Книга Черный театр лилипутов - Евгений Коротких
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А про смолу что сказал?! — захлопал в ладоши Боря.
— Про смолу сказал, что это на стоянке питекантропов со времен мезозойской эры осталось… на дне высохшего горного озера нашел.
— Неужели и в это поверила? — улыбнулся я.
— Попробуй мне не поверь — зарэжу! — сделал страшное лицо Леня.
— Вот это жизнь! — в который раз за вечер повторил Боря. — А здесь…
В тот вечер мы решили, что ужин непременно нужно продолжить в номере.
— Ну, можно я куплю? — плакал Боря. — Я вас очень прошу!
— Как ты можешь такое говорить! — горячился Леня. — Я плачу!
— Нет, я! — размахивая своим единственным чет-вертным билетом, который мне дали на пять дней, прыгал и возле них.
— Ребята, — ныл Боря, — я ведь уже забыл, когда друзей угощал, все меня и меня, что я не человек, что ли? Друзей-то не осталось…
Швейцар мотал головой, не понимая, у кого вырвать дружно протянутые деньги.
Боря заплакал от обиды, когда заплатил Леня.
— Хотел угостить, — растирал он слезы, — не дали… Через несколько часов до нас дошло, что без швейцара
опять не обойтись, мы с Борей, обнявшись, гордо оставили Леню одного в номере и с песней устремились по коридору, чтоб, наконец расстаться с презренным металлом и показать, что тоже не лыком шиты, тоже можем угостить — не жлобы!
Ночь пролетела, как мгновенье. Леня пообещал Боре, что возьмет его в связку и тот обязательно откроет свою пещеру, еще никому не известную и самую большую в мире. Боря все рассказывал о девушке с золотыми глазами, приговаривая одно и то же: «Ребята, не бросайте меня, первый раз в жизни душу свою друзьям открываю».
Когда я проснулся, Леня спал, не раздеваясь, на своей кровати, а Борины ноги в черных лакированных туфлях лежали у меня на голове. Дежурная громко барабанила в дверь.
— Борис Николаевич! — заискивающим голосом кричала она. — Откройте, вас тут ищут!
Я растормошил Борю и Леню.
— Тебя? — спросил его Леня. — Чего им надо?
— Ребята, ну почему всегда так бывает? Ну что я, не человек?
— Борис Николаевич, вы здесь? — раздались за дверью мужские подхалимские голоса.
— Как вы узнали? — громовым голосом, подходя к двери, но еще не открывая ее, спросил Боря. — Я должен был завтра приехать!
— Нам позвонили…
— Кто?! — закричал Боря. — Кто позвонил? За дверью наступила мертвая тишина.
— Ждите меня внизу! — прервав паузу, бросил Боря.
— Ребята, — сказал он жалобным голосом, подходя к нам.
— Все… теперь замучают, никуда от себя не отпустят.
— Боря, ты здесь нужный человек, — с уважением произнес Леня, — насчет тебя даже из Москвы звонят. Ничего не поделаешь: надо — значит надо!
— Леня! — взволнованно воскликнул Боря, взяв портфель. — А пещеру мы обязательно откроем! Ребята, будете в Москве — звоните в любое время. Как хочется свою пещеру открыть, — мечтательным голосом протянул он. — Вот визитки, — полез Боря в карман, — там и домашний, и рабочий телефон. Только не забывайте своего Друга!
— Боря! — вскричали мы. — Какой разговор! Мы еще столько вместе пещер откроем!
— МИНИСТР НАВОДНЕНИЙ И ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЙ… — прочитал я на визитке. — Ни черта себе!
Боря протянул нам руку, и мы с Леней по-лакейски пожали ее.
— До свидания, Борис Николаевич, — с изменившимися лицами прощались мы. — До свидания…
— Ребята, что с вами?! — оторопел Боря. Он вдруг выдернул у нас из рук визитки и разорвал их в клочья. — Я сам вас найду!
— До свидания, Борис Николаевич… — бубнили мы.
— А еще друзья называются! — закричал Боря со слезами на глазах, бросаясь к двери. — Вместе пещеры собирались открывать.
Он стоял, уткнувшись головой в дверь, но мы не двигались с места. Тогда Боря щелкнул замком, рванул на себя дверь и с грохотом ее захлопнул.
Мы с Леней посмотрели на клочки визитки и, не сговариваясь, подошли к окну.
Возле гостиницы, как на параде, стояли черные блестящие машины. Мы видели, как вышел Боря, окруженный свитой, и как он долго молча стоял перед распахнутой дверцей машины, не решаясь сесть в нее.
«Чего мы вдруг испугались? — думал я. — Чего испугался Ленька, который сотни раз рисковал жизнью в своих пещерах и скалах? Мне-то чего бояться?»
Ленька, встретившись с друзьями, в тот же день улетел в Пицунду. Ни он не зашел ко мне проститься, ни я к нему.
«Вот это жизнь, — вспомнились Борины слова, — а здесь…»
* * *
Весь следующий день я пролежал на краю финансовой пропасти, с пустым желудком и зверским аппетитом. До приезда Витюшки оставалось три дня.
«Главное, чтобы было хорошее настроение, — бубнил я себе, — иначе с голоду помрешь. У нас, конечно, не такая кухня, к которой вы привыкли, — не мог я отвязаться от слов администратора гостиницы. — Знала бы она нашу кухню».
Терять солидность и клянчить у горничных рублишко не хотелось, все-таки единственный в мире не должен быть побирушкой, к тому же теперь вся гостиница знает, что и с самим министром наводнений и землетрясений — вась-вась.
Пришлось бежать на заделку в бодром и привычном состоянии духа и тела. Без проблем снял точку и принялся за дело.
Внезапно мне вспомнился пикник, на который нас пригласили, когда мы работали в Карамельске. Левшин встречался с дамой, у которой дочка училась в пятом классе. Иногда оставался ночевать у нее и оттуда приносил что-нибудь вкусненькое.
— Готовься, — сказал он мне однажды. — В воскресенье — пикник. У моей крошки не уместился в холодильнике кролик, будем его есть на берегу реки. Я пообещал, что познакомлю ее дочь с нашим лилипутом.
Женек долго не соглашался, но жареный кролик и домашние яства перебороли его всегдашний страх перед незнакомыми людьми, к тому же он шел с нами.
Наташа, дама Витюшки, лет тридцати, была с дочерью Катей и с подружкой, которую, по настоянию Левшина, она пригласила для меня. Мы познакомились и представили Пухарчука. Он был в своем парадном костюмчике и при огромной бабочке в горошек.
Как мы его ни уговаривали одеться попроще, Женек не согласился. Он шел на пикник и поэтому оделся, как считал нужным.
— Евгений Иванович, — представил Левшин Женька, который, как маленький медвежонок, пыжился и старался держаться посолидней. — Наш главный артист Куралесинской филармонии, лауреат международных иллюзионных конкурсов.
— Евгений Иванович, — тянул Женек, пожимая всем руку.
Маленькая рыженькая Катенька в белом платьице, и тоже в горошек, влюбленными глазами смотрела на Пухарчука, кружилась возле него и боялась к нему подойти» Мы пришли на речку, разожгли костер. Дамы достали марочное вино, жареные куски кролика, котлеты, колбасу — словом, все то, чего мы лишены на гастролях. Витюшка балагурил, смешил публику, и разведенные женщины безудержно смеялись над всем на свете. Они мечтали хоть на время забыться от тех однообразных и серых дней без, любви и домашнего уюта.