проповеди Эд обычно листал текст литургии — Библия интересовала его в первую очередь как произведение литературы. Однако сегодня он держал брошюрку раскрытой на нужном месте. По крайней мере, отец Чаудхари говорил разборчивей, чем отец Ортис, — тому лучше бы сразу пригласить переводчика-синхрониста.

Проповедь была на тему отрывка из Книги притчей Соломоновых — того, где говорится, что мудрость Божия родилась прежде сотворения земли:

Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил

круговую черту по лицу бездны,

когда утверждал вверху облака, когда укреплял

источники бездны,

когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его,

когда полагал основания земли:

тогда я была при нем художницею и была радостью всякий день,

веселясь пред лицем Его во все время,

веселясь на земном кругу Его, и радость моя была

с сынами человеческими[16].

Отец Чаудхари закрыл книгу и начал проповедь. Он говорил о вещах, вовсе не связанных с библейским текстом. Если все мы созданы из праха, говорил он, тот же самый прах, то есть космическая пыль, встречается по всей Вселенной. Эта космическая пыль возникла, как можно предположить, во время Большого взрыва. Она общая для нас всех, а значит, все мы в ответе друг перед другом. Эд слушал как зачарованный. Отец Чаудхари говорил о том, что человек — крохотная песчинка в сравнении с огромной Вселенной и это должно напоминать нам о смирении. Он призывал прихожан изумиться чуду пред лицом творения — и в великом, и в малом. Затем процитировал французского иезуита по имени Тейяр де Шарден: «Ему была ясна вне всяких сомнений зыбкость и пустота любой, даже самой благородной теории в сравнении с полнотой и определенностью малейшего факта, взятого во всей его конкретной реальности»[17].

Эйлин никогда еще не видела Эда в таком восторге от проповеди. Он азартно хлопнул ладонью по спинке передней скамьи и заерзал на сиденье — Эйлин уже думала, сейчас вскочит и зааплодирует и ей придется его одергивать.

После службы возле церкви собралась небольшая толпа. Эйлин протолкалась к обочине и тут, оглянувшись, обнаружила возле себя одного Коннелла. Эд остался среди тех, кто ждал своей очереди поздороваться со священником — точно поздравляющие на свадьбе. Это уже слишком!

Эйлин добралась до него, как раз когда Эд протянул руку для рукопожатия.

— Прекрасная речь! — воскликнул он, как будто поздравлял политика после выступления. — Вы откуда родом?

Эйлин чуть со стыда не сгорела, но отец Чаудхари, кажется, обрадовался и с жаром потряс Эду руку. У них завязалась оживленная беседа, а все остальные прихожане терпеливо ждали, пока они наговорятся.

Отойдя подальше от церкви, Эйлин спросила:

— Что все это значит?

— А что?

Коннелл вытащил из кармана теннисный мячик и увлеченно его подбрасывал.

— С каких пор ты интересуешься жизнью священников?

— Он прочел очень качественную проповедь, — сказал Эд.

Коннелл уронил мячик. Эд выскочил на проезжую часть, поймал мяч и принес обратно. Эйлин со злостью похлопывала себя по ладони свернутой в трубку брошюрой.

— Обязательно было расспрашивать, откуда он? Ясно, что из Индии.

— Из Бангладеш.