Книга Через испытания - к новой жизни. Причины наших заболеваний - Рюдигер Дальке

Такие попытки существовали в нашей культуре уже давно, потому что почти все мудрецы признавали, что страх смерти является серьезным препятствием для плодотворной жизни.

Ангелиус Силезский сказал так:

Умри прежде, чем ты должен будешь умереть…

Тот, кто не умер, когда умирал, тот должен гнить вечно…

Гете выразил ту же мысль, но другими словами:

И пока не осознал

Смерть и становленье,

Ты всего лишь погостил

В царстве сотворенья.

Говорят, что Сенека высказал следующую мысль: «Чтобы не бояться смерти, я постоянно о ней думаю».

Для Востока знания о смерти естественны. Рабиндранат Тагор выразил их так: «Смерть относится к жизни так же, как рождение. Жизнь осуществляется и в поднимании, и в опускании ноги».

Несмотря на большое количество подобных высказываний со стороны мистиков и богословов, искусство умирания и смерти у нас всегда остается под запретом. И это большая ошибка. Человеку, сознающему вечный ритм жизни и смерти, гораздо легче осознанно принять смерть.

Сознательное отношение к смерти

Другие культуры могли бы дать нам указания, как свободно и раскованно существовать «на дружеской ноге» со смертью. Многое говорит о том, что Ангелиус Силезский прав: жизнь во всей ее глубине начинается только после встречи и примирения со смертью. Это часто подтверждают люди, перенесшие реанимацию. После встречи со смертью они нередко теряют всякий страх и начинают новую и, как особо подчеркивается, настоящую жизнь.

Индейцы и эскимосы, которым мы так часто ставим в вину то, что они оставляют умирающих погибать от голода, на самом деле имеют примиренное отношение к смерти, которую нередко рассматривают в качестве сестры. Если старый сородич чувствует, что пришло его время, он без какого-либо внутреннего давления начинает подготовку к последнему большому переходу, нисколько не сомневаясь в том, что скоро встретит его Великий Дух Маниту, и что его жизнь ни в коем случае не заканчивается, потому что он отправляется в Вечные Охотничьи Угодья. В принципе, их верования похожи на христианские, но разница в том, что они действительно верят, и это дает им поддержку и опору.

Старый индеец обязательно сообщит своим соплеменникам о предстоящем ему переходе на другой уровень, а они окажут ему всяческую помощь, какая только предусмотрена традициями. Они помогут ему смастерить его последнее сиденье или другое предусмотренное обычаем место для умирания. Потом старик спокойно соберет свои тотемы (их немного), которые, как правило, имеют не материальную, а духовную ценность, и будет готов. Он спокойно и с достоинством будет ждать, когда его призовут наверх. Никакой пищи в дорогу он не получит, но не потому, что индейцы жадные. Просто они знают, что физическая пища уже не играет для него никакой роли.

Умирающего эскимоса племя тоже оставляет в одиночестве в его последнем иглу, откуда тому предстоит отправиться в дальний путь.

Доброе начало этих ритуалов проявляется и в том, что ошибавшегося старика, который не умер, племя охотно принимает обратно. Он будет жить вместе со всеми до тех пор, пока зов не повторится и старика действительно не заберут наверх. Эти ритуалы полны достоинства и понимания.

Игнорируя телесную пищу, индейцы и эскимосы – в отличие от нас – не обделяют умирающих пищей духовной. Ни одна культура в своем отношении к умирающим не является настолько варварской, как наша.

Индусы посвящают подготовке к смерти последнюю четверть своей жизни. И как раз в этом проявляется равнодушие к ней, изумляющее нас. Представление о том, что необходимо расстаться абсолютно со всем, чтобы босиком, то есть в унижении, отправиться к Гангу и ждать смерти, помогая другим сжигать на погребальном костре трупы, кажется нам диким. Иногда любопытные западные туристы наблюдают за этой пляской смерти с ужасом и непониманием.

Удивительное отношение к смерти распространено у жителей Тибета, которые основываются на философии буддизма Вайрочаны и Книге мертвых. Половину своей жизни они проводят в подготовке к переходу на другие уровни. Само собой разумеется, лама сопровождает человека в переходе наверх через так называемые промежуточные состояния к смерти. Интенсивная проработка темы смерти и умирания приводит к «парадоксальному» результату: тибетцы – очень жизнерадостный народ. Депрессии, являющиеся атрибутом современного западного общества, им неизвестны.

Добровольная смерть

При такой открытости смерти легче понять феномен осознанного стремления к ней. Сжигание вдов в Индии остается варварским ритуалом патриархального общества. Даже сегодня, когда это запрещено законом, вдовы прыгают в горящий костер на труп своего мужа. Это свидетельствует об отсутствии у них страха смерти и не имеет ничего общего с самоубийствами в Европе.

В Японии существует целое искусство ритуального самоубийства, харакири. В полном сознании по всем правилам японец втыкает особый длинный нож в конкретную область живота и из последних сил, сосредоточенно тянет его вверх, по направлению к сердцу. Это объясняет и действия летчиков-камикадзе времен Второй мировой войны. В обществе, где не боялись смерти, а относились к ней с уважением, где император и отечество были превыше всего, считалось почетным обрушиться на врагов страны, как божественный ветер (яп. камикадзе). Молодые герои праздновали предстоящую смерть в кругу семьи, надевали рубашку смерти, обвязывали специальную широкую ленту вокруг шеи, а потом отправлялись в свой последний полет. Подобные не ведающие страха смерти бойцы есть у мусульман, которым за смерть в священной войне обещано Седьмое небо. Конечно, они ошибаются, наивно путая внутреннюю битву с войной против врагов ислама, но сути отношения к смерти это не меняет. Можно предположить, что в таких случаях порог страха смерти очень невелик, потому что религия или философия убедительно гарантируют жизнь после смерти.

Самоубийство чаще всего связано с боязнью жизни. Пока страх перед жизнью превышает страх перед смертью, человек склонен к самоубийству. Мы серьезно относимся к многочисленным попыткам самоубийства, но на самом деле они не нацелены на смерть. Доведенный до отчаяния человек пытается подать знак, обратить внимание на свое внутреннее состояние, а иногда и наказать других. Если попытка суицида удалась, значит страх человека перед жизнью был настолько велик, что перевесил страх перед смертью. К этому добавляется и недостаток знаний будущего самоубийцы, которому непонятно, что, совершив самоубийство, он только ухудшает ситуацию.

В принципе, наличие тела – это огромное преимущество, которое недооценивают, пока имеют. Те люди, которые не верят в существование жизни после смерти, бывают поражены, когда после суицида их восприятие не прерывается. Они продолжают все видеть, но только не могут стать видимыми или вступить в контакт с живыми. Это касается основной части самоубийц. После «смерти» у них возникают проблемы, потому что они никак не могут выйти на правильный путь. Часто такие бедные души примыкают к тем, у кого тело есть, и судорожно пытаются вступить в контакт или влиять на них. Их предыдущие заботы продолжают играть для них большую роль и превращают их бестелесное существование в ад. Не зная, что делать дальше, находясь под давлением безвыходной ситуации, эти заблудшие души создают целый ряд феноменов, которые мы считаем вотчиной психиатров, хотя те не знают, что с ними делать. Привидения, одержимость и тому подобное – вот феномены, корни которых следует искать именно здесь. Терапевтические потуги академической медицины, охватывающие широкий спектр от интоксикации медицинскими препаратами до электрошока, неосознанно направлены на то, чтобы сделать телесную жизнь столь невыносимой, что души без оглядки мчались бы прочь. Это даже может оказаться успешным, но только на короткое время.