Книга Тайна голландских изразцов - Дарья Дезомбре

– Ясно. Спасибо. – Он осторожно пожал «учителке» руку и попросил Камышова проводить ее до проходной.

А сам повернулся к Сане-программисту, узкоплечему юноше с русой бородой и длинными, забранными в хвост волнистыми волосами, делавшими его похожим со спины на сутулую девушку.

– Ты помнишь, что у голландца было с компом? Я имею в виду, он с собой ноутбук привез?

Саня пожал плечами:

– Может, и привез. А толку-то? Что от него после взрыва осталось-то?

Андрей хмуро кивнул. Но все-таки прошерстил досье – ни слова об обугленных остатках лэптопа. Он не стал дожидаться Камышова и, вернувшись в кабинет, нашел номер вдовы покойного. Потом на Гугле перевел вопрос, который хотел задать, на английский, пару раз прочитал для верности, чтобы не опозориться, и набрал номер в Гааге.

– Халло! – сказала трубка вполне жизнерадостно, но после представления Андрея и заданного вопроса сникла.

– Нет. – Вдова была абсолютно тверда в своих телефонных показаниях. – У мужа был ноутбук, с которым он не расставался. У нас у каждого было по лэптопу. Со своим муж и полетел в Москву.

Андрей поблагодарил и попрощался. Вздохнул, глянул в окно на сумеречное небо, покачал задумчиво ногой: значит, вполне возможно, что до того, как учинить пожар, убийца забрал из номера «Метрополя» ноутбук. У антиквара же Гребнева не было привычки хранить информацию в компьютере – он записывал все в свой кондуит, и этот кондуит тоже украли.

«Получается, тот, кто убил, – думал Андрей, – и кто украл, искал какие-то сведения. И, надеюсь, нашел. Потому что если убийство для него – наработанный способ получить информацию, то он станет убивать снова и снова».

И набрал, наконец, Машин номер. Длинные гудки, потом щелчок и – «Привет, это Маша, оставьте сообщение, и я вам…». Он не был уверен, что она может слушать за границей свой автоответчик, поэтому отключился и стал писать эсэмэс, раздраженно тыкая пальцами в клавиши. Получилось следующее: «Маша, твои изразцы связаны с моим двойным убийством. Позвони мне как можно быстрее». Андрей снова покачал ногой и добавил: «Прошу тебя, будь осторожнее».

И, отправляя сообщение, почувствовал, как все внутри сжалось.

Маша

Маша стояла, замерев, на мосту и не слышала вибрации мобильного в кармане. Ей казалось, что она попала в сон. И этот сон был кошмаром. Той картинки, полной волшебного золотистого сияния, что заворожила ее сегодня утром, больше не существовало. Свет, уже вечерний, не мог пробиться сквозь дымовую завесу. Дом антиквара пылал, языки пламени вырывались через крышу и окна. От дыма даже тут, на мосту, щипало глаза. Вокруг собиралась толпа, с истошным воплем сирены приехала пожарная машина, из нее высыпались пожарные в песочного цвета форме с желтыми полосами, часть из них, взломав дверь, исчезла внутри, часть начала разгонять народ и огораживать территорию. Еще через минуту с тем же воем сирены подъехала «Скорая помощь». Маша продолжала стоять без движения – прошло полчаса, пламя потушили, но дым, едкий, пахнущий горелым деревом и какими-то химикатами, продолжал стелиться по лугу вокруг и над каналом, будто ядовитый туман. Медбратья внесли в машину «Скорой» носилки, прикрытые простыней. Один из пожарных вытащил через обугленное окно что-то в черном пластиковом мешке – собака, поняла Маша.

«Третий пожар, – сказала себе она. – Не отводи взгляда, не уводи мысли в безопасном направлении – искусство, изразцы… Вот он – труп человека, который погиб страшной смертью в огне и только что в скорбном молчании отбыл на машине «Скорой». Спасать уже некого».

Она с болезненно сжавшимся сердцем представила, как открывает дверь этот доброжелательный человек в небесно-голубом свитере под цвет глаз и, отодвигая нетерпеливого пса, улыбается незнакомцу, стоящему в дверях и заслоняющему в Машином воображении еще несмелые лучи мартовского солнца… Убийце. Но незнакомцу ли? – подумалось ей. Что рассказывал ей Андрей про последние дела? Антиквар Ревенкова, потом некий шахматист… Смерти, связанные только «крещением огнем», – она тогда не очень внимательно слушала. Разговор о работе был лишь дымовой завесой – она мрачно усмехнулась, поймав себя на бездарном каламбуре, но – да, именно дымовой завесой, чтобы не говорить о том, что для них было действительно важно. И вот теперь она расплачивается за свою невнимательность. Надо позвонить Андрею, он, наверное, уже вернулся из поездки. Нужно узнать, какие там новости… Она повернулась и медленно пошла обратно, на ходу доставая мобильник. Увидела эсэмэс и, не читая, сразу набрала его номер.

– Маша. – Голос Андрея звучал глухо. – Прошу тебя, отнесись к тому, что я тебе скажу, серьезно.

– Отнесусь, – пообещала она. И добавила сухо, без выражения: – У меня тут еще один пожар.

– Кто? – быстро спросил Андрей.

– Антиквар. Тот, что купил у здешнего прораба изразцы из ремонтируемого дома и продал их Гребневу в Россию.

– Что он знал?

– Да ничего, похоже. Кроме одного русского, который дважды приходил, чтобы умолить продать изразцы.

– Что за русский?

– Хороший вопрос. Он не знает. – Запнувшись, Маша поправилась: – Не знал. Но предположил, что этот русский работал в доме, где и стоял камин.

– Кто еще может его знать?

– Я предположила, что прораб. Он сбывал антиквару изразцы из ремонтируемых или сносимых домов. Но тут – пустышка. Прораб заявил, что никакой русский у него на объекте не трудился. – Маша помолчала. – Думаю, он врет. Очень даже трудился. Только вчерную и зарабатывал налом, с которого не платил налогов ни прораб, ни сам русский. Только я не знаю, как мне его прижать.

– Что ж, – мрачно хмыкнул Андрей, – теперь у тебя есть что ему сказать.

– Да, – кивнула Маша, забыв, что видят ее только редкие прохожие на сумеречной улице. – Что он покрывает возможного убийцу, по крайней мере, трех человек. Один из которых – его приятель дер Страат.

– Ну, примерно. И что за него, ежели что, возьмется Интерпол. И тогда одним штрафом за использование труда нелегального населения не отделаешься.

Маша нащупала в заднем кармане джинсов плотный прямоугольник картона – карточку Збигнева, протянутую при знакомстве в кафе, чтобы иностранке было проще прочитать имя с фамилией. Фамилия у Збигнева была действительно заковыристая – Брзевшикскевич. Внизу – телефон и адрес. Маша начала было набирать номер, но передумала. Она собиралась сообщить грустные новости и задать серьезные вопросы. Такие вопросы надо задавать лицом к лицу. Маша остановила такси и показала карточку водителю: далеко ли?

– Асеброк, – кивнул седой таксист. – Это за пределами города. – И прежде, чем Маша успела испугаться, добавил: – Минут пятнадцать. Рядом с кемпингом Мемлинга.

– Отлично. Довезете? – и, не дожидаясь ответа, села в машину.

Таксист высадил ее ровнехонько через пятнадцать минут перед угловым домиком из белого кирпича – уродливым, но окруженным мини-газоном. Маша прошла по выложенной серой плиткой дорожке и позвонила в дверь. Ни шагов, ни оклика, ни звука. Она подождала еще чуть-чуть и решила, обойдя, постучать в окно. Чуть опасливо взглянула на соседский дом – столь же уродливый, но уже из кирпича коричневого: а ну как примут за воровку? У соседей горел свет, слышались детские голоса и звон приборов – там уже садились за ранний ужин. Маша зашла, осторожно ступая по газону, за угол, где действительно имелось широкое окошко с парой горшков на подоконнике. Свет не горел, но в комнате еще не было темно – в ней царил сумрачный, последний перед полным угасанием дня свет.