Книга 22:04 - Бен Лернер

Сейчас мы сидели бок о бок на садовых качелях посреди обширного запущенного заднего двора в Нью-Полце, и, увидев на дневном небе почти полную луну, я опять начал перечислять причины, по которым «верю», что высадка – фальсификация. За прошедшие годы это стало у нас одним из ритуалов, подтверждающих верховенство наших отношений над всеми прочими способами образования пар; наполовину это шутка, понятная только нам двоим, наполовину – катехизис. Я обнял ее одной рукой за плечи; рак у ее матери распространился на позвоночник.

– На некоторых снимках есть более светлые участки или отблески, и это показывает, что использовали большой прожектор.

– Этот прожектор виден, когда из спускаемого аппарата выходит Олдрин.

– Но зачем им могла понадобиться такая инсценировка? – со смехом спросила истощенная мать Алекс. Уже был вечер, мы сидели на веранде, затянутой сеткой, отчим Алекс готовил на кухне легкоусвояемую еду, богатую биофлавоноидами, а мы втроем тем временем курили марихуану, которую я привез по просьбе больной: врач в неофициальном порядке рекомендовал ее как лечебное средство. В счет своего еще не полученного аванса я купил в специализированном магазине на Сент-Маркс-плейс ингалятор – «всем бонгам бонг», так охарактеризовал его Джон; он устраняет канцерогенные составляющие, вредные для ее горла. Сидя в плетеных креслах, мы передавали друг другу небольшой стеклянный сосуд, наполненный паром. На голове у нее была косынка золотого цвета; пар слегка отдавал мятой, а в остальном был безвкусным.

– Вы шутите, Эмма? Как зачем? – спросил я с притворным недоумением и притворным жаром. – А холодная война? А соперничество в космосе? А слова Кеннеди про последний рубеж?

– Последний рубеж – это из фильмов про Звездный путь, – поправила меня Алекс.

– Не важно, – сказал я. – Высадки на Луну внезапно прекратились в 1972 году. В том же году советские научились отслеживать удаленные от Земли космические аппараты. А значит, могли установить тот факт, что у нас там нет космического аппарата.

– Примерно тогда же мы начали выводить войска из Вьетнама, – вступил в разговор отчим Алекс, принесший поднос с ломтиками овощей и пюре из турецкого гороха. – Телерепортажи о высадках на Луну могли быть попыткой отвлечь американцев от войны.

– Интересная мысль, Рик.

Мой напускной преподавательский тон заставил Эмму и Алекс засмеяться. Рик сел, открыл банку пива, съел ломтик желтого перца, затем встал и вернулся на кухню, забыв про пиво; он даже полминуты не мог посидеть спокойно. Вскоре за ним последовала и Алекс.

– Не говоря уже о том, что НАСА было заинтересовано в щедром финансировании, – сказал я, но понятно было, что шутки пора прекратить. Эмма испустила в изменившейся атмосфере вежливый смешок. Мне пришлось бороться с желанием чем-то наполнить воцарившуюся тишину. Примерно минуту спустя она проговорила:

– Сколько это будет продолжаться – мы не знаем.

Под «этим» она имела в виду умирание. Я подавил побуждение произнести банальность насчет того, что никто из нас не знает, сколько ему отпущено. Я сказал:

– Мы будем с вами. На всех этапах пути.

Она посмотрела на меня ровным взглядом; я почувствовал в ее взгляде благодарность.

– Это, конечно, совсем не мое дело, – промолвила она через некоторое время, – но мне бы не хотелось, чтобы вы и Алекс… как бы получше выразиться. Я немного обеспокоена… тем, что вы с ней, возможно, из-за этого совершаете скоропалительный шаг.

Под скоропалительным шагом она имела в виду зачатие.

– Она давно хотела ребенка, – возразил я, но подумал о недолгом и неудачном браке моего отца с Рейчел.

– Она и хотела и не хотела. У нее была масса возможностей, были мужчины, готовые создать семью. По крайней мере, желавшие иметь с ней общих детей. Был Джозеф…

Я пренебрежительно хмыкнул.

– Они хорошо подходили друг другу во многих отношениях. Я думаю – и говорила ей, – что тут все дело в ее отце. Она не знает, хочет она или нет, чтобы у ее ребенка был отец. – Я почувствовал, что присутствую в теневом, колеблющемся режиме. – Мне просто хотелось бы убедиться, что вы с ней знаете, чтó делаете.

Мы не знали этого толком, но уже договорились о новых внутриматочных осеменениях, очередное – через несколько дней. Они рассчитывали, что сумеют эффективно промыть и прочистить мою сперму. «Если смогли отправить человека на Луну…» – пошутил я мысленно. Я сказал:

– Может быть, это… очень веская причина.

У меня были соображения о том, почему это так, но я счел за лучшее не продолжать. Она немного поразмыслила.

– Может быть.

Может быть, может быть. В подвале, где нам предстояло ночевать, имелась гидромассажная ванна – ее установили для сеансов гидротерапии, чтобы уменьшить боли, но мать Алекс никогда ею не пользовалась. Возможно, мы ошибочно предположили, что вода сыграет роль добавочной смазки; возможно, увидели в ней образ будущего, которое наследуем, или сочли, что она сделает очертания наших тел менее четкими и тем самым уменьшит странность происходящего; но вода, нам следовало знать, смывает естественную смазку, а силиконовые заменители не рекомендуются, если пара хочет зачать ребенка, – да у нас и не было их под рукой.

Все это, вероятно, было снято в Лос-Анджелесе в звуковом павильоне. Или в пустыне, а потом воспроизводилось в замедленном показе, чтобы имитировать невесомость.

Нет, парой мы не были. Мы вылезли из ванны и отправились в соседнюю комнату, где Рик разложил для нас диван-кровать. По пути к спальному месту я, однако, вышел из состояния мужской готовности. Я воспрепятствовал – не знаю уж, по каким причинам, – тому, чтобы она начала ласкать меня губами, и поцеловал ее со страстью, которой не испытывал, но которую эта симуляция мало-помалу во мне возбудила; вскоре, к своему облегчению и, если честно, к своему удивлению, я смог продолжать.

Смазка между тем по-прежнему была проблемой, и к тому же мы – может быть, ошибочно – считали, что куннилингус уменьшает вероятность зачатия, поскольку слюна снижает подвижность сперматозоидов. Поэтому мы ограничились ручной стимуляцией, Алекс мне помогала и через некоторое время, дополнительно возбудив себя чем-то, что, закрыв глаза, вызвала в воображении, была готова. Когда я лег на нее, она их открыла, темный эпителий и прозрачная строма, и сказала – несомненно, чтобы подбодрить и меня и себя: «Трахни меня». Но явная наигранность в голосе человека, меньше всех, кого я знаю, склонного к наигранности, заставила меня улыбнуться; и вот мы уже оба смеемся, и от смеха у меня в один миг полнокровие сменяется дряблостью. Я скатился с нее и лег рядом на спину. На фотографиях, сделанных, если верить подписям, в местах, отстоящих друг от друга на мили, видны одинаковые участки поверхности.

Мы подышали еще немного травкой из ингалятора, который я заранее поставил у стенки, – хотя кто знает, как это могло подействовать на мою сперму, – и в конце концов она попыталась начать сызнова; на этот раз я не стал ей препятствовать. Я смотрел в потолок и старался не думать о ее матери, спящей двумя этажами выше; не плохо ли, в свой черед, сказываются на зачатии такие старания? Вскоре благодаря мысленному образу рыжеволосой с вечеринки в Марфе я опять обрел готовность. Она села на меня. Прежде чем я успел оглядеть ее спортивное тело, она, вероятно, не желая видеть моего лица или стремясь избежать моего взгляда, с силой надавила нижней частью ладони мне под подбородок, откидывая мою голову назад, так что я смотрел теперь на стену позади себя; я прикусил язык, и мятное послевкусие пара соединилось во рту с металлическим вкусом крови.