Книга Мечтай обо мне - Джози Литтон

— Мне пришлось! — крикнула она. — Две жизни были на ставке, пойми! — Кимбра помедлила, вспомнила молодого купца и торопливо продолжала, радуясь тому, что Вулф не пытается ее остановить. — Михайла ни в чем не виноват! Он не знал и не знает о твоем запрете. И Надя не виновата! Если хочешь наказать, наказывай меня одну!

Умолкнув так же внезапно, как заговорила, Кимбра бессильно уронила руки и ждала. Вулф должен понять, думала она. Ради всего, что у них было, ради наслаждения, которое они делили, и клятвы, которую он дал тогда в темнице — что не обидит ее.

— Я тебя предупреждал, — сказал ярл с бесстрастным видом, обычным в минуты особенно яростного гнева. — Я дал тебе шанс исправиться, и не один. Похоже, я слишком долго играл в великодушие. — Он пожал плечами и скривил губы в усмешке. — Ты не оставляешь мне выбора, Кимбра.

Она могла вынести все, кроме безмерного разочарования в голосе мужа. Разочарование и решимость отражались в его позе, в лице, во взгляде. Было совершенно ясно, как он намерен поступить.

Никто никогда не бил Кимбру. Она не испытала этого, но знала, что люди чувствуют не только физическую боль, но и унижение. Она была уверена, что до конца жизни не простит Вулфу, если он поднимет на нее руку.

— Ты… — начала она, но не нашла слов и умолкла.

Душевная боль нарастала, становилась такой сильной, что перехлестнула бы через самую высокую стену, какую она ухитрилась бы мысленно возвести.

— Ты… не… посмеешь… — произнесла Кимбра онемевшими от ярости губами.

Вулф был заметно озадачен. Вряд ли он ждал от нее отпора в такую минуту. Но его лицо осталось решительным, и он двинулся вперед.

— Это послужит тебе уроком, Кимбра. Когда наша жизнь вернется в обычную колею, ты уже не совершишь такой глупости. Последняя капля переполнила чашу гнева.

— Глупости?! Глупости? Что глупого в том, чтобы врачевать людей? Что глупого в том, чтобы доверять собственному суждению? Не ты ли, уезжая, просил меня присмотреть здесь за всем? Хотелось бы мне знать, что ты имел в виду! Как бы тебе понравилось вернуться домой и узнать, что и мать, и нерожденный младенец мертвы только потому, что твоя жена не посмела пройти четверть мили до города? Или тебя не волнует, что мне пришлось бы жить дальше с таким грузом на совести? Если тебе все равно, подумай, кем бы я предстала в глазах твоих людей!

На этот раз Вулф был по-настоящему ошеломлен. Глядя в его растерянное лицо, Кимбра чуть было не разразилась истерическим смехом, потом чуть не разрыдалась, но, к счастью, сумела удержаться и от того, и от другого. Сейчас это было неуместно. Она не знала, что предпринять, поэтому сделала первое, что пришло на ум: схватила что-то со стола и швырнула мужу в грудь. Издав чмокаюший звук, оно отлетело, покатилось по полу и оказалось мячиком свежего творога в тонкой тряпице. Некоторое время Вулф молча его созерцал, потом перевел взгляд на Кимбру. На его лице было теперь совсем иное выражение.

— Когда я впервые тебя увидел, то подумал: ее бы вывалять в грязи, — сказал он тоном светской беседы.

— П-почему?

— У тебя был вид не от мира сего, слишком ухоженный и приглаженный, так что руки чесались посадить на все это совершенство хоть пару пятен.

Вулф огляделся, присмотрел на ближайшем столе кринку, в которую обтекал творог, поднял и выплеснул содержимое на Кимбру. Ей и в голову не пришло отскочить, она лишь жалобно пискнула и уставилась на свою промокшую одежду.

— Ну, знаешь!..

Она схватила сочащийся медом кусок сот и бросила Вулфу прямо в лицо. Бросок оказался метким, соты приклеились к щеке, и ему пришлось их отдирать.

— Вижу, тебе понравилось, — заметил он невозмутимо и пошел к ней, не удосужившись отереть лицо.

Мир ненадолго перевернулся с ног на голову, а потом Кимбра приземлилась на кучу мешков с мукой. Она сделала попытку подняться, но драгоценный супруг навалился сверху, поймал и как следует прижал ее руки.

— Попалась, женушка!

Попалась? Вот еще! Это только начало. Она покажет самонадеянному викингу, что такое настоящая англичанка. Он узнает, из какого она теста. Из такого, что ему не по зубам!

Но прежде нужно было вырваться, и Кимбра вырывалась изо всех сил, упираясь каблуками в мешок. Неожиданно мешковина треснула и мука выплеснулась фонтаном, запорошив их обоих.

Когда белая метель улеглась, перед Кимброй открылось лицо мужа. Липкая от меда щека была теперь сплошной мучной маской, на которой моргал серый глаз в белой оторочке ресниц. Кимбра схватилась за живот.

— Ах, тебе смешно?!

Ей и в самом деле было смешно, но потом вспомнилось, как долго она ждала, как боялась за него и как рада была увидеть, невзирая ни на что. Глупо было тратить время на подобную чепуху, когда им следовало бы…

На ее голову с громким бульканьем полилось молоко. Целое море молока из ведра, которое некстати оказалось в пределах досягаемости неугомонного Вулфа. Оно насквозь промочило Кимбру, и без того уже густо пахнущую сывороткой, запорошенную мукой. Вулф от смеха свалился в корчах, тыча в нее пальцем.

Кимбра нырнула к корзине с яйцами и с воинственным криком принялась метать их в мужа. Белки и желтки смешались в черных нечесаных волосах, потекли на одежду, превращая муку в густую, клейкую массу.

Насладившись зрелищем сполна, Кимбра повернулась было к полкам с другими продуктами, но была ухвачена за подол, повалилась обратно на многострадальные мешки и, ослепленная новым фонтаном муки, временно выбыла из сражения. Ей удалось проморгаться как раз тогда, когда Вулф уже подкрадывался с пригоршней ежевики.

— Куда? — зарычал он, когда она рванулась в сторону. — Ну-ка открывай рот!

Кимбра была ошеломлена, но Вулф вложил ягодку между ее губ. Она разжевала и проглотила ее под его пристальным взглядом. Вот оно, обещанное наказание, подумала Кимбра: ярл, сидя среди чудовищного кавардака, который они учинили, кормит свою строптивую супругу с рук.

А потом ягоды были забыты, губы потянулись к губам. Кимбра застонала от облегчения, желания и удовольствия. Щетина кололась, царапала нежную кожу подбородка, руки скользили по телу жадно, но осторожно.

— Только Один знает, как я соскучился!

— А я!..

Кимбра дотронулась до штанов Вулфа, схватилась за пояс, забывая застенчивость. Он завернул подол ее платья до талии.

— Когда-нибудь я не стану спешить… — начал он.

— Когда-нибудь, но не сейчас! — взмолилась она.

Вулф приподнялся, посмотрел Кимбре в лицо, провел кончиком пальца по кромке густых ресниц, изящной округлости щеки, линии подбородка, помедлил на припухших от поцелуев губах. Прикосновение было легчайшим, чтобы не разбудить. Сожаление боролось в нем с гордостью: мужчине приятно сознавать, что женщина совершенно опустошена после близости с ним, но что, если он переусердствовал?