Книга На основании статьи... - Владимир Кунин

Рафик оставлял ритмично покачивающуюся машину, вспухавшую от любви и страсти, и уходил по своим делам минимум часа на полтора…

Чаще всего в районную библиотеку этого странного местечка — бывшего центра кипучего и многолюдного, «градообразующего» лесоповала.

Потом там всю тайгу вырубили, а райцентр остался, как говорится, в чистом поле. С пеньками и всеми атрибутами местной власти, только почти без людей. Но зато с библиотекой.

Заведовала этим еле тлеющим «очагом культурного досуга» нежилого, пустынного райцентра выпускница Сыктывкарского педагогического института Коми АССР двадцатичетырехлетняя Ниночка Озерова. Для редких посетителей библиотеки — Нина Владимировна.

— Рифкат! — строго сказал полковник Хачикян, когда они ехали вдоль трассы трубопровода. — У меня к тебе есть замечание.

На холмах вырытой из траншеи мерзлой земли стояли конвойные автоматчики, сверху посматривали на заключенных — сварщиков и укладчиков труб. Неподалеку ждали конца смены крытые грузовики для перевозки зэков в зону. Шофера — расконвоированные заключенные — грелись в кабинах.

— Слушаю вас, Гамлет Степанович.

— Я, когда в библиотеку за тобой заходил, заметил: почему разрешаешь девочке-библиотекарше говорить тебе — Рафик? У тебя есть твое гордое имя Рифкат. Национальное. Зачем — Рафик? Что это такое?

— Видите ли, Гамлет Степанович… Я — ленинградец. Там родился и вырос. И все мои родные, хоть и не русские, были ленинградцами. Блокадники. И там это не имеет значения. Рафик и Рафик. Может, им так проще меня называть? А то — Рифкат… Как-то уж очень торжественно.

— Ты не прав, Рифкат Шаяхметович. Я тоже не русский. Но у меня есть мое многозначительное чисто армянское имя — Гамлет! И я им должен гордиться! Папа с мамой сказали — Гамлет, и я никому не могу разрешить называть себя как-то иначе. Одна очень солидная областная дама, большой ответственный работник, в один интимный момент сказала мне: «Я тебя буду по-русски называть — Гриша. «Нет! — говорю. — Никогда!» А она говорит: «Нет, Гриша! Мне так удобнее…» Но мужчина, Рифкат, должен всегда оставаться мужчиной. Я знаешь что сделал? А она, заметь, уже в постели, без ничего, в одних чулках лежала! Ты только представь себе теперь, от чего я отказался!.. На что я пошел ради нашей мужской национальной гордости?! Я с кровати встал и сказал: «Или — Гамлет, или — одевайся и уходи!»

Больших трудов стоило Рафику правильно оценить все величие этой ситуации, но он собрал всю свою волю в кулак и, с трудом объезжая огромную лужу по глубоким дорожным рытвинам, серьезно сказал:

— Очень… Очень мужественный поступок.

На мгновение Гамлету Степановичу показалось, что Рафик сказал это с тщательно скрытой иронией, но взглянув на него искоса, увидел всего лишь серьезный, сосредоточенный профиль своего водителя. И повторил для убедительности:

— Мужчина всегда должен оставаться мужчиной.

«Кулибин с воли вернулся…» — уважительно и удивленно шелестело по баракам зоны.

«Кто его тронет — дня не проживет!» — сказали паханы и «законники».

«Рафик приехал!» — шептались и вздыхали девочки в Котласе, Сольвычегодске и окрестностях.

Даже юные жены некоторых младших офицеров охраны…

Эти дамы вообще — особ статья!

Комнатка, отведенная новому сотруднику колонии товарищу Алимханову Р. Ш., находилась всего в ста метрах за пределами зоны, почти под угловой дозорной вышкой с прожектором и автоматчиком, в двухэтажном служебном бараке для вольнонаемной обслуги и младшего офицерского состава. Как раз в одном коридоре с общим туалетом и убогими лейтенантскими квартирками, увешанными вечно сохнущими пеленками и подгузниками.

Но тут уж, насчет офицерских жен, был такой секрет, такой секрет, за который вполне можно было бы получить «вышку» без приговора!

Пулю в лоб, докладная записка и акт на списание личности — «За попытку к бегству». И вся проблема! Далеко ходить не надо. Собственное кладбище — за восточной «колючкой» зоны. Рядышком.

Никаких там попов, отпеваний, всяких церковных фокусов.

В те годы церковь еще не набрала той коммерческо-политической силы, которую она загребла в девяностых, когда ей разрешили беспошлинно ввозить из-за границы в православную Россию разный басурманский алкоголь и табачные изделия. Во славу всеобщего укрепления Веры.

Тогда еще даже креститься было опасно. Не то что сейчас! Когда маршалы да министры взапуски осеняют себя Крестным Знамением! Не говоря уже о Премьерах и Президентах…

Шлепнули, сактировали, зарыли, и привет. При чем тут церковь?

Ну, разве еще бабе своей рыло начистить, чтобы всякую дурь из ее башки выбить.

Казалось бы, совсем недавно уже расконвоированный, но еще заключенный Рафик Алимханов возил своего покровителя, тогда еще подполковника Хачикяна — по всем этим городам и весям, где гражданин подполковник успешно «решал» свои собственные и служебные административнополовые вопросы.

В это же самое время худенький и красивый — тонкой, неуловимо восточной интеллигентной красотой — Рафик, с рождения наделенный поразительно ласковым обаянием, успевал огулять такое количество местных юных львиц, что по нему было кому вздыхать даже в таких малонаселенных местечках, как Коряжма…

За что его очень уважал подполковник Гамлет Степанович Хачикян. Как мужчина — мужчину!

Конечно, это были не те девочки, которых Рафик когда-то в Ленинграде водил в «Асторию», «Метрополь», «Норд» или бывшую «Квисисану»…

…возил в Гагры, Сухуми, Ялту. Жил с ними в «люксах» прибрежно-приморских Домов творчества самых разных видов советских искусств!

Но то была эпоха фальшивых «золотых николаевских червонцев», гениально изготовленных Рафиком-мотоциклистом.

То было время тяжко заработанных и очень больших настоящих денег, за которые Рафик мог позволить себе очень многое…

А кончилось все душной, провонявшей камерой, двухярусными нарами-шконками, одной чугунной парашей на двадцать задниц и старой, грустной блатной балладой:

…Я помню тот Ванинский порт

И вид парохода угрюмый.

Как шли мы по трапу на борт,

В холодные, мрачные трюмы…

Ну, не «Ванинский порт…», а просто следственный изолятор в Ленинграде, на Литейном, 4, в Большом доме. Один хрен — тюрьма.

…Если же вернуться обратно на Север, к девочкам, и быть абсолютно честным, и не обращать внимания на то, что примадонны танцплощадок Котласа и Сольвычегодска носили не нейлоновое бельишко, а теплое — байковое там… или — бязевое, черт его знает, как это называется! Короче — «начесом внутрь». А сверху еще, для тепла, и рейтузы шерстяные.

Не будешь же весны ждать, когда солнышко пригреет.

Так вот, если с них, с таких утепленных сольвычегодских принцесс, все это быстренько снять вместе с их валенками, так от тех девочек с Черноморского побережья или из «Астории» — ну, нипочем не отличить!