Книга Влюбленный халиф - Шахразада

Судьба же Пальмиры трагична. Этот город не умирал, не хирел в течение многих веков, как его соседи. Он погиб в одну ночь.

Мераб на минуту замолчал. Быть может, сейчас он вспоминал вехи той трагичной и прекрасной истории или примерял на себя нелегкую роль творца. Ибо теперь он был в ответе за всех тех, кого вызовет к жизни силой своего воображения и глубиной собственных знаний.

— Вернемся же в Сирию, римскую провинцию, проедем по ее дорогам от прекрасного Дамаска на полуночь, а потом на восход, в пустыню. И сегодня в этих местах еще жива память о временах владычества древнего Рима. Помпей великий завоевал часть Сирии полторы тысячи лет назад. Римские легионы надолго стали лагерями на склонах сухих гор, ибо имели поистине достойную империи цель: мечтали они, чтобы Сирия покорилась им навсегда. Ведь она — ключ к великому торговому пути в древности, который начинался в долинах Альбиона и в горах Прекрасной Кордовы, шел через Рим в Элладу. Здесь же, на восточном берегу Серединного моря, сходились пути кораблей с запада и востока — из Аравии, Индии, Китая.

Алим услышал вдалеке позвякивание колокольчика и вскоре увидел, как караван меланхоличных верблюдов отправился в далекое странствие к неведомой цели.

— Поистине, мальчик, тебе следует быть осторожней со словами: они становятся явью все до последнего. Страшен будет тот день, когда ты кого-нибудь проклянешь…

Мераб не слышал слов своего друга. Хаят даже подумала, что вряд ли он сейчас услышит и ее — столь далеко был сейчас в мыслях.

— С восхода везли шелковые ткани, пряности, благовония, фарфор, драгоценные камни. Плиний — мудрец и политик — жаловался, что на роскошь и женщин тратятся десятки миллионов сестерциев каждый год. Да и сама Сирия, вновь образованная провинция, была нужна Риму как поставщик зерна, фруктов, оливкового масла, фиг, фиников и вина. В Сидоне производилось лучшее стекло, в Тире — пурпурные шерстяные туники. Более сотни лет Римская империя, словно ненасытный колосс, поглощала небольшие царства и княжества, что лежали у границ Сирии. Признало власть Рима царство набатеев — то самое, коего столицей была великолепная Петра. Признала власть Рима и Пальмира.

Непревзойденные лучники Пальмиры участвовали в походе Траяна в Дакию; набатейские отряды несли охрану южных границ. Императоры Рима раздавали ветеранам участки сирийской земли и рабов. В плодородном сухом краю жизнь была недорогой: с семьей можно было прожить на сто пятьдесят сирийских денариев в год.

Сирия становилась самой богатой из римских провинций. Арабы, евреи, арамейцы, набатеи, персы, армяне, египтяне, римляне, греки населяли ее города и деревни. Антиохия — столица провинции — насчитывала больше жителей, чем Дамаск или Алеппо. Крупных городов было там вдвое больше, чем теперь. В одном только Апамее, от которого сейчас осталась груда развалин, обитало более полумиллиона человек. Так говорят нам исторические книги.

— И ты, мальчишка, помнишь все это?!

— Ну конечно, глупенький маг. Это же столь завораживающе — знать и пытаться представить. Мне иногда кажется, что любое мое слово может превратиться в зверя или птицу, человека или дом, обрести жизнь в виде вереницы верблюдов или прекрасной мелодии из тех, звуки которых не разносились по земле уже сотни лет.

— Так будь же осторожен, мой прекрасный, — проговорила Хаят. — Ибо если это тебе сейчас кажется, то в следующий миг может обрести подлинную жизнь.

— Повинуюсь. — Мераб отвесил девушке шутливый полупоклон и сделал несколько шагов вглубь городского квартала.

— Император Диоклетиан приказал создать укрепленную границу — ее так и назвали: страта Диоклетиана. И тянулась сия страта от Босры, что неподалеку от вечного Иерусалима, до Мосула на реке Тигр. Укрепления должны были оберегать провинцию от набегов персов. То была не просто стена, подобная той, что пересекает великую страну Син, о нет! То была длинная цепочка крепостей и укреплений. В каждой крепости были бассейны с водой, казармы для солдат и пристанища для проходящих караванов. Один пост находился в пределах видимости следующего поста; соединялись они невысокой стеной, ибо лошади персов и парфян не были приучены перепрыгивать через препятствия.

Города связывались мощеными дорогами, которые используют и в наши дни, зачастую не догадываясь об их более чем почтенном возрасте. Дороги эти всегда поддерживались в полном порядке, а вдоль них устанавливались столбы. В низинах же дороги были ограждены стенками, чтобы в половодье не заливались водой. Римские акведуки проходили над деревнями, дабы воинские подразделения не знали отказа ни в воде, ни в пище.

— Так ты хочешь возвести здесь и эти все строения: крепости и дороги, акведуки и мосты?

— Хочу, конечно. В нашем прекрасном городе они послужат украшением, создадут поистине колдовской мир гармонии камня, воды и тысяч деревьев, кустов, цветников и просто лужаек с травой.

Хаят огляделась по сторонам. Слово Избранного по-прежнему было магическим: вдали протянулся каменный акведук с арками-подпорами; сеть мощеных дорог в мгновение ока пролегла через бывшие пустоши к оживающим городским кварталам.

Но Мераб, творец всего вокруг, останавливаться не думал. Он даже не прерывал своего рассказа. И Алим, некогда ученик мага, вдруг вспомнил своего наставника, столь же увлеченного собственным делом и столь же мало беспокоящегося о том, слышит ли его хоть один из десятка учеников…

— Большую провинцию, — продолжал Мераб, — было нелегко охранять. Границы ее тянулись по горам и пустыням. Соседи и соперники — сначала парфяне, а затем персы — всегда зарились на богатые земли и города Сирии. Римляне же, подлинные властители, избрали здесь политику, которая оправдывала себя в течение многих десятилетий. Они не стали полностью лишать самостоятельности поглощенные ими некогда свободные царства и княжества. Они оставили на престолах местные династии, вынудив их присягнуть на верность Риму. Иудея, управляемая династией Ирода, набатейская Петра, города Декаполиса в Южной Сирии и Пальмира стали государствами-охранителями империи. Они должны были платить дань Риму и охранять караванные пути. За это их правители оставляли себе доходы от торговли. В случае же неповиновения римские легионы вторгались в царство и доказывали свое право на власть.

А теперь о самой Пальмире… Оазис на перекрестке нескольких караванных дорог был заселен задолго до власти эллинов, а затем и римлян. Там стоял городок Тадмор, жители которого поклонялись Ваалу, богу неба, и Белу, богу Солнца. В городе было несколько караван-сараев, базар, храм бога Бела и несколько сотен глинобитных и каменных домов.

В оазисе было много воды. Город мог прокормить и, главное, напоить десятки тысяч человек. И потому он рос и богател. Здесь пересекались караванные пути с юга, из Аравии и черной земли Кемет, с дорогой на Восток, до страны Син. Неудивительно, что влиятельными в городе были люди, носившие, как гласят древние надписи, титул «предводитель каравана» и «предводитель торговцев».

Легионы Помпея не добрались до оазиса. Это удалось сделать через полсотни лет Марку Антонию. Но и ему пришлось отступить от стен Тадмора. Прошло еще двадцать лет, и лишь тогда город признал главенство Рима. Бороться с таким колоссом тадморским царям было не под силу. Во времена императора Адриана Тадмор — уже вассал Рима и никто не называет его старым именем. Теперь это уже Пальмира Адриана. Позже император Септимий Север превратил Пальмиру и оазисы вокруг нее в огромную имперскую провинцию. А еще через несколько лет Пальмира получила статус имперской колонии.