Книга Фату-Хива. Возврат к природе - Тур Хейердал

Островитяне здесь, как и на Фату-Хиве, обосновались на берегу, где ветер разгонял комаров. Но очень уж мало домов было для такой большой долины, и жителей — раз, два и обчелся. Одни сидели на корточках перед своей хижиной, другие развалились на циновках в доме. Разница между деятельным Генри Ли, который не покладая рук трудился, чтобы расширить свою плантацию, и праздными полинезийцами, думающими только о еде и любви, бросалась в глаза. По словам Алетти, островитяне ждали, когда орехи сами свалятся на землю. Расколют топором скорлупу, извлекут ядро и продадут копру на шхуну или получат за нее консервы у того же Генри Ли. Подобно Вилли на Фату-Хиве, норвежец, держал небольшую лавчонку.

Если не считать птичьего щебета, царила полная тишина, и никто, за исключением Генри, не проявлял трудовой активности. Убедившись, что конь Тераи стоит перед одной из хижин, я попросил Алетти быть моим провожатым, и мы отправились в глубь долины.

Внезапно я увидел их. Увидел великанов. Раздвинув зеленые ветки, Алетти молча, с благоговением на лице показал в глубь зарослей. Оттуда на меня таращились глаза величиной со спасательный круг; искаженные дьявольской усмешкой огромные рты, казалось, были способны проглотить человека. Шире гориллы в плечах, высотой в два человеческих роста, истуканы производили сильнейшее впечатление на немногих путешественников, которым довелось их ви— деть. И зрелище могучих красных изваяний настолько не вязалось с видом апатичных островитян, что невольно рождался вопрос: кто и как воздвиг в долине Пуамау этих многотонных исполинов?

В свое время я читал о том, что где-то на Маркизских островах есть большие статуи. Но одно дело прочесть две-три строки, совсем другое — неожиданно встретиться в дебрях лицом к лицу с огромными истуканами.

Мы подошли к самому большому из них, опирающемуся на высокий пьедестал. Вместе с углубленным в кладку цоколем каменный богатырь достигал трех метров; вдвоем нам еле-еле удалось обхватить его вокруг пояса. Материал — красная порода, выходов которой я поблизости не обнаружил[7]. Алетти рассказал, что карьер находится в верховьях долины; отец видел там несколько необработанных заготовок из такого же туфа. Рядом с заготовками лежали брошенные ваятелями рубила из твердого базальта.

Красные изваяния стояли на своего рода культовой площадке под открытым небом; присмотревшись, я увидел в зарослях много стен и террас. Некоторые статуи лежали полузасыпанные на земле, обезглавленные или с отбитыми руками. Из-под лиан и папоротника на нас глядели высеченные отдельно чудовищные круглые головы. Но самым поразительным было изваяние, изображающее как бы плывущего великана с коротенькими руками и ногами. Он опирался животом на уходивший в землю короткий цоколь.

В книгах отца Алетти вычитал, что каннибальские празднества на этом святилище происходили вплоть до тех пор, пока гавайский миссионер, полинезиец Кекела, пятьдесят лет назад не обратил три местных племени в христианство и не засадил весь участок кофейными кустами. И в самом деле, среди поглотивших статуи зарослей всюду рдели кофейные ягоды.

Три исследователя осматривали каменных истуканов Пуамау. В 1894 и 1896 годах — Ф. Крисчен и К. фон ден Штейнен; в 1920 году, когда Генри Ли уже поселился здесь, — Ральф Линтон. Всем им местные жители поведали разные версии и сообщили разные имена великанов. Генри Ли услышал от островитян признание, что на самом деле они ничего точно не знают про эти статуи. Но все версии сходились в одном: истуканы уже стояли здесь, когда предки нынешних островитян прибыли на остров и оттеснили в горы предшествующих поселенцев. Никто не мог сказать, кем были эти поселенцы; по некоторым преданиям, они потом влились в племя наики.

В жизни каждого бывают случайные на первый взгляд эпизоды, которым суждено в дальнейшем сыграть важную роль, вплоть до полной перемены жизненного пути. Встреча с каменными великанами Пуамау в то время, когда я проводил эксперимент с возвратом к природе, позднее отарыла мне перспективы, определившие мою судьбу на много насыщенных увлекательнейшими событиями лет. Это она побудила меня пересекать на плотах океаны, забираться в дебри Андских гор и пустыню Сахару, раскапывать на острове Пасхи изваяния высотой с четырехэтажный дом. И все это ради волновавшей меня загадки: я заподозрил, что еще до прихода полинезийских рыболовов на восточном мысу Хива-Оа обосновался энергичный народ, которому было привычно воздвигать каменных истуканов. В старину полинезийцы тоже были полны энергии и энтузиазма, но они больше увлекались мореплаванием, войнами, резьбой по дереву. Каменные изваяния явно воплощали иную традицию. Недаром обитатели приморской деревушки твердили, что не их предки воздвигли этих истуканов.

Вечером Генри Ли вернулся с плантации и составил нам компанию. Положив стопку книг подле керосинового фонаря, он показывал мне страницы, которые я и прежде видел, однако не уделил им достаточного внимания. Генри напомнил мне про сохранившиеся в Полинезии предания, будто на этих островах предков нынешних полинезийцев опередил другой народ. По всему полинезийскому треугольнику — от Пасхи на востоке до Самоа и Новой Зеландии на западе и Гавайских островов на севере — первые европейские мореплаватели слышали одну и ту же версию: полинезийцы застали на многих островах светлокожих рыжеволосых людей, называвших себя потомками бога Солнца, и либо изгнали, либо абсорбировали их. Память об этом была настолько свежа, что европейцев приняли за возвратившихся в свои прежние владения представителей светлокожего народа. Когда гавайцы поняли свою ошибку, они убили капитана Кука. Ему не повезло в отличие от Кортеса и Писарро, которые легко покорили могучие империи ацтеков в Мексике и инков в Перу как раз благодаря тому, что в памяти местных народов сохранилось предание о светлокожих переносчиках культуры, поклонявшихся Солнцу и воздвигавших исполинские каменные статуи. Согласно легенде, эти солнцепоклонники ушли куда-то через Тихий океан.

— Полинезийцы обожествляли предков, — говорил Генри Ли. — Они были знатоками генеалогий и могли перечислить поименно всех своих предков вплоть до тех, которые впервые высадились на здешних островах. На Маркизах генеалогии были зашифрованы в замысловатом узелковом письме вроде перуанских кипу. У нас нет причин не верить им, когда они утверждают, что до полинезийцев здесь уже жили какие-то племена.

— Но какие именно? — спросил я. — До Южной Америки семь тысяч километров, до Индонезии вдвое больше — где искать?

Генри Ли пригладил свои длинные светлые волосы.

— Во всяком случае викинги тут ни при чем, — усмехнулся он. — И нелепо говорить о народах, которые будто бы дошли сюда по сухопутным мостам. Каждый геолог знает, что в полинезийской области океана таких мостов не было. Речь может идти о мореплавателях из безлесной страны, где было заведено использовать для строительства камень и высекать статуи. Полинезийцы вышли из лесистых краев и были мастерами резьбы по дереву. Они вырезали тотемные столбы, украшали резьбой носы своих пирог. Конечно, и они умели делать орудия или фигурки из небольших камней, но никто не видел, чтобы полинезиец врубался в горный склон и вытесывал монолитные изваяния. Никто. Да и сами они не приписывают себе таких подвигов. Может быть, кто-нибудь из вас хочет попробовать?