Книга Коричневые - Марк Дейч

«С вами все ясно», – заявила судья Варещагина и предоставила слово прокурору. Прокурор прежде всего глубокомысленно заметил, что дело неординарное, поскольку к нему привлечено внимание СМИ. Да, сказал далее прокурор, молодые люди действительно рисовали фашистскую символику. Да, они действительно вели себя вызывающе, провоцировали Рудакова. Всё это было, но тем не менее Рудаков отреагировал неадекватно.

Да, продолжал прокурор, при расследовании дела были допущены нарушения Уголовно-процессуального кодекса…

Такого судья Верещагина вынести не могла и закричала на прокурора:

«Что вы такое там говорите? Какие нарушения?»

Прокурор промямлил что-то такое в свое оправдание, а закончил свое выступление так: в связи с тем, что фашистскую символику рисовали, Рудакова провоцировали и при расследовании УПК нарушали, судья Зельдина вынесла предельно мягкий приговор, который он, прокурор, просит оставить в силе.

Завершив свою речь, защитник Закона тут же ушел.

После чего удалилась и судья Верещагина, а через две минуты объявила: приговор оставить в силе.

«Можете жаловаться дальше, – заключила судья Верещагина, – в президиум Мосгорсуда и в Верховный суд». Тон ее ничего хорошего жалобщикам не сулил.

Любопытные бывают совпадения. В тот же день та же судья Верещагина рассматривала еще одну кассационную жалобу – по поводу дела, которое в Гагаринском межмуниципальном суде слушала все та же судья Зельдина.

30– летний таджик, житель горного кишлака, был приговорен судьей Зельдиной к шести месяцем тюрьмы за обман городских властей столицы. Обман заключался в том, что таджик этот устроился на работу в московскую пекарню по фальшивой милицейской справке.

Никого обманывать таджик не собирался. Он заплатил деньги работнику милиции, получил от него справку о регистрации и был уверен, что все сделал правильно. И страшно удивился, узнав, что справка фальшивая.

Обо всех этих обстоятельствах судья Зельдина была прекрасно осведомлена. Но искать какого-то сотрудника милиции, возбуждать против него уголовное дело – хлопотно и небезопасно. А таджик – вот он. Из горного кишлака. То, что в Москву он приехал не грабить, а работать, что на его зарплату надеется семья, а в семье шестеро, и в Таджикистане работы нет, – Зельдину не интересовало.

Верещагину это тоже не заинтересовало. «А чего ж это они от нас отделялись? – спросила судья Московского городского суда. – Отделились, а теперь вот жалуются, к нам едут. Вот и пусть сидит в своем Таджикистане и ищет работу там!»

Это, граждане, речь не девочки. Но – юриста.

И в этом случае судья Верещагина оставила приговор судьи Зельдиной без изменений: шесть месяцев тюрьмы.

Конечно же, в делах Егора Рудакова и несчастного таджика ничего общего нет. А что судьи и результаты одинаковые – прошу считать случайным совпадением.

Однажды я разговорился с немолодым полковником-отставником.

Член Союза офицеров имени тов. Терехова, он во время октябрьских событий 93-го года был в Белом доме. Коммунист. Активно сочувствовал РНЕ. Собственно, мы и познакомились на одном из митингов «чернорубашечников».

После митинга я спросил его:

– Полковник, вам, офицеру Советской Армии и коммунисту, не противно находиться среди этих подонков?

– Противно, – ответил он. – Я вам больше скажу. Во время осады Белого дома я случайно услышал разговор двух баркашовцев. Один из них втолковывал другому: «Вот перебьем демократов и жидов, возьмемся за коммуняк».

– И что же? – спросил я.

– А ничего, – грустно ответил полковник.

Мы распрощались.

РУССКИЕ НАЦИСТЫ В ЗАКОНЕ

Я понимаю: протест. «Протестный электорат». Но сколь бы ни было велико возмущение происходящим в стране, оно не выльется в ксенофобию, не будь для того реальных предпосылок. А предпосылки и раньше, и теперь – вот они: коммунисты.

Раньше, когда была их власть, они высказывались поосторожнее. «Чурки», «жиды», «черножопые» – все эти слова в их лексиконе, ясное дело, присутствовали. Но – среди своих, в узком кругу. Для масс же – «интернационализм» и «солидарность». Впрочем, и эти слова не мешали проводить политику великодержавную, антисемитскую и вообще – антиинородческую.

К концу 90-х нужда в маскировке отпала. На демонстрациях коммунисты и нацисты маршировали уже в одних рядах. А идеологически они давно уже стали – близнецы-братья. Это подтвердило, например, заявление V съезда КПРФ, состоявшегося летом 98-го:

«Русские вытесняются из важнейших сфер государственной жизни. Дошло до того, что представители русского и других коренных народов России оказались в Президиуме российского правительства в меньшинстве. Борясь с бесчеловечной системой геноцида, народы России имеют право на все формы национально-освободительной борьбы. Вплоть до права на восстание против тирании»[33] .

Насчет «вытеснения» и «дошло до того» – беззастенчивая ложь. К ней коммунистам не привыкать. Они врали всегда – нагло, в глаза. И лучше не стали.

Но была в этом пассаже и работа для прокурора. Делить граждан на «коренных» и «некоренных», противопоставлять их по национальному признаку, называть протесты против экономической политики правительства «национально-освободительной борьбой» (недвусмысленно намекая на иноземцев, якобы захвативших страну), – это и есть нацизм. Для определения коммунистических откровений в Уголовном кодексе есть менее экзотические строки: разжигание социальной, расовой и национальной розни, а также призывы к насилию. Но как всегда – молчала прокуратура. Коммунисты-нацисты для нее всегда свои. Социально-близкие.

* * *

В тамбурах раменских электричек в обрамлении свастик долго красовались лозунги:

«Россия, стряхни с себя паразитов-жидов!»

«Убей жида!»

Железнодорожное депо подмосковного города Раменское в 1998 году «охраняли» члены Русского национального единства.

Одно время они же ходили по электричкам, «охраняли» общественный порядок. После нескольких статей в «МК» железнодорожное начальство пообещало, что сии важные функции баркашовцы выполнять более не будут.

И действительно: не стали. Члены РНЕ начали ходить по электричкам раменского направления (часто в сопровождении милиции) и проверять проездные документы. Вы только представьте себе: люди в черной униформе со свастиками на рукавах входили в вагон электрички и требовали предъявить документы. Это уже даже не сумасшедший дом. Попахивало концлагерем.

«Почему это происходило именно в Раменском?» – спросите вы. Я тоже поинтересовался. Оказалось, все очень просто. В этом городке баркашовцы пользовались особым покровительством местных властей. Для сходок РНЕ предоставили лучшее помещение в городе – ДК «Сатурн». Оно расположено как раз напротив здания администрации.