Книга Дом в небе - Сара Корбетт

Тут до меня дошло, что происходит. Абдулла снял со стены москитную сетку, висевшую со стороны Найджела, и унес ее.

Рядом была вторая комната, куда мы иногда заглядывали по пути в туалет и обратно. Через стену послышались удары молотка – это Абдулла вешал сетку. И под конец они вернулись за Найджелом. Направив ему в грудь автоматы, они велели выходить. Они разлучили нас. Без всяких объяснений, разговоров. Я молча проводила его взглядом. Мы даже не попрощались.

Он просто ушел.

Глава 23. Виновата женщина

Я долго лежала на матрасе, надеясь, что Найджел вернется. Я ждала, что пойдет кто-нибудь из мальчиков, неся вещи Найджела, его матрас, а второй приведет его самого, может быть даже с виноватым видом, потому что произошла какая-то ошибка. Я прислушивалась – не раздастся ли скрип, шарканье – что-нибудь, свидетельствующее о передвижении, о том, что вскоре все станет как прежде. Но в доме было тихо. Тишина тяжело давила на уши. Я была одна.

Прошел час, затем второй. Одиночество было как новая страна, как неизвестная необитаемая планета – только я, матрас под простыней в голубой цветочек и четыре стены, которые высятся подобно огромным деревьям в темном лесу. Без Найджела мне не с кем было перекинуться словом, не на что бросить взгляд, буквально нечем дышать. Оставшись одна в большой комнате, я стала совсем маленькой.

Я ломала голову, гадая, что могло случиться. Почему они расселили нас именно сегодня? Может быть, они озлобились оттого, что долго нет выкупа? Ведь они сторожат нас уже восемь недель. Наверное, уже отчаиваются.

Накануне днем перед домом была какая-то суета. Приезжали главари. Долго что-то перетирали во дворе со Скидсом. Похоже, просили готовиться к тому, что мы еще долго тут просидим – дольше, чем планировалось вначале. Скидс давно тяготился нами. Он не говорил по-английски и не питал к нам ни малейшего интереса. Я подозревала, что именно он велел нас разлучить. Тем самым он хотел показать, кто в доме хозяин.

Позже явился Джамал, неся мой рюкзак, мою одежду, туалетные принадлежности и книги. Он бросил все на пол с глухим стуком.

Я уставилась в стену – в пустоту, где раньше висела москитная сетка над матрасом Найджела. Будь он со мной, я нашла бы ободряющие, добрые слова, которые помогли бы как ему, так и мне. Я бы, например, сказала: «Ничего страшного, надо просто пережить это утро». Или: «Расскажи мне о своем самом классном дне рождения». А что теперь? Какой в этом смысл? «Успокойся, – велела я себе, – тише, тише, тише».

Я села, взяла блокнот на пружинках, который предназначался для уроков ислама, и открыла его на чистой странице. «Бредбирд, – писала я, вспоминая, как звала его в Эфиопии, – держись, не сдавайся. Мы выберемся отсюда и вернемся домой. Посылаю тебе свой горячий привет из-за стены». Я перечитала записку несколько раз. Когда мы были вместе, я говорила ему эти слова каждый день. Верил ли он? Не знаю. Но писать это было приятно. Подумав, я добавила еще одну строчку: «Смой это в унитаз, как только прочтешь».

Я вырвала листок из блокнота и оторвала лишнюю бумагу, чтобы остался только текст. Записку я скатала в маленький шарик размером не больше ластика и затем, не дав себе времени на раздумья, постучала в дверь, будто мне надо в туалет.

Мальчики ленились конвоировать нас в туалет и обратно, как раньше, и теперь если кто-то из нас стучал в дверь, то часовой, сидящий на веранде, поглядев в нашу сторону, громко щелкал пальцами несколько раз – иди, мол.

Коридор в доме имел форму буквы L, и комната Найджела находилась как раз за поворотом, невидимая для часового. Туалет был дальше.

Когда раздался щелчок, я вышла в коридор, пряча маленький шарик между пальцами. Коридор был футов пятнадцать в длину, с толстыми синими стенами и белым кафельным полом. Комната Найджела находилась справа, как и моя. Проходя мимо открытой двери, я скосила глаза вправо, чтобы убедиться, что в комнате, кроме Найджела, никого нет, и незаметным движением кисти отправила ему мое послание. Бумажный шарик, подскакивая, покатился по полу. Найджел лежал на матрасе лицом вверх – наверное, спал. Я молилась, чтобы он успел подобрать записку прежде, чем ее найдут бандиты.

Потом я поняла, что расположение наших комнат не позволит ему отправить мне ответ, ведь Найджелу незачем ходить в мою сторону. Наше общение будет односторонним.

Вернувшись к себе, я задумалась над нашей новой реальностью. Я представила, как Найджел сидит за стеной, варится в собственных страхах, хотя понимала, что сейчас я более уязвима. Зеленая стена была покрыта венами трещин, расползшихся по штукатурке. Для чего-то я стукнула по ней кулаком. Звук – глухой, тягучий – сгинул в стенной толще. Медленно тянулись секунды. Я сидела, парализованная тишиной. И вдруг, с другой стороны, дважды постучали. Я подскочила от радости. Найджел услышал меня! И ответил. Я могла бы перестукиваться так целый день, если бы не часовой, который каждый час притаскивался с веранды и заставлял себя обходить коридор дозором. Если они поймают нас, то отселят Найджела еще дальше. И я только раз стукнула в стену, чтобы Найджел знал, что я услышала. И мы из осторожности надолго замолчали. Да, мы могли вроде как общаться, но это ничего не значило.

Наступил вечер. Я лежала в ползучей темноте, гоня от себя панику. После того случая в самый первый день, когда Али облапал меня, ища деньги, меня оставили в покое. Тем не менее я каждую секунду ощущала, что я женщина в окружении стаи голодных самцов. Я знала, что Коран разрешает мусульманам обращаться с невольницами как с женами, но не знала, насколько буквально понимают это наши тюремщики. Невольники, о которых шла речь в Коране, были либо захваченные на поле битвы солдаты семнадцатого века, либо деревенские вдовы, которых завоеватели принуждают на себя батрачить. Мне это все казалось древней историей, оставшейся в далеком прошлом. Но главари этой банды, казалось, существуют именно в тех древних реалиях. Всякий раз, говоря с нами, они просили не принимать все происходящее на свой счет. Выходит, мы были просто пешки в религиозной войне, в старой страшной сказке, повторявшейся на новый лад.

Всю ночь в огромной комнате я не сомкнула глаз. Мои мысли неслись галопом. Я отчаянно нуждалась в собеседнике, в полноценном общении. Придя в туалет для омовения перед вечерней молитвой, я внимательно осмотрела все еще раз. Там был унитаз, раковина, на стене алюминиевая фольга вместо зеркала и под ней хлипкая пластиковая полка. Было и маленькое зарешеченное окошко с широким подоконником. Утром после завтрака я снова бросила Найджелу записку, где объясняла свою новую идею. Я оставлю записку в туалете, спрятав ее на подоконнике, и стукну ему, давая знать, что она там. Когда он прочтет и спустит ее в унитаз, он также подаст мне сигнал. Свои записки он будет отправлять мне тем же способом.

Затем мы провели тестовое испытание. Спрятав записку в туалете, я вернулась к себе и стукнула в стену. Примерно через сорок минут Найджел дважды постучал в ответ. Это было маленькое, но важное достижение. Мы стали переписываться. Раз или два в день мы писали друг другу короткие бодрые сообщения, дополняя их рисунками. Записки мы стали прятать в пустой патрон от лампочки, торчащий на полке под зеркалом из фольги, – нам казалось, что там надежнее.