Книга Плата за страх - Петр Акимов

Практически все силы отдавая фирме, Панкратова так вошла в колею «дом — работа», что заставила себя забыть о недавних кошмарах.

Звонки «доброжелателей» — сцепление случайных обстоятельств.

Взрыв Надиной машины — невезение.

Смерть Глебского — следствие его тяги к сомнительным развлечениям.

И все — в прошлом, все.

Ее устраивало, что Кузнецова, радуясь тому, что жизнь у подруги налаживается, но отчаявшись застать Тамару свободной от вороха дел, почти не заходит и очень редко звонит. Если бывают запои работой, то у Панкратовой был как раз такой запой.

Но жизнь умеет напомнить о том, что беспросветное невезение случается, а вот чтобы радости без неприятностей — нетушки.

Старушка из их двора, баба Катя, сказала возвращавшейся с работы Тамаре Владиславовне, что какой-то дедок уже давно подкатывает к соседям, расспрашивая о Панкратовой.

— А вчерась, — покачивая коляску с внучкой и таинственно приглушая голос, сказала баба Катя, — тут и какой-то парень про тебя спрашивал. Потом его на твоей площадке видали.

Если бы не эти ее слова, Панкратова вряд ли бы заметила на верхнем замке своей прочной, как в банке, двери несколько глубоких царапин. Она вызвала из «Мастер Лок сервис» спеца, и тот подтвердил: да, была попытка вскрыть замок. И подсказал, как можно на всякий случай подстраховаться, без хлопот меняя ключи.

А еще через неделю ей на работу позвонила Кузнецова и, стараясь не напугать, сказала как бы между прочим:

— На даче сейчас хорошо: тепло, зелень. Может, отправишь Зайку к моим старикам? Чего ей в городе пыль глотать?

— Нет, у меня сейчас запарка. Если она будет у твоих, я ее неделями не смогу навещать.

— Ничего страшного. Ребенок поживет на природе. Возьмет с собой ноутбук, будет под деревьями кайф ловить.

— Нет, спасибо. Не сейчас, — с непонятным для себя упрямством отказывалась Панкратова.

И Кузнецова не выдержала:

— Не будь дурой! Ты помнишь, я рассказывала о мальчишке, который мою тачку взорвал? Так вот: он куда-то исчезал зимой. А недавно появился опять. Олег вчера решил за ним присмотреть. Походил следом по городу. И вот этот юный химик зачем-то вокруг твоего дома шарахался: балконы рассматривал. Я не хочу тебя зря пугать, но к тебе через балкон залезть — раз плюнуть. А Зайка целыми днями дома одна.

Нет, не получилось у Панкратовой отсидеться с головой в работе. Запах жертвы притягивает хищников, и с ветром Тамаре явно не повезло.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Две последние недели июня без продыха, включая субботы и воскресенья, Тамара Владиславовна вместе с шефом, старичком юрисконсультом, Ириной Павловной, изображавшей из себя за спиной у Воротникова большую начальницу, и другими сотрудниками готовила договор с австрийскими партнерами. Ожидая потрясений в сфере финансов, фирма Воротникова помогала клиентам увести деньги подальше от загребущих ручонок российских чиновников. В понедельник 6 июля документы были подписаны и сданы в банк. Во вторник деньги клиентов упали на счета «Аметиста» и тут же ушли в Австрию. А со среды Воротников в связи с удачной сделкой объявил всеобщий отдых до следующей недели.

Панкратова отправилась на дачу к родителям Надежды Кузнецовой. В июне она практически не видела свою дочь, которую с немалыми предосторожностями отвез туда Олег Комаров. Хотя Зайка уверяла, что всем довольна, Тамару потихоньку грызла совесть. Ей и прежде не раз доводилось гостить с дочкой у Веры Семеновны и Федора Кирилловича Кузнецовых. Особенно привлекало Тамару то, что старики естественно, без сюсюкающей жалости, обычно маскирующей брезгливость, воспринимали Зайку. Их не смущало то, что двенадцатилетняя девочка ведет себя и говорит, как первоклассница. Да и сама девочка, боязливо относящаяся к чужим, не дичилась родителей Надежды.

И в этот приезд все было прекрасно. Кузнецовы затеяли косметический ремонт. Так что гостье, помимо солнца, прозрачного воздуха и шелковистой травы для босых ног, нашлась работа. Приятно, когда есть к чему приложить руки на лоне природы, и Зайка, налазившись по деревьям, с восторгом помогала отмачивать старые обои и красить пол.

На третий день после приезда Панкратовой, вечером, они с дочкой белили деревья. И обе краем глаза наблюдали за тем, как Вера Семеновна и Федор Кириллович, будто греясь друг подле друга, беседуют на крыльце. Старик покуривал, любуясь нежным закатом и выстругивая из березового нароста, капы, очередную вазу. Старушка, большая, чем муж, любительница чтения, рассказывала ему что-то, негодуя на современную литературу. Он внимательно слушал, кивал, но не соглашался:

— Не то паршиво, что много насилия. Паршиво, как оно выставлено. Будто убийство легко, просто и безнаказанно. Это, во-первых, развращает и — неправда.

— Отчего ж? Сейчас творят, что хотят. Среди бела дня.

— Вот и тебя, выходит, убедили. Верка, вспомни: ты хоть одного счастливого негодяя знаешь? Пусть он и на свободе?

— А я вообще с негодяями не знаюсь!

Тамара вдруг поняла то, что раньше только грело ее здесь, но не осознавалось: эти двое абсолютно счастливы. Хотя у Веры Семеновны это второй брак, а у Федора Кирилловича — третий, они будто и не подозревают о существовании других мужчин или женщин. Им вполне хватает для счастья друг друга.

Ну и еще немножко нужны телевизор и книги.

Как они умудрились за тридцать лет не наслушаться и не налюбоваться друг другом? Кузнецов порой брюзжал на то, что его, старенького, тут мало любят и держат в черном теле, кормя вегетарианской пищей. Но это от мужского кокетства. Напрашивался на ласку и комплименты. Вера Семеновна охотно подыгрывала, изображая верную рабу, боящуюся, что хозяин сбежит к молоденьким. Замечая, как седые, но стройные и крепкие, точно черпающие силу из любви, старики пользуются каждым случаем, чтобы прикоснуться друг к другу, Панкратова почти до слез завидовала им. Однако то, что ей самой, очевидно, никогда не найти столь родной половинки, даже не обижало. Глупо обижаться, если не дано порхать, как бабочке. Для счастья обычна зыбкость.

Надежда, дочка Веры Семеновны от первого брака, выросшая среди любви и доброты, не унаследовала везения матери. Первый муж погиб в Афганистане, а второй оказался банальным лодырем и пьяницей. Что уж говорить о самой Тамаре, чьи родители, даже любя, все время либо скандалили, либо тягостно молчали, обижаясь друг на друга. Во всяком случае, такими она их помнила по редким встречам во время их отпусков.

Может быть, и бывший муж прав, охладев к ней, неудачнице с неудачным ребенком. Она выгнала его сама, но не обольщалась: выгнала, потому что не нужна была ему. Что толку мучиться всем троим? И все-таки это так больно и так несправедливо!

Должен же быть и для нее суженый. Обязан быть.

Где этот мерзавец бродит? На кого тратит себя?

Вера Семеновна вдруг встрепенулась, ушла в дом, но вскоре выскочила на крыльцо и крикнула: