Книга Когда приходит любовь - Мариса де лос Сантос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, я выбрала легкий путь. Не знаю. Может быть, мне прямо нужно было сказать Мартину, что надеяться не на что, что мы никогда не будем вместе, как ему бы хотелось. Но позднее я буду радоваться, что не сказала ему этого. И всегда, вспоминая этот разговор, я буду радоваться, что сказала лишь «да».
Клэр
На следующий вечер, когда Корнелия и Клэр мыли посуду, зазвонил телефон, и Корнелия сняла трубку. Она приложила трубку к уху, прижала ее плечом и вернулась на кухню, где взялась вытирать очередную тарелку.
— Да, разумеется, я вас помню. Как поживаете? — последовала длинная пауза. — Что вы говорите? — выдохнула Корнелия, и Клэр увидела, что она очень осторожно отложила тарелку, и все ее тело задрожало. Сердце Клэр заколотилось. «Мамочка». Она произнесла это слово одними губами, но внутри ее оно прозвучало как протяжный, душераздирающий крик.
— Что с ним? Не может быть, — еле слышно сказала Корнелия. — Нет…
С ним. Не с матерью. Не с мамочкой. Она снова могла дышать. «Мамочка, ты жива. Тогда и я буду жить дальше», — подумала Клэр.
— О нет, о нет, нет, нет, нет, — шептала Корнелия в трубку. Она опустила руки. Она смотрела на Клэр и не видела ее. Клэр даже не представляла, чтобы человек мог так выглядеть. «Случилось что-то ужасное. Не с мамой, но что-то ужасное», — подумала она. Ей захотелось заплакать.
Корнелия снова поднесла трубку к уху.
— Мне нужно… мне нужно… Не могли бы вы мне перезвонить через некоторое время? Да. Спасибо. — Она нажала на кнопку.
— Ох, Клэр, — произнесла она дрожащим голосом. Пока Клэр ждала, что она еще скажет, цвет комнаты стал значительно ярче. Единственным бледным пятном была Корнелия. Даже губы белые.
— Тео, — выдохнула Клэр. — Что случилось с Тео? Говори.
На мгновение лицо Корнелии прояснилось, затем снова стало странным.
— Не Тео, Клэр. Мартин. Он в Лондоне попал в автокатастрофу. Мартин умер.
Сама того не желая, Клэр почувствовала огромное облегчение. Не Тео! Она схватилась за живот, согнулась и охнула. Затем, когда до нее дошло, что сказала Корнелия, она выпрямилась и оцепенела, уставившись на нее.
Корнелия прижала Клэр к себе, поглаживая ее худенькие плечи.
— Ох, Клэр, — говорила она сквозь слезы. — Ох, Клэр, мне так жаль, но твой отец умер.
Корнелия
Прежде чем я расскажу что-то еще, я должна заявить следующее: смерть Мартина — не часть моей жизни.
Разумеется, я горевала, я была потрясена. Но его трагическая смерть не моя трагедия и даже не трагедия Клэр, хотя история довольно печальная и может тронуть любого. Я близко знала его в течение трех месяцев, но сорок четыре года он принадлежал себе. Мартин был ребенком, поворачивающим голову на свое имя, затем подростком, изучающим мир, потом он стал мужчиной. Понимаете, о чем я? Забудьте о космическом единстве. Мартин слишком рано потерял свое право на жизнь. В этом трагедия. Не думаю, что я сказала что-то новое. Мне просто нужно было выговориться.
Но я должна вернуться к себе (опять «я, я, я», как стук мотора или биение сердца), к моей истории, потому что она моя и мне ее рассказывать.
Кем я была в те дни после телефонного звонка? Трудно сказать. Многие считали меня почти вдовой. Я присутствовала на похоронах, которые мне помогли организовать секретарша Мартина Тереза Блам и его адвокат Вудс Роулингс, держа за руку Клэр, и представляла себе, что думают люди (а их собралось довольно много), глядя на меня — ростом с ребенка, прямая спина, вся в черном, разбитое сердце, но держусь. Меня почти тошнило. Кроме детей, никто так не вызывает жалость, как хрупкая маленькая женщина, и эта жалость, казалось, вытекала из всех глаз, прилипала к моей руке, когда ее пожимали, и слышалась в голосах, когда высказывали соболезнования. Если вы думаете, что это меня раздражало — так нет. Мне было просто досадно и хотелось все объяснить.
Есть люди, чья смерть заставляет вас глубоко горевать. И есть люди, чья смерть мешает восходу солнца, смерть, которая красит стены в черный цвет в каждой комнате, смерть, которая посылает грозовые тучи, и вы лишаетесь возможности слышать музыку и не узнаете собственную мебель и свое лицо в зеркале.
Я не любила Мартина Грейса. Не любила. Если стремление держаться за этот факт покажется вам бессердечным, особенно в тот момент, когда играют траурный марш Шопена, представьте, насколько было бы хуже притворяться перед всеми и особенно перед собой, что я его любила. Докатиться до такой лжи было бы неприлично и непростительно.
Но Мартин любил меня, и не думайте, что я этого не ценила. Я не хвастаюсь, просто знаю. В любви есть некая святость, не важно, востребована эта любовь или нет, и тот, кто не воспринимает эту любовь с благодарностью, просто эгоист. И в последние секунды я прошептала ему о своей благодарности, и она полетела, как птица, и я надеюсь, что она нашла Мартина.
Помню, что мне было холодно, что мои глаза и сердце были сухими. Но многое стерлось из моей памяти, еще тогда, когда превратилось в мутное пятно, освещаемое вдруг яркими четкими вспышками.
С адвокатом солидной юридической фирмы Вудсом Роулингсом мы встретились в его кабинете. Адвокат повернул ко мне свою круглую голову, вытаращил синие круглые глаза, показавшиеся мне двумя фарами, и спросил через блестящее озеро стола, почему Клэр жила у отца.
— Не совсем обычно, согласитесь. Затянувшийся визит. Миссис Хоббс куда-то уехала? Надеюсь, она здорова, — сказал он элегантным голосом.
— Она здорова, — ответила я, сохраняя спокойствие. — Ей потребовалось побыть одной, попутешествовать и подумать. Мартин, естественно, не мог отказаться, поскольку она столько лет воспитывала дочь одна. Откровенно говоря, я не знаю точно, где она сейчас, хотя она и упоминала Испанию как одну из целей своей поездки. — Я не отвела глаз. Даже не моргнула.
* * *
В дверях стояла Линни в красной ковбойской рубашке.
— Корнелия, — сказала она растерянно, — как мы будем с этим справляться? Как нам себя вести?
— Значит, Хейс сказал тебе, где купить рубашку, — заметила я, тронув одну из перламутровых застежек.
— Сказал, но… — она подмигнула, — эта рубашка его. — И она одарила меня легкой, кокетливой ухмылкой, такой для нее типичной, что я съела ее, как свежее яблоко, и она подкормила мою душу.
В утро похорон появился Тео в синей куртке и брюках цвета хаки. От него пахло дождем.
Еще мне пришлось встретиться с потрясающей рыжей девицей, которая бросилась мне на шею с рыданиями.
— Простите меня, — всхлипывала она, — мне не следовало вам этого говорить, ведь это закончилось много лет назад. Но, Боже, как же я его любила!
Я готовила вафли для Клэр и слышала мягкий, теплый голос Мартина за своей спиной. Слышала его, как бывало, всем своим телом. Его голос был настолько живым, что я обернулась, чтобы увидеть его, и уронила на пол коробку яиц.
