Книга Записки психиатра, или Всем галоперидолу за счет заведения - Максим Малявин

Женщины не любят, когда у них наступают критические дни. Ирина тоже не особо их жаловала, но еще больше она не любила и боялась овуляций. Почему? Так уж повелось, что где-то два раза в год у нее происходила особенная овуляция. Рождалась не просто яйцеклетка, а основа нового мира, этакая Хираньягарбха.[49]Вроде бы, почетно и престижно, должно сильно повышать самооценку и вызывать истерику зависти и исступленное биение о клавиатуру всем составом двух-трех форумов специфической направленности, ан нет!

Дело в том, что на особо ценную яйцеклетку претендуют одновременно силы вселенского добра и силы вселенского же зла. Их можно понять: чемпион получает целый будущий мир в виде приза, а раздача слонов аж два раза в год. Если не подсуетишься, у оппонента окажется одной вселенной больше. Это вам не души друг у друга переманивать, тут ставки покрупнее будут. Соответственно, в такой ситуации добру быть просто с кулаками, а злу с битой, в бабайке и тяжелых говнодавах как-то мелковато. Вот и спешат легионы и воинства, самоходом, штатными телепортами и на межгалактических крейсерах, как только прослышат, что овуляция была не простая, а золотая.

Ирина их видит. В такие дни взгляд ее проникает дальше стен, которые становятся зыбко-прозрачными, превращаясь в смутный намек на то, что они когда-то здесь были. Остаются лишь она и пронзительная бескрайность пространства. И они. Со всех сторон. Причем торгуются похлеще, чем подвыпивший турист на турецком рынке. Даром что мировые силы, а элементарно составить график торжественной передачи мировой яйцеклетки вечно забывают. Наверное, всякий раз закатывают грандиозный банкет — каждая сторона по своему поводу, с распитием ихнего алкоголя, битьем ихних физиономий и упаданием в ихний оливье — где уж тут запомнить, особливо когда с утра ангел межгалактического похмелья с неизменной банкой огуречного рассола ехидно вопрошает: «Ну, и чья была идея еще по двести накатить?» Межгалактическими матюгами, с их непременной многомерностью и многоуровневым подтекстом, дело обычно не ограничивается, и начинается мордобой стенка на стенку, отчего раскачивается и скрипит планетарная ось, в страхе шарахаются неосторожно подлетевшие кометы и астероиды, стонет межпланетное пространство, а орбитальный мусор пополняется выбитыми зубами, сломанными очками и пустыми бутылками с отбитым донышком. Потом противники отдыхают, подсчитывают потери в своих рядах и снова пытаются договориться. Если верить Ирине, средний уровень интеллекта межгалактического тусовщика чуть выше, чем у нашего имбецила. Амбиций, правда, много. Когда, наконец, в обоих лагерях находится хотя бы по легкому дебилу, начинается цивилизованный разговор. Стороны договариваются, яйцеклетка всасывается воронкой энергетического вихря и исчезает во вспышке телепорта. Участники межгалактического дня овуляции расходятся и спешат на банкет. Окружающая реальность постепенно возвращает себе осязаемость, текстуру и краски. Еще одна вселенная получила жизнь, неважно, по чью сторону понимания добра и зла. Всем спасибо, все свободны.

Студент поневоле

Процесс образования и воспитания — вещь фундаментальная и, по большому счету, очень полезная. Не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что у человека, только что появившегося на Земле после какого-нибудь глобального Ctrl-Alt-Del, были свои учителя, которые научили его, как сеять зерно, чтобы потом сделать из него хлеб, пиво и водку… Хотя, возможно, до водки человек додумался сам. Порою слабо верится, будто до основных жизненно необходимых знаний люди дошли своей головой. Вот что-то забыть или сделать из этого стрелялку-взрывалку или что-нибудь эдакое, чтоб торкнуло и вставило не по-детски, — это завсегда пожалуйста. Но даже образовательного процесса порой бывает чересчур много, не говоря уже о способах подачи.

У жены немало лет лечится и наблюдается пациент, назовем его Андрей. Андрею где-то тридцать пять, из них пятнадцать лет он болен шизофренией и лет десять как на второй группе инвалидности. Что мешает ему жить и работать, обзавестись семьей и иметь детей? Голоса. Когда они впервые зазвучали в его голове, Андрей поначалу возрадовался: еще бы, такие тайны раскрываются, такие горизонты вырисовываются! Голоса рассказывали о том, как родился этот мир, как возникла Земля, как на Земле появились люди. Курс галлюцинаторного самообразования включал в себя также основы реальных естественных наук — более реальных и более естественных, чем мы, обыватели и даже доценты с кандидатами, можем себе представить. Историю тоже не обошли стороной: кто убил Кеннеди — да пожалуйста, имена, досье, истинные причины; где золото партии — бери карандаш, пиши координаты; заодно черкни, где Золотая баба прячется. Про политику — отдельная лекция: кто есть кто, кто кого и кто почем, ФСБ роняет скупую офицерскую слезу, а недоразвитая оппозиция рыдает в голос и грозит пожаловаться маме-демократии. Поначалу Андрей даже конспектировал, но потом бросил это дело. Во-первых, опасно; как для него самого, так и для человечества в целом. Возьмите, к примеру, ту же принципиальную схему телепорта с произвольно задаваемой точкой прибытия. Или МГД-генератор[50]размером со стакан. Или ментальный сканер. Нет, на фиг, на фиг, или друг друга поубивают, или самого носителя знаний прихлопнут чисто на всякий случай — оно ему надо?

Опять же, количество учителей. Сколько голосов в голове человек может слышать одновременно? Два-три? А Андрей слышит ровно сто восемьдесят семь во время обострения и двадцать — двадцать пять во время относительного затишья. Причем каждый голос он знает, что называется, поименно. Кто они? В основном, известные политики (эти часто друг друга Андрею закладывают), ученые, телеведущие и прочие знаменитости. Абы кому в голову пациента хода нет, там жесткий войс-контроль. Есть подборка умерших — полководцы, цари и фараоны, Сталин захаживает с Лениным на пару, Лейбниц порой о монадах лекции читает. Есть голос его собственной души: так получилось, что душа Андрея живет отдельно от тела, как разведенные, но сохранившие приятельские отношения супруги, которые болтают, иногда пьют чай, но съезжаться не торопятся, равно как и разбегаться навсегда. Все эти голоса пытаются что-то Андрею поведать, причем одновременно, порой вступая друг с другом в перебранку и не глядя на чины и регалии. Так, Сталин порой бывает послан с его советами и расстрельным списком по нескольку раз на дню, а Ленин огребает от Канта за слишком вольное и не к месту цитирование его трудов, и все это под ехидный шепот Макиавелли, подзуживающего тех и других. И так днем и ночью. С девушками Андрей не знакомится по одной простой причине: это только у актеров из порнофильмов может что-то получаться при таком количестве народа на площадке и репликах режиссера.

Было время, когда Андрей, не вынеся пыток насильственного круглосуточного ликбеза, пытался покончить с собой. Всего за ним числится около восьми таких попыток. Потом пришла душа, надавала ментальных люлей, пригласила Данте, дабы еще раз втолковал, куда придется прогуляться в случае чего, и Данте постарался. Да и остальные души пригрозили лично встретиться с нерадивым студентом. Больше попыток уйти с лекции не было. Последние десять лет Андрей идет сдаваться, как только количество лекторов переваливает за сорок. Что примечательно, ему вполне хватает лечения в дневном стационаре. Правда, во время курса он ни с кем, кроме своих голосов, не общается, но его можно понять: публика разительно разнится, да и некогда. Медикаментозно сократив количество учителей до приемлемой двадцатки, пациент выписывается. Процесс же передачи знаний продолжается, и Андрею порой приходится прикрикивать на гуру, чтоб дали приготовить еду, погладить белье, да и в туалете могли бы с лекциями по открытым термодинамическим системам не соваться: процесс и без них неплохо идет.