Книга Флипноз. Искусство мгновенного убеждения - Кевин Даттон

Таксономию, с которой Энди Грин меня знакомит, лучше всего можно охарактеризовать как «полуофициальную». Не утвержденная формально, эта классификация основана на годах практического опыта и стала настоящей сокровищницей. Диапазон приведенных там психологических портретов очень широк: от Скандалиста, который кричит и оскорбляет, до Интеллигента, который вас подавляет постоянными утверждениями, что вы уродливы, глупы или бесполезны. Или и то, и другое, и третье сразу. Среди других – Царь Горы, который обращается с вами как со слугой; Враль со своим: «Да успокойся ты, я же просто пошутил»; и Мастер Уговоров, который угрожает, хвалит и льстит в равной мере.

«Часто, – добавляет Грин, – власть манипуляции настолько сильна, что, даже когда ты открываешь дверь [перед жертвой] и говоришь: “Вот, вы свободны… есть место, куда вы можете пойти… не позволяйте ему больше так поступать с вами…” – они смотрят на тебя, как на сумасшедшего. “Это его только сильнее рассердит”, – говорят они. Или: “Он же на самом деле этого вовсе не хотел”. Такое впечатление, будто у них мозги парализовало оттого, что месяц за месяцем, год за годом им постоянно твердили одно и то же. Как будто они заражены каким-то вирусом».

Когда я говорю ему о Мартине Селигмане, Грин качает головой.

«Жаль, но это не ново, – говорит он. – Увы».

Однажды, несколько лет назад, на семинаре по самовнушению я и сам заразился вирусом паралича мозга после общения с инструктором по боевым искусствам, бывшим спецназовцем. Уже не помню его имени – пусть будет Курт. Курт начал семинар, выстроив десятерых из нас в линию напротив стены, и велел нам, взяв друг друга за руки, стиснуть ладони как можно сильнее. А потом заявил, что примерно через пару минут вскроет наши мозги и лишит нас воли. Спокойно. Незаметно. Но беспощадно. Мы же тем временем, как он сказал, должны все так же стискивать руки.

Участники семинара к словам Курта отнеслись подозрительно. Хоть, должен признаться (и, уверен, я был такой не один), и не без смутного дурного предчувствия. Я уже кое-что знал о спецназовцах – о том, на что они были способны.

Может, была какая-то хитрость? Может, Курту каким-то образом удалось незаметно смазать наши руки клеем? Честно говоря, я ни в чем не был уверен.

Курт же, вполне уверенный в себе, через несколько минут приступил к работе. «Вы чувствуете, как ваши ладони постепенно слипаются, – нараспев произносил он, – словно смазанные очень прочным клеем. Почувствовав это, – добавил он, – вы должны прижимать их друг к другу еще сильнее, чтобы они склеились как можно прочнее. Палец за пальцем, – продолжал он мягко, размеренно, но очень властно, – вы должны сцементироваться ладонями с соседом так, чтобы даже при большом желании их нельзя было оторвать друг от друга».

Он двигался вдоль нашей шеренги, подходя по очереди к каждому.

«Сцепление должно быть “железобетонным”, – повторял он, беря наши ладони в свои, словно в чашу, и сдавливая еще сильнее. – Таким, чтобы никакая сила не могла их разъединить…»

Курт продолжал в том же духе еще минуту-другую – уверенно, методично и спокойно побуждая нас стискивать руки. «Это безумие», – думал я про себя, изо всех сил сжимая пальцы.

И тут я вдруг запаниковал.

А что, если он хочет посмеяться над нами? Вдруг руки у нас и в самом деле склеились? Что тогда? Он собирается нас ограбить? Может, весь этот концерт с самовнушением был чем-то вроде низкопробной аферы, затеянной, чтобы собрать вместе кучку внушаемых тупиц, к тому же еще и отваливших изрядную сумму за такое «обучение». И смотрите-ка, все сработало, как часы! Может, стоит нам выписать чеки, и Курт выберет все, что осталось. С наших кредиток. Пока мы тут стоим, приклеенные друг к другу суперклеем.

«Коварный ублюдок», – думал я.

Ведь так и задумано, верно? Конечно, верно. Как я мог быть таким идиотом? Это мы психи, а не он.

Успокойся, лихорадочно размышлял я. Так, бумажник… сколько там… хммм, не знаю… аннулировать карты… тот еще геморрой… но все же лучше, чем СЛОВИТЬ ПУЛЮ… Что там насчет удостоверений с фотографиями… ага, вроде права были…

Тем временем я продолжал сжимать пальцы.

Пока Курт внезапно не остановился.

«Хорошо, – сказал он. – А теперь я хочу, чтобы вы перестали стискивать руки и медленно расслабили пальцы. Сделайте это на счет три. Готовы? Раз… два… три…»

Все тревожно всматривались друг в друга. Я глядел на парня, стоящего рядом, а он на меня. «Я не уверен», – промямлил он. «Я тоже», – промямлил я в ответ. Я понял, что вспотел. От напряжения? От ужаса? Непонятно. Потом мы начали отлепляться. У некоторых это получилось сразу. И они сразу же полезли в задние карманы. Другим, как я, это оказалось труднее. Но кое-кому это вообще не удалось. Их руки действительно склеились очень быстро! Как Курт и предсказывал, несмотря на все старания, разъединиться у них не получалось.

В конечном счете, когда страсти улеглись и все поуспокоились, они все-таки смогли высвободиться.

Потом мы все качали головами и смеялись. О-хо-хо.

Но урок, как известно каждому хорошему эстрадному фокуснику, был ясен как день. Повторяйте человеку что-то достаточно часто – и в какой-то момент он вам поверит.

Поверит вам, неважно во что.

Выводы

В этой главе мы видели, что древняя, еще первобытная сила, спрятанная глубоко в мозгу, – потребность в конформности – может в той же степени влиять на наши отношения и поступки, как и любая из стратегий убеждения, используемых современными рекламодателями и законодателями общественного мнения. Старые привычки умирают с трудом, и действия окружающих, особенно тех, кто похож на нас, ставят сильные эволюционные магниты рядом с компасом представлений нашего мозга. Конформность намертво впечатана в наши гены. Во времена наших предков, когда понятия «выживание» и «группа» были более или менее синонимичны, «спрос» на индивидуальность был несколько ниже, чем сегодня, а умение «не высовываться» давало почти несомненное преимущество.

Вот урок, который мы никогда не забудем.

В мире, где конкурирующие идеологии разжигают страсти, наше этническое происхождение может иногда служить причиной для беспокойства. Внутригрупповые взаимоотношения подчиняются определенным законам. И тот, кто эти законы знает, может при желании «генетически» так изменить группу, чтобы создать в обществе «мутантный штамм» экстремизма, что отразится на «здоровье» общества. Но не все группы следуют тем же законам. И если власть большинства трансформирует нас «сверху», то меньшинство действует «изнутри», заставляя мозг сомневаться в реальности: сначала разрезать, а затем наново сшить поддающуюся изменениям ткань истины.

В следующей главе мы уже полностью сосредоточимся на флипнозе – рассмотрим его под микроскопом и составим карту его ДНК.

Существует ли – зададимся мы вопросом – скрытый в мелодии ума золотой аккорд влияния, взять который могут все? Не только виртуозы убеждения, но и «уличные исполнители»?