Книга Денежный семестр - Александра Романова

Я взглянула на Кубикова новыми глазами. Действительно, красивый парень, спортивный, и не дурак, наверное. Ну не его область — математика. Его — кайф для ног. Все девчонки на дискотеке по-влюбляются. А он, бедный, вместо этого за мной гоняется…

— А как же мама? — сочувственно поинтересовалась я. — Не разрешит ведь.

— Да ладно! Я все равно ничего сдать не смогу, а вторую академку ей не пробить. Выгонят меня, и все.

— А армия? Ведь в армию возьмут?

Кубиков посмотрел на меня снисходительно:

— А предки на что? От армии, что ли, не отмажут? В армии только те, у кого родители нищие.

Прозвенел третий звонок. Мой ученик махнул рукой и танцующей походкой двинулся в зрительный зал. Все-таки неформальное общение с молодым поколением поразительно расширяет кругозор! Подруги подталкивают меня в спину, чтобы я не стояла столбом, а шла на место. Гаснет свет… подождем открытия занавеса… ну, ну… он! Какой счастливый сегодня день!

— Ты что, приняла зачету Кубикова? — поинтересовалась в антракте Маша.

— Наоборот! — гордо сообщила я. — Он поведал, что хочет бросить институт и заниматься танцем. Это явно благотворное влияние Мариинки.

— Вообще-то, — заметила Настя, — я всегда полагала, что цель преподавателя прямо противоположная. Заинтересовать своим предметом, а не отвращать от него.

— Ты считаешь, Кубикова требовалась отвращать? — пожала плечами я. — Ему при виде формул хочется умереть. Так что с него подозрения сняты.

— Какие подозрения? — живо вмешался беседовавший до того с Ники по-английски Леша.

Настя сделала страшное лицо.

— Что он ходит в Мариинку, чтобы получить у меня зачет, — неохотно соврала я и тут же поправилась: — То есть он и впрямь ходил ради этого, но не по своей инициативе, а по маминой.

— А что же он к тебе не подходил? — подозрительно прищурился Леша.

— Уверяет, что до смерти меня боится, — призналась я.

Это сообщение почему-то успокоило моего неприставучего кавалера, и он довольно кивнул.

Впрочем, мне было не до сложностей его психологии. Я с замиранием сердца ждала знаменитой диагонали второго акта. Мирта, повелительница виллис, манит к себе Альберта, и тот, повинуясь волшебной силе, через всю сцену движется к ней, хоть и знает, что это принесет ему смерть. Рузиматову каким-то загадочным образом удается передать борьбу героя. Я ведь прекрасно понимаю, что танцовщик делает все по собственной воле. Тем не менее Альберт Рузиматов приближается к Мирте, прямо-таки физически преодолевая собственное сопротивление. Он тянется назад, а его влечет вперед… Это одна из моих любимых сцен.

И вот вожделенный миг настал. Не успела я ахнуть, как Альберт вдруг поднялся в воздух и за одно мгновение… даже не знаю, как назвать… скажем — оказался на другом конце сцены. Он считал свою вину перед Жизелью столь огромной, что даже не боролся. Я не возражаю, это тоже замечательно. Но оно произошло с такой колдовской скоростью, что я не успела насладиться.

И тут я доказала, что и сама не лыком шита. Диагональ повторяется дважды. Я сосредоточилась и замедлила собственное внутреннее время. Ненадолго, однако сумела — уж очень мощным был стимул. И во время второй диагонали я с упоением и болью смотрела на медленный, волшебный полет.

После спектакля Ники отозвал меня в сторону.

— В Германии я встретил одного вашего знакомого, — таинственным шепотом сообщил он.

— Кого?

— Его зовут Кнут.

— Кнут? — обрадовалась я. — И как у него дела?

Ники странно ухмыльнулся:

— В целом хорошо. Но его мучает совесть. Узнав, что мы с вами друзья, он обратился ко мне. Я обещал с вами поговорить.

И Ники ухмыльнулся еще шире. Я была заинтригована:

— О чем поговорить?

Ники произнес спич настолько сложный, что я поняла — без Насти не обойтись. С Настей подошли и Маша с Лешей.

— Кнут уверяет, что Россия — страна безумцев, и безумие это заразительно. Теперь он излечился и сам в ужасе оттого, что совершил, — перевела Настя.

В мою душу закралось подозрение:

— Это он похитил мой сизис? У него же есть собственные результаты!

— Похитил сизис? — изумился Ники. — Что вы, наоборот. Он подарил вам туфли. Правильно сделал, они очень вам идут.

— П…подарил туфли? — пролепетала я. — Кнут? Погодите… но почему? Почему было не сделать этого прямо? И зачем похищать кроссовки? Ничего не понимаю.

— Кнут и сам теперь не понимает. Ему хотелось сделать вам подарок, но он боялся, вы его не примете. Он вообще вас очень боялся. А если вам больше не в чем будет идти, то придется надеть. Вот он и выкинул ваши кроссовки.

Я сосредоточилась. Да, физически Кнут вполне мог это осуществить, а психологически… много я знаю о психологии человека, у которого не разобрать ни единого слова?

— Но ведь он вскоре уехал, — попыталась уяснить я, — так? Туфли — это все?

— Не совсем, — заметил Ники, перестав улыбаться. — Мне очень жаль милую даму из Математического института. Она сейчас здорова?

— Вполне. Но не Кнут же спихнул ее со стремянки!

— Перед отъездом Кнут попросил своего знакомого, который здесь учится, поговорить с вами по-русски. Все-таки английский вам обоим неродной, и Кнут надеялся — может, с вашей стороны тут какое-то недопонимание. Я знаю этого парня, его зовут Ральф. Такой застенчивый, с бородой. Немного заикается, особенно когда говорит по-русски. Он долго не решался к вам подойти, а потом решил, что на конференции удобнее всего. Только он перепутал вас и ту даму… почему-то он думал, вместо нее обязательно должны быть вы. Заговорил с нею, но на него напало заикание. В этом случае положено делать специальные голосовые упражнения.

— Фонационный тренинг! — вскричала я.

— В общем, она испугалась и упала, а он в панике убежал. Правда, тут же вернулся ей помочь, но увидел, что ей уже помогает Игорь. Теперь Ральф тоже в Германии и за компанию с Кнутом удивляется, как он мог так глупо себя вести. Немцы, они слишком нормальны. Их даже Россия толком не берет. Не то что мы, японцы. Мы очень любим русский балет! У меня сколько времени до самолета?

Времени оставалось в обрез. Ники сел в такси, а мы, ошарашенные, побрели на метро. Особенно ошарашен был Леша, поскольку вообще ничего не понял. Я страшно хотела обсудить ситуацию, но Настя указала мне на него глазами и не дала раскрыть рта. Пришлось думать молча.

Итак, собака Баскервилей оказалась мифом, эльфы тоже. Кнут, заразившись от меня помешательством, выкинул мои кроссовки, дабы я приняла от него в подарок туфли. Возможно, даже говорил мне что-нибудь об этом, да я не сумела разобрать. В какой-то момент до Кнута дошло, что его английского я не понимаю. Он попросил поговорить со мной застенчивого бородача. Бородач долго не решался, а потом выбрал день начала конференции, зная, что я должна с утра вешать шторы. Вопрос штор обсуждался крайне широко. Дабы избавиться от заикания, принялся выть — мне ли не знать, сколь сильное это производит впечатление на неподготовленного слушателя. Бедная Ирина Сергеевна, которая и без того волновалась, заработала себе на этом сердечный приступ…