Книга Сплошной разврат - Анна Малышева

Далее Александр Дмитриевич Трошкин провел еще несколько ярких акций на самые разные темы — от конференции по борьбе с наркотиками до международного семинара по методологии написания бюджетных законов. Итогом этой благородной деятельности стала его личная узнаваемость, а в определенных кругах — известность.

Справедливости ради следует признать, что работал Трошкин от зари до зари, не жалея себя. Блеф, как средство покорения мира, требовал колоссальных временных затрат. Александру Дмитриевичу приходилось неусыпно следить за текущими событиями и очень быстро передвигаться, чтобы как можно чаще оказываться в нужном месте и в нужное время. То есть все время «мелькать». Высшие чиновники, не осознавая того, активно помогали ему. Когда Трошкин на той или иной публичной сходке кидался с распростертыми объятиями к кому-либо из них, они не отталкивали его со словами: «Кто вы такой? Что за фамильярность, в самом деле?», а, наоборот, вполне дружелюбно раскланивались с ним. Нормальная реакция человека, погруженного в гущу людей и событий. Естественные опасения: «А вдруг меня с ним знакомили, а я забыл?» Упомнить всех невозможно, и избежать дежурных неловких ситуаций можно только так: отвечать на приветствия всех, кто счел нужным поздороваться с тобой. Кроме того, лицо Трошкина, многократно показанное в телевизионных новостях, было всем смутно знакомо.

Первыми сотрудниками фонда «Наша демократия» стали три журналистки средней известности. Трошкин выбрал именно их не случайно — каждая работала в достаточно престижном издании, но на вторых ролях, и все трое страдали от недооцененности и якобы направленных против них интриг завистников. Сами они, в свою очередь, умели и любили плести интриги, так что работа в фонде пришлась им по душе. В их служебные обязанности входило посещение как можно большего числа публичных мероприятий — от конференций и семинаров до «круглых» столов и пресс-конференций, в кулуарах которых следовало ненавязчиво, лучше — по страшному секрету, распространять слухи о фонде «Наша демократия» и об Александре Дмитриевиче Трошкине лично.

Сначала девушки довольно правдоподобно отказывались отвечать на вопросы бывших коллег, с чего это они покинули журналистику и ушли в «какой-то там» фонд. Но по их выразительным лицам и многозначительным ухмылкам все понимали, что явно неспроста. Потому они признались болтливым подружкам, что их новое место работы только называется так скромно, а на самом деле!.. «Ты себе не представляешь, ЧТО это такое! Только я тебя умоляю — ни-ко-му…» Получалось, что фонд «Наша демократия» — это то ли теневой кабинет министров, то ли тайный штаб Президента РФ, короче, специальная структура, которая выйдет на передовые рубежи, когда пробьет час Ч. Но уже сейчас в недрах фонда велась напряженная тайная работа и взращивались ростки будущего России.

Чем чаще высокие чиновники опровергали эти слухи, чем чаще они открещивались от своих связей с фондом, тем меньше им верили.

Что касается Александра Трошкина, то его будущее виделось могучим и прекрасным.

Слухи о его назначении на тот или иной пост бродили по Москве беспрерывно. Сначала говорили о должности министра иностранных дел. Изготавливался слух так: в течение недели Трошкина подозрительно часто видели в МИДе. Потом одна из трошкинских девушек в Пресс-центре Совета Федерации при большом скоплении журналистов шепотом разговаривала по телефону с Трошкиным, время от времени истерически вскрикивая: «Правда?.. И Указ уже подписан?.. Вот будет сенсация!.. Нет, никто и предположить не может… А вы можете прислать мне по факсу?..» Шептать и прикрывать трубку рукой в присутствии журналистов — лучший способ привлечь к себе внимание. Бумажку, полученную по факсу, девушка прочитала, разорвала на куски и выбросила в урну. Надо ли добавлять, что уже через пять минут после ее ухода этот документ стал всеобщим достоянием.

Проект Указа Президента РФ о назначении Трошкина А. Д. министром иностранных дел, сложенный из восьми клочков с рваными краями, выглядел достовернее любого официального сообщения, и «новость» была достойно отражена средствами массовой информации. Трошкин отреагировал единственно возможным образом — он гневно опровергал эту «утку», эту «нелепую шутку», эту «чью-то провокацию»; им было сказано много уважительных слов в адрес действующего министра иностранных дел — «умнейшего человека и высокого профессионала». Виновато опуская глаза, он клялся, что не получал такого рода предложений ни от Президента РФ, ни от Премьера. Ему не верили, и он был почти счастлив.

Слухи о назначениях следовали один за другим, а Александр Дмитриевич тем временем, как он выражался, «подтягивал снаряды к месту боя передового отряда». У Трошкина уже работало около ста человек, в Думу регулярно поступали законопроекты и аналитические записки, подготовленные экспертами фонда, и вся эта продукция весьма благосклонно воспринималась депутатами. Многие чиновники из аппарата Госдумы уже вовсю сотрудничали с фондом «Наша демократия» на возмездной основе, а среди заказчиков фонда все больше встречалось представителей крупного и очень крупного бизнеса. Фонд «Наша демократия» становился нормальной, эффективно работающей лоббистской структурой.

Не менее удачно фонд занимался региональными выборами. Трошкину приписывали проведение семи блистательных предвыборных кампаний, в результате которых его кандидаты прошли в губернаторы с большим отрывом от всех претендентов и в первом же туре выборов.

Татьяну Эдуардовну глубоко трогало, что Трошкин, несмотря на свою сумасшедшую и расписанную по минутам жизнь, всегда находил для нее время. Как только у него образовывалось окно между двумя мероприятиями, он приезжал в редакцию «Молодежных вестей», пусть даже на пять минут. Однажды, прилетев из командировки, он примчался из аэропорта к Татьяне в редакцию, сунул ей в руки букет роз и пакет со сладостями и со словами: «Я только глянуть на тебя», уехал в тот же аэропорт, откуда у него через час улетал самолет в следующий пункт назначения. Приятно? Очень. Татьяна Ценз вынуждена была признать, что никто и никогда к ней так не относился. Поклонников в ее жизни было много, но только Трошкину удалось внушить ей, что совсем, никогда и нигде он не может без нее обходиться.

Нора Симкина потешалась над материнскими чувствами Татьяны к Трошкину и над тем, как ловко он убедил ее в совершенной особенности и безграничности своей любви:

— Прекрасная девушка Таня в соседнем подъезде живет. Он с именем этим ложится и с именем этим встает, — говорила Нора. — Раз дело зашло так далеко — уходи от своего придурка Ценза и выходи за Трошкина замуж.

— Зачем замуж-то? — удивлялась Татьяна. — Что у тебя за старорежимные установки?

— Затем, чтобы не потерять твоего распрекрасного Сашеньку. Долго он в таком графике не продержится, а ты уже влипла по уши.

— В каком графике? — смеялась Татьяна. — Не так уж часто все происходит.

— Что будет, когда пройдет гормональное бешенство, сопутствующее первым стадиям пылкого романа? Когда все мысли только ОБ ЭТОМ, когда готов нестись за сто километров, только чтобы дотронуться, когда готов где угодно, даже на ветке? А потом-то что? Угар пройдет, а что останется? Если бы вы были соратниками по его бессмысленной политической гонке, тогда еще ничего, была бы надежда на продолжение. Вы бы обсуждали текущие дела, спорили, ругались, потом мирились. Ты была бы у него в деле, понимаешь? Вы были бы вместе, шли бы по одной дорожке. А так? У тебя — своя жизнь, и ты идешь куда хочешь, у него — своя. Голова у вас о разном болит. О чем вы будете разговаривать?