Книга Грешник Шимас - Шахразада

«Пора, — как-то вечером услышал юноша внутренний голос, — пора остепениться. Так почему бы не принять приглашение принца Салеха? Он не похож на тех, кто бросает слова на ветер».

Шимас понял, что следует испросить у гансграфа свободы. Тот взглянул на юношу с улыбкой.

— Аль-Миради? Чудесное место… Тишина, благолепие, не показная, но истинная мудрость… Думаю, многие бы с удовольствием сменили уют кибитки на домик в столице такой страны. К тому же сам принц пригласил тебя… Это будет лучшей рекомендацией. Думаю, юноша, сие приглашение следует принять обязательно.

— Но как я брошу раненых?

— Ты их и не бросаешь, мальчик. Впереди еще два дня пути — и только потом тебе нужно будет повернуть на полудень. Потом день пути, переправа через пролив — и перед тобой откроется цель твоего странствия, столица. Мы же продолжим путь на полуночь…

Шимас отрицательно качнул головой — он еще не мог решиться.

— Не откладывай решение в долгий ящик, друг мой, — проговорил гансграф. — Судьба купцов — не твоя судьба. Думаю, что служба у принца Салеха будет далеко не так безоблачна, как кажется тебе сейчас. И, похоже, все, что ты узнал до сего мига, тебе еще не раз пригодится. Отправляйся, Шимас, — там, на полудне, твое грядущее.

В постоянных размышлениях прошли те самые два дня пути, о которых говорил фон Гильстерн. Пора было принимать решение. И оно пришло звездной ночью.

Шимас ушел от лагеря всего на сотню шагов. Шум засыпающего стана стихал. И из ночной тишины пологих холмов пришло к юноше странное видение: каменные стены. Ярко освещенные улицы, звук башмачков, ругань и пьяные голоса мужчин. Звон клинков и запах благовоний, женский смех и детский плач.

— Страница жизни уже перевернута, юноша. Совсем другая жизнь ждет тебя там, на полудне, — пожал плечами гансграф. — Ступай, не оглядываясь, — твои долги уплачены с лихвой. Поверь, лишь добрая память останется в наших сердцах о тех днях, что ты был с нами.

Свиток восемнадцатый

Наутро после этих слов караван отправился дальше, а Шимас повернул скакуна на полудень. После дня пути перед ним открылся пролив и изумительной красоты город вдоль его берега. Ворота городка были широко и гостеприимно открыты.

— Таукерт, город магии и мастеров.

Шимас тронул коня и, более не оглядываясь, въехал в город. Прямо от ворот весьма оживленная улица вела к огромному торжищу, знаменитому базару Газзан, — как говорили, самому богатому и прекрасному на земле.

Куда бы юноша ни посмотрел, везде толпились люди в разноцветных одеждах, и для каждого вида товаров на базаре было отведено особое место. Добравшись до ювелирного ряда, Шимас обнаружил столь роскошное собрание драгоценностей, что остановился поглядеть — и не только на драгоценности, но и на красивых девушек-рабынь, на которых эти украшения были надеты.

Каждую из этих девушек тщательно выбирали по красоте и стройности тела, и теперь эти рабыни стояли, поворачиваясь то так, то этак, чтобы получше показать бусы, серьги и браслеты. Шимасу, закаленному бойцу, было едва за двадцать. Неудивительно, что нежные улыбки девушек волновали его кровь ничуть не меньше, чем предвкушение доброго сражения. Или, быть может, даже больше…

Поблизости от ювелирного начинался другой базарный ряд. Здесь продавались только благовония — запахи нарда, пачули, мирисса, ладана, амбры, мускуса, роз и жасмина смешивались в гармонию, готовую сбить с ног неподготовленного или слабого духом. Была здесь целая улица книготорговцев, еще одна — для торговцев кожами и товарами из оных, а несколько рядов были заняты ковроткачами. Шимас вспомнил, что давно собирался купить молитвенный коврик, ибо бывает, что приходится выдавать себя за магометанина. Однако какой же магометанин странствует без молитвенного коврика?

Совсем рядом юноша услышал:

— О могущественный! Я, Хатиб-проповедник, хотел бы служить тебе! Я, читатель и почитатель Корана, но знающий также все пути зла! Доверься мне, о могущественный, и путь твой будет безопасен!

«Знакомый голос… И знакомые речи…» Шимас обернулся. Перед ним стоял его давний приятель, спутник сражений из Толедо, мудрец Рафиз, человек чести.

Теперь он куда более походил на нищенствующего проповедника. И потому юноше пришлось вспоминать все, чему его научила великая и беспощадная Кордова!

— «Бисмилля!» Во имя Аллаха! — воскликнул он. — Что это за человек, который весь кишит блохами! Ты — ходячий улей кровососов, как может такой ничтожный служить мне, Ибн Ибрагиму, ученому и лекарю?

Рафиз последовал за юношей. Ему неплохо удавалась роль старика, хотя Шимас знал, что Рафиз не намного старше его самого.

— Я ждал здесь, ибо знал, что рано или поздно ты появишься в этом городе, и ты действительно появился!

— А как графиня?

— Графиня, по воле Аллаха, в безопасности! Говорили, что не проходит и дня, чтобы она не вспоминала о тебе…

Шимас пожал плечами — воспоминания о прекрасной Гелабе грели душу, но не вызывали боли.

— Откуда ты знал, что я появлюсь здесь?

— Все пути из Арморики на полудень проходят через прекрасный Газзан… К тому же нет в страну Хинд пути, что не проходил бы через Таукерт! Где же еще мне было ждать тебя, глупца?…

Верный своему решению, Шимас вернулся за молитвенным ковриком.

В Таукерте ткали ковры нескольких видов, но в этих местах «гюрдес», или турецкий узел, начинал приходить на смену персидскому узлу «сехна». Город издавна славился своими ткачами, хотя промысел этот сильно пострадал от турецких вторжений. Теперь турки обосновывались в самом Таукерте и в окрестностях его и вносили в здешнее ремесло свои методы ткачества. «Стеганый» стиль был подходящим для народа, застилавшего коврами полы в шатрах.

Сама идея молитвенного коврика была новой, хотя магометане, будучи вне дома или в дороге, выбирали небольшие открытые площадки, чтобы не подпустить к себе посторонних во время молитвы. Часто такие площадки отмечали прутиками или камешками. Несмотря на то, что магометанская религия имеет много общего с христианской или иудейской, ибо все они — Люди Завета, истинный магометанин никогда не станет молиться там, где почву сделали нечистой стопы иудеев или христиан. Когда нет воды, верующий омывает руки песком или землей, ибо перед молитвой полагается совершить омовение. При нем должен быть «киблех» — небольшой компас, чтобы определить, в какой стороне находится Мекка, и «тесбет» — четки.

Благочестивый магометанин молится пять раз в день, молитве предшествует омовение лица, рук и ступней ног. Водой должны быть очищены уши, которые слышали зло. Омываются глаза и уста, которые видели или произносили зло. Когда магометанин моет руки, он зачерпывает воду ладонями, как чашей, и поднимает их, чтобы вода стекала к локтям. От обычая омовения рук перед молитвой лекари и заимствовали манеру мыть руки именно таким образом — от кистей к локтям, ибо жив обычай сотворять молитву перед каждой операцией.