Книга В поисках прошлого - Джемма О'Коннор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас осталось всего две еще не заблокированные артерии. И одна из них тоже под сомнением.
— Это мне уже говорили, — сухо заметил Фрэнк. Как выразился тогда тот кардиолог? Ага, «требуется немного подремонтировать ваш трубопровод».
— Так когда?
— Я уже все это проходил, Джо. И вас, видимо, не очень удивит, что я несколько побаиваюсь этой операции.
— Нет, не удивит. Перспектива не слишком отрадная, однако техника здорово продвинулась вперед. Сами увидите, такие операции стали теперь гораздо менее травмирующими. А когда все сделают, вы просто себя не узнаете.
«Да, но узнает ли меня моя любимая? Gra mo chori[30]?»
— После операции вас продержат в больнице четыре или пять дней, — жестко добавил доктор Бойлен. — Значит, ложитесь во вторник, операция в четверг утром. К середине будущей недели уже дома будете. Если ваша жена захочет… со мной поговорить, скажите, пусть позвонит. В любое время.
Фрэнк поблагодарил его и повесил трубку.
Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи
Шон, ты псих! Вентри — ирландец. Хотя и не из болтливых. По всем признакам — в некотором роде затворник. Я моталась в Уотерфорд, поговорила с этим молодым кинопродюсером Иеном Уайтом. И что ты думаешь? Он не только закупил опционы на все oeuvre[31]Вентри, но уже экранизирует первый. На ходу подметки режет, это уж точно. Съемки запланированы на октябрь, будут идти в Соединенном Королевстве, а потом, через месяц, здесь. Может, он уже продал свою продукцию дальше — во Францию, в Штаты. Весной начинает снимать второй фильм. Это хорошие новости. А вот и плохие: Вентри живет где-то в Оксфордшире и отказывается давать интервью. Такой вот Джером Д. Сэлинджер[32]de nous jours[33]. Идеи есть? В пятницу вечером, как договорились.
Фи
Е-мейл от Шона Брофи Фионе Мур
Фи, не в Оксфорде, а в Дублине. Я звонил Вентри, договорился об интервью. Он пытался сделать вид, будто живет в Лондоне. И опять хотел отложить встречу. Но я все же ухитрился его прижать. Расскажу вечером.
Шон
P.S. С. немного унялась — дала мне время до следующей недели. Только подумаю об этом — голова болит. Интересные идеи есть?
Ш.
Во сне его все время преследовал назойливый образ Эванджелин. Фрэнк вертелся, думал о собственном здоровье, о Крессиде, о детях, о прошлом, о будущем — короче, обо всем. Больше всего его тяготило то, что он никак не мог помочь Гилу примириться с прошлым, со своим происхождением. Усыновив мальчика, он добровольно взял на себя ответственность. Фрэнк любил его как своего собственного ребенка и тем не менее никогда даже не касался этой темы. Хуже того, он не оставил себе никакого простора для маневра. Что они с Крессидой намеревались сделать, чего желали, так это создать обстановку доверия и любви, в которой Гил мог бы освоиться, а потом и как-то примириться с ужасающей жестокостью, которую пережил в раннем детстве. Не было смысла обвинять Крессиду: она-то могла потерять гораздо больше — даже в самом лучшем случае получила бы полное отчуждение со стороны собственного сына. Конечно, и Фрэнк, и Крессида нервничали и переживали по этому поводу все эти годы, и еще как! Но, пребывая в состоянии полного замешательства, Крессида позволила себе пойти на поводу у мужа, а он, бедолага, и сам блуждал в потемках. И все окончательно испортил.
На следующее утро, встав с постели в крайне возбужденном состоянии, Фрэнк просто рассвирепел, увидев на кухонном полу кучки, оставленные Рафферти, которые бедная малышка Кэти-Мей неумело пыталась убрать.
Он отобрал у дочери тряпку.
— Выведи это Божье наказание на улицу! Прямо сейчас. И не впускай обратно, пока я не скажу.
Сам вымыл кухню и, слегка успокоившись, приготовил завтрак. Потом продиктовал Кэти-Мей список того, что надо купить, она старательно все это записывала, а Рафферти, свернувшись клубком, лежал у хозяйки на коленях.
Когда девочка кончила записывать, они со щенком одновременно подняли головы и посмотрели на Фрэнка с одинаковым жалостным выражением, почти со слезами на глазах.
— Ты на нас больше не сердишься, а, папочка? — спросила Кэти-Мей.
«На нас»? Фрэнк посмотрел на нее и улыбнулся:
— Нет, милая, ты же так старалась… Извини, что я взорвался. Плохо спал ночью, но теперь все в порядке. Почему бы вам теперь не поиграть, пока я поработаю? А потом поменяем постельное белье и все уберем к приезду мамочки. Как тебе такой план?
Кэти-Мей привязала к ошейнику Рафферти шнурок.
— Хочу научить его ходить на поводке, — уверенно заявила она, и ее вовсе не смутило то, что щенок тут же устроил сидячую забастовку, и его пришлось на пузе волочь по влажному полу через всю кухню. У двери она взяла песика на руки и вынесла в сад на его первое в жизни учебное занятие.
Фрэнк несколько минут наблюдал за Кэти-Мей через кухонное окно, а потом, не в силах справиться с собой, снова сел за компьютер и вытащил из «корзины» файл «Наследие». Он все пытался убедить себя, что теперь, спустя добрый десяток лет, вряд ли кто помнит детали того убийства, разве что два-три человека в Пэссидж-Саут или на Трианаке. Однако сам он уже много лет жил в совершенно сумасшедшей обстановке, так что его мозги тоже были несколько набекрень. Псевдоним надежно скрывал настоящее имя Рекальдо, да и сам он всегда был чрезвычайно осторожен, когда речь заходила о паблисити. Теперь он жалел, что не последовал совету Фила Макбрайда сменить не только фамилию, но и имя, избавиться от Фрэнка. Но кому в голову взбредет связать крайне популярного и знаменитого Фрэнка Вентри с ничтожным сержантом полиции Фрэнком Рекальдо, каким он был когда-то? Или с тем давнишним убийством? Шум вокруг этого происшествия тогда быстро утих, интерес публики через неделю переместился на серию ограблений банков в Дублине, связанных с террористами. Нетрудно было прийти к выводу, что всеобщая амнезия продлится долго, хотя вывод этот вряд ли можно было назвать обоснованным.
«Ну, и кто увидит в этой истории что-то знакомое?» — спрашивал он себя. Никто, кроме Фила Макбрайда, внимательного читателя и старого друга. Правда, его реакцию затруднительно предсказать, как и все, что касалось Фила. Кресси? Крессида — совсем другое дело. Она придет в ужас. Может быть, даже решит, что муж пытается наказать ее, — только вот за что? За нежелание вернуться домой? Фрэнк отбросил эту мысль.
