Книга Кровавый приговор - Маурицио де Джованни

Она участвовала в воскресных обрядах своей семьи, но все делала словно автомат. Завтрак; обедня в церкви Святой Терезы; поездка на трамвае до площади Виктории. Она была молчаливой от природы, и это помогало ей скрывать печаль. Восторг от прогулки испытывали отец и братья; ее мать и она только терпели это чувство, но уж точно не разделяли.

Национальный парк, который нравился Энрике, сегодня казался ей шумным и вульгарным местом. Лошади, на которых карабинеры в парадной форме ехали по специальной дорожке сбоку от окаймленной деревьями прогулочной аллеи, нервничали так же сильно, как она. Энрика продолжала ругать себя за поведение во время допроса в полицейском управлении — за то, что показала себя тогда совсем не похожей на себя настоящую.

Она шла на один шаг позади родителей и вела за руки братьев; сзади сестра и зять катили коляску с ее маленьким племянником. Энрика подумала, что, наверное, так и состарится без семьи, без собственных детей из-за своего скверного характера. Но разве мать не говорила ей всегда, что именно характер — ее главное достоинство. Солнце заливало светом цветущие деревья. Дети развлекались с яркими педальными автомобилями. Шарманка играла: «Спи, Кармела». Какая ирония: эту песню играют для нее, не спавшей всю ночь.

Пролетая над вершинами сосен, в парк проникал мерный шум спокойного моря. Семья Энрики остановилась около прилавка с семечками и орешками: отец, как всегда, сделал вид, чтобы братья умоляли его и он уступил, а на самом деле хотел купить несколько пакетиков себе. Энрика любила свою семью, но сегодня не могла вынести присутствия родных, и ей хотелось вернуться в свою темную комнату. Он пошли дальше, к аквариуму зоопарка — еще одному обязательному пункту воскресного маршрута. Там они, как обычно, будут смотреть на морских звезд и в сотый раз изображать восторг и изумление: отцу это очень нравилось.

Проходя мимо маленького храма с бюстом Вергилия и в сотый раз рассеянно слушая отца, который рассказывал ей о подвигах мага, она с горечью подумала, что женщина-маг, к которой она обратилась, ей явно не помогла, даже наоборот. Потом она вспомнила об ужасной смерти этой женщины и устыдилась своей мысли.

На мгновение Энрика встретилась взглядом с мужчиной, который улыбался как слабоумный, и быстро отвела глаза. В ее уме не было места ни для чего, что не могло исправить положение, в котором она оказалась.

Однако этот мужчина был ей смутно знаком. Прежде чем изгнать его образ из сознания, Энрика на минуту задумалась: где она могла его видеть?

* * *

Доктор Модо не должен был находиться в больнице, но все равно был там, что с ним случалось часто. Накануне вечером Ричарди рассказал ему в своей обычной холодной, но трогающей душу манере о том человеке, который вонзил в себя нож. Ни сам Модо, ни комиссар никогда не говорили с этим человеком, но все же доктору пришла на ум мысль посмотреть, как тот себя чувствует.

Доктор стоял у постели убитого, смотрел на него и иногда задумчиво проводил рукой по своим седым волосам. Модо думал о силе мечты.

«Кто говорит, что мечты не имеют власти над действительностью? — думал доктор. — Тебе было хорошо, пока ты не начал мечтать. В твоей жизни были более или менее хорошие минуты: ты произвел на свет трех детей, обнимал их, играл и шутил с ними. Работая весь день, а иногда и ночью, ты всегда делал так, чтобы у них было достаточно еды и питья.

Ты обнимал свою женщину крепко и нежно. И занимался с ней любовью, зарабатывая себе маленький кусочек рая. Ты уходил из дома в дождь и в солнце, ты пел и, может быть, плакал, ты чувствовал первый запах цветов и снега. Ты знал черные и голубые глаза, ты видел небо и луну. Иногда тебе хотелось пить, и никто не отказывал тебе в стакане свежей воды. А потом ты стал мечтать, и с этого дня тебе уже не хватало твоего счастья. Ты решил, что начнешь подниматься вверх. Но скажи мне: помимо того, что подниматься утомительно, кто заставил тебя поверить, что на вершине тебе было бы лучше?»

Не изменив выражения лица и не ожидая ответа, доктор накрыл простыней труп Тонино Иодиче.

Первое воскресенье весны закончилось.

44

Поднимаясь по лестнице управления, Ричарди столкнулся с полицейским Сабатино Понте. Этот нервный человек маленького роста числился рядовым полиции, однако заместитель начальника Гарцо держал его при себе в качестве помощника и курьера. Такой должности не было в штатном расписании, но слащавые манеры и заискивание перед начальством, а также не очень ясно высказанная рекомендация помогли малышу Понте избавиться от настоящей полицейской службы и добиться нынешнего удобного положения.

Майоне, от всей души презиравший коротышку-привратника, ворчал, что Понте — пес, которого уважают ради хозяина, и с издевкой добавлял: «То есть уважают ни за что».

Понте испытывал суеверный страх перед комиссаром Ричарди и старался как можно меньше встречаться с ним, если же был вынужден обратиться к комиссару, старался не смотреть ему в лицо и уходил, как только появлялась возможность. Если этот человек оказался у подножия лестницы в такой ранний час, значит, случилось что-то серьезное.

— Добрый день, комиссар. Добро пожаловать, — сказал Понте, глядя сначала в потолок, а потом на башмаки Ричарди.

— Да, Понте. Что случилось? Я что-то натворил?

Понте нервно улыбнулся и стал сосредоточенно рассматривать маленькую трещину в стене слева от себя.

— Представьте себе, нет. И кроме того, кто я такой, чтобы упрекать такого человека, как вы? Просто заместитель начальника просит вас, как только вы сможете, заглянуть к нему в кабинет.

Бегающий взгляд коротышки-привратника беспокоил и раздражал комиссара, которому приходилось поворачивать голову вслед за глазами Понте.

— Что такое? Заместитель начальника в этот час уже в кабинете? Утром в воскресенье? По-моему, это странно.

Понте стал водить взглядом по участку пола, до которого было три метра, как будто следил за ползущим насекомым.

— Нет, нет. Вообще-то он еще не пришел. Но он просил передать, чтобы вы сегодня утром поговорили с ним. И чтобы до разговора ничего не предпринимали по делу об убийстве Кализе.

«Вот оно что! — подумал Ричарди. — Старый лис Майоне был прав».

— Хорошо, Понте. Скажи заместителю начальника, что я буду у него в десять часов. И сходи к глазному врачу: по-моему, у тебя что-то не в порядке со зрением.

Полицейский вытаращил глаза, торопливо отдал честь и убежал по лестнице, прыгая через три ступеньки.

Перед дверью кабинета его ждал Майоне. Лицо у бригадира было печальное.

— Плохо начинается этот день, комиссар. Я позвонил доктору Модо в больницу. Иодиче умер сегодня ночью.

Он снова взялся за трубку телефона и стал набирать номер — уже третий. Здесь его тоже полностью успокоили.

В тоне все трех своих собеседников он чувствовал сострадание. Насколько он мог судить, хотя понять было трудно, не видя их лица, все знали про Эмму и того мужчину. И о нем тоже.