Книга Жизнь это театр - Людмила Петрушевская

20) — Здрасте, — тихо сказала Аллочка, и они сговорились на после экзамена. Виктор преданно ждал ее под дверью аудитории и повел подругу к себе домой, где она тихо поздоровалась с мамой Виктора, которую давно любила (многие дочери, не любящие матерей, ищут их в других старших женщинах). И мать Виктора Нина Петровна тоже хорошо относилась к Аллочке, ибо только Аллу сын приводил к себе много лет открыто, а остальных принимал скрытно и в глухие часы ночи: что делать,

21) мать бы не поняла. Алла тихо и радостно поздоровалась с Ниной Петровной, и Виктор повел девушку в свой пенал, узкую комнатку для сна и любви. Виктор вошел в Аллу как в родной дом, все было привычное и знакомое, кожа и запах, только он не узнал ее тела: грудь Аллы была теперь как у кинозвезды (см. п.19), роскошное молодое тело, буквально налитое соком, расцвет. Виктор жадно получал удовольствие, развлекался как мог и признался затем, что Алла его удивляет:

22) — все хорошеешь, все никак не состаришься, — говорил он ей во тьме, а потом они вышли в большую комнату, Виктор похлопотал насчет чая, и тут Алла ему сказала:

23) — за это время многое изменилось.

24) — Что? — удивился Виктор. Он, зная себя, ожидал того же от других, то есть думал, что у Аллы (роскошное новое тело) кто-то есть. — У тебя кто-то есть? — спросил он.

25) — Да, — сказала Алла, и ее огромные черные глаза засверкали, потому что Алла невольно пустила горячую слезу. — Да, дорогой, есть.

26) — Я его знаю? — спросил, жуя печенье, Виктор (он как ел печенье, так и продолжал жевать машинально, но в душе его росло горькое сожаление и жадность насчет роскошной Аллы). Упустил, дурак, думал он, глядя пустыми глазами на Аллу.

27) — Ты его не знаешь, я люблю его как тебя, — сказала Алла.

28) — Ну люби, — бездумно ответил Виктор, жуя печенье.

29) — Да, всю остальную жизнь буду его любить, — сказала Алла и добавила:

30) — У нас будет ребенок.

31) — Опять ребенок? — бессмысленно спросил Виктор, ничего не понимая. Он сидел, страстно мечтая остаться в одиночестве здесь, в своей квартире, один без никого, один.

32) Он затем подумал, что, вероятно, Аллочка овладела каким-то методом быстрого подсчета беременности сразу после акта, мало ли что теперь умеют девушки. — Когда это ты успела, — вымолвил он.

33) Она ответила как-то странно:

34) — В сентябре!

35) — В сентябре? — переспросил он. — А.

36) Когда же она ему объяснила все, он долго не мог поверить, даже скрипел зубами, а затем, через две недели (знакомые донесли Алле) он влюбился в идеал: хорошая семья, мытые полы, восковой паркет, и на ножках стульев наклеен войлок, чтобы не царапался паркет! И девушка как Маргарита из «Фауста», белокурая и с косой, миниатюра в стиле средневековья.

37) Однако те же люди донесли Нине Петровне, что у Виктора будет ребенок от Аллы, и Нина Петровна забастовала и не посетила ту свадьбу, срок которой пришел через месяц.

38) Видимо, Виктор прозревал какую-то опасность, которая таилась во чреве Аллы: то ли погибель, то ли что. Этот ее покров, округлые плоды, нежный цветок любви, этот блеск влаги на устах, сверкающие зубы, длинные крепкие ноги, все это, разумеется, было ловушкой: так бабка Аллы, пятнадцатилетняя девушка, бессознательно или специально (любовь!) соблазнила взрослого мужа своей сестры, и этот муж двух сестер и отец гарема вскоре уже прилаживал петлю рано утром в лесу.

39) Виктор заметался, тут любовь пришла на помощь, бессознательное влечение к спасению, т. е. влюбился в идеал, но живот аккуратно рос, и на день рождения Виктора Алла принесла ему его (живот) как бы в подарок (будучи приглашена, кстати, мамой Виктора).

40) Чтобы избавиться от наваждения, Виктор вообще решил разрушить судьбу и подписал распределение в малый город за три тысячи верст, инженером на строящийся объект. Виктор надеялся, что за три года о нем забудут все, в том числе и расцветшая Алла, и она, как после покойника, выйдет замуж, как все в конце концов устраиваются, он же некоторым образом покончит с собой (опять! см. п.3), но на три года, мечта многих, уйти и посмотреть, что будет потом.

41) Утром накануне отъезда (всю ночь прощался со знакомыми, и опять Алла, вздутая как утопленница и с такими же струящимися длинными волосами, прекрасно-страшная, со своим черным ртом, сидела в углу по приглашению Нины Петровны, мамы, которая не оставляла Аллочку в беде), — так вот, утром накануне отъезда Виктор, оставшись один в компании со случайным дружком из Киева, которому негде было ночевать, и он так и не ложился спать, накачиваясь бесплатным винишком кислых сортов, так вот, Виктор затосковал, почернел, испугался трехлетней смерти (см. п.40), но будущее в родном городе в эти три года представлялось ему не менее ужасным, жизнь с утопленницей, у которой все вздуто вчетверо, буквально все, кому-то это могло нравиться, будущим отцам, молокососам, которых возбуждает все, напоминающее собственный акт рождения и кормления: Виктор же любил (опять) одну длинноногую худенькую акробатку, она делала на сцене номер «девушка-каучук», то есть кольцо, продевая голову с обратной стороны и глядя на зрителя между собственных бедер слегка расширенными глазами, и на лбу ее вспухала голубоватая веточка вены, а сразу надо лбом помещалась ее скромная лобковая косточка, едва оперенная, прикрытая купальничком. Виктор после этого концерта встал столбом под служебным входом и встретил и проводил Жанночку-акробатку к автобусу, дожидавшемуся самодеятельных артистов. Дело происходило в райцентре, где Виктор пил у друга, знакомого психиатра, увязавшись за ним от нечего делать (дома сидела ровная и приветливая, но очень упорная мама). Итак, найдя свое сокровище в местном клубе и выяснив адрес (Жанночка дала адрес простодушно и сразу же), уже вечером следующего дня в Москве Виктор нашел студенточку в ее общежитии, она вышла в плащике, длинноногая, с широко расставленными глазами и маленьким треугольным личиком, они немного погуляли по сентябрьской аллее, и единственной наградой, которую Виктор обрел, был поцелуй в маленькую шелковую ручку с выступающими почти старческими венами: ни грамма жира не защищало тельце Жанны, и ручка ее была как анатомический муляж, вот косточки, вот жилочки, теплая птичья лапка.

42) С адресом Жанны в паспорте, выкипая горячей слезой, Виктор шел, сам себе сопротивляясь, на вокзал, его вел как на казнь пьяный друг из Киева, и

43) весь последующий год Виктор прожил в общежитии в одной комнате с семейной парой, причем они, по счастью, были поселены позже Виктора на один день и очень смутились, увидев его в своей комнате на койке, даже вышли в коридор, оставив чемодан и рюкзак, вышли выяснить ошибку: но ошибки не было, в стройгородке было негде жить, и Виктор прошел с этими своими молодоженами весь цикл деторождения, терпеливо прошел, вплоть до прихода юной супруги из родильного дома, причем ребеночка отдали всего в сыпи, у него подгнил даже пупочек, и голова несчастного на ощупь была колючая, столько на ней сидело мелких нарывчиков: такова была суровая действительность, и молодые тупо покорились своей доле и лечили младенчика с любовью, мужественно борясь со своим несчастьем. В тепле и заботе ребенок выздоровел, Виктор помогал как мог, не спал ночами и в рабочее время с охотой бегал по разным инстанциям, добиваясь для маленькой семьи отдельной комнатки: пока однажды не поймал на себе откровенно наглый, ясный, ненавидящий взгляд молодой матери, которая кормила грудью, а Виктор в это время забежал за какой-то ихней же справкой, из холодного коридора, буквально с улицы, в куртке, вошел не в свое время. И тут В. подумал: а что я, собственно, здесь делаю? Хорошо, умираю, покончил с собой, но как же здесь негде жить, в этой смерти!