Книга Стоя под радугой - Фэнни Флэгг

– Джентльмены, разверните свои жевательные резинки.

У Бобби сердце чуть не выпрыгнуло из груди, пока он влажными руками сражался с липкой, сладкой оберткой. Он повторял себе: «Спокойно и уверенно. Не волноваться». Мальчики стояли на сцене с огромной, размером с зефирину, розовой жвачкой в руке и ждали команды. Мистер Макинтайр посмотрел на секундомер:

– Приготовились… Начали!

Двенадцать мальчиков одновременно сунули в рот жвачку и принялись так яростно чавкать, будто это враг, которого нужно зажевать до смерти. Бобби заставлял себя сохранять спокойствие. Он знал еще один важный секрет: не начинать выдувать пузырь, пока жвачка не разжевана до нужной консистенции – не слишком мягкая, не слишком твердая. Время решает все. «Жди, жди, – повторял он про себя. – Не волнуйся, не волнуйся, жди, жди». Он слышал, что некоторые ребята уже начали выдувать, но сам терпел, пока не почувствовал, что момент настал. Он начал дуть. Сначала медленно, потом, когда надулся приличный пузырь, углублял дыхание с каждым вдохом, и вот в процесс уже включены даже плечи. Вокруг – и справа, и слева – один за другим лопались пузыри, но Бобби продолжал дуть, пока не остался в одиночестве. Впрочем, он этого не понял – дул себе и дул. Он был один на сцене, совсем один, и смотрел на мир сквозь мягкую розовую дымку пузыря – уже огромного, безграничного. В кинотеатре стояла полная тишина. Зрительный зал затаил дыхание. Он когда-нибудь лопнет? Нет, пузырь продолжал расти, пока не закрыл Бобби все лицо и голову. Он рос и рос, пока Бобби не почудилось, что он вот-вот взлетит над сценой… вылетит из дверей зала, поднимется над домами и понесется над землей, чтобы больше не вернуться. Потом это случилось. Мягкий, медленный хлопок, и вот он стоит перед зрителями, а все лицо и даже уши и макушка залеплены розовой жвачкой.

– Победитель! – закричал Уорд Макинтайр, и зал вскочил на ноги, хлопая изо всех сил.

Вот это слава. Вот это победа. Пять минут спустя Бобби, размахивая пачкой билетов на свободный вход, с жвачкой на ресницах и ушах, ворвался в кафе «Троллейбус» и крикнул:

– ДЖИММИ… Я ПОБЕДИЛ… Я НЕ ВОЛНОВАЛСЯ. Я ПОБЕДИЛ!

И, не дожидаясь поздравлений, помчался в аптеку – рассказать отцу. Дома матери пришлось керосином оттирать жвачку с волос, а все двадцать пять бесплатных билетов он истратил меньше чем за неделю, водя в кино всех и каждого, но это было неважно. Он выдул самый большой пузырь в истории соревнований, говорили люди. А может, даже самый большой в штате. С этого дня он чувствовал себя особенным.

Победа в конкурсе означала, что наконец-то он стал избранником судьбы.

Успех

Насколько понял Бобби, иногда в жизни тебе просто везет и выпадает верная комбинация. Ты годами пытаешься – и ничего, и вдруг в один прекрасный день просто дергаешь за ручку игрального автомата и все три вишенки выскакивают в ряд в нужном порядке. И на тебе – джекпот. Таким оказался день, когда Беатрис Вудс стала членом Поющей Семьи Отман.

Прошло каких-то несколько месяцев совместного путешествия, когда продюсер из «Аллилуйя рекордз» услышал их пение в Атланте. После выпуска первого альбома, «Жду не дождусь попасть на Небеса», отовсюду посыпались предложения. В «Поющих новостях» даже написали, что они стали самой популярной группой года.

Последовал второй альбом, «Я потерян был, но, слава Богу, ныне найден» – по одноименной песне, написанной Минни в тот день, когда пропал Честер, – и занял верхнюю строку в чарте. А после выступления на шоу Артура Годфри они стали госпел-группой номер один в стране. К радости Беатрис, такая внезапная популярность означала поездки почти по всем штатам, и через полгода они уже выступали в Белом доме. К концу 1949-го они были ангажированы пятьдесят две недели в году и обзавелись собственным большим серебристым автобусом с надписью с двух сторон уверенными черными буквами: СЕМЬЯ ОТМАН, ИСПОЛНИТЕЛИ ГОСПЕЛА.

Несмотря на то что из-за этого Бетти Рэй нечасто виделась с семьей, она очень радовалась их успехам, а главное, тому, что сама ни в чем таком не участвует. Собственная жизнь устраивала ее целиком и полностью. Жизнь в тишине и покое. Не нужно каждый вечер петь со сцены, а после выступления паковать чемодан, чтобы ехать дальше. Неделю за неделей она проводила в одном и том же городе, спала в одной и той же постели, и это было прекрасно. У нее была простенькая работа, которая нравилась ей, любые книжки – читай не хочу, раз в неделю боулинг. Впервые в жизни она имела возможность ежедневно производить одни и те же действия. Наконец-то хоть где-то она начала себя чувствовать как дома. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Но тут появился Хэмм Спаркс.

Хэмм Спаркс был молодым человеком, обыкновенным во многих отношениях: немного курил, немного танцевал, немного пил, немного флиртовал. Только в одном он был не совсем обыкновенным. Амбиции. Есть такая популярная песенка «Я не хочу поджечь мир». Так вот, это не про него. Нет, практически все молодые люди обычно амбициозны, но Хэмм Спаркс прямо-таки сгорал от амбиций. Будь он автомобилем – мчался бы на всех шестнадцати цилиндрах и перегревался. Перегревался настолько, что мог взорваться в любую минуту.

Но, не в пример некоторым мужчинам, которых амбиции лишали здоровья или сводили с ума, Хэмм крепчал и здоровел на амбициях, как на материнском молоке. Некоторые потом скажут, что он светился в темноте амбициями. А еще у него был план, цель в жизни, и на данный момент план включал посещение колледжа по «солдатскому биллю о правах», отсиживание за партой шесть часов в день и продажу тракторов «Эллис-Чалмерс» по выходным и во время летних каникул, чтобы поддержать мать и двух младших сестер. Работа его никогда не пугала и не тяготила, он вкалывал с десяти лет. Работа для него значила только средство для достижения цели. В Америке, каким бы бедным ты ни был и где бы тебя ни угораздило родиться, трудом ты мог достичь любых высот, только не ленись. Хэмм считал: это по-честному. Это давало ему надежду на яркое и блестящее будущее. Он не знал, каким оно будет, это выяснится позже. Единственное, что он знал наверняка, – это то, что нужно спешить. Он должен нагнать потерянное время. Он быстро ел, быстро говорил, быстро ходил и почти не спал. Он пожимал руки, похлопывал по спинам и никогда не упускал возможности представиться.

Что привело его в тот день в Элмвуд-Спрингс? Бесс Гуднайт. В 1942-м он проезжал через город, направляясь в форт Ленард-Вуд – учебный центр для новобранцев, и бросил записку со своим именем в окно, надеясь, что ему кто-нибудь напишет. Бесс Гуднайт писала ему всю войну. И с тех пор Хэмм заезжал проведать ее всякий раз, как оказывался поблизости. Ему нравилось встречаться с Бесс и водить ее обедать в кафетерий. Нравилась ему и сама идея быстро и вкусно перекусить, но в эту субботу, продвигаясь в очереди, он немного замедлил шаг, приметив за стойкой с гарниром симпатичную девушку. Обычно он проскакивал мимо овощей прямиком к десерту, но не сегодня. Девушка стояла с ложкой в одной руке и коричневой пластиковой плошкой в другой – ждала, чтобы он выбрал себе гарнир по вкусу. Он изучил стойку.

– Так-так… поглядим… Мне картошку, и, может, макароны с сыром, что скажете? – Он указал на поднос с чем-то зеленым: – Это что, турнепс?