Книга Принц-потрошитель, или Женомор - Блез Сандрар

Опустошая прощальную бутылку, он сказал:

— Так вы уж приходите меня повидать, как — нибудь поутру, в ближайшие четыре дня. Я тут пустил корни в Шартре. Купил небольшую плантацию батата. Домик построил, маленький, в канадском стиле, он у меня и ангар, и мастерская, и жилье. Я там живу на пару с одним приятелем, он мне подмога. Заходите, право. А сейчас мне пора, надо еще поглядеть на свою развалюху.

Шанкоммюналь встал, рассчитался с гарсоном, высыпав ему в ладонь все содержимое своего кошелька, и направился к выходу. Немного погодя мы обнаружили его возле раздевалки. Он едва держался на ногах. Качнувшись, толкнул нас, но не узнал.

— Ну и ну! — фыркнул Женомор. — Давай проводим его. Один он никогда домой не доберется.

Шанкоммюналь меж тем кликнул такси и тут же плашмя растянулся на мостовой. С помощью швейцара мы кое-как впихнули его в машину и, поскольку он сказал, что живет в Шартре, велели везти нас на Монпарнасский вокзал. Светало. Горы моркови и капусты в лучах зари были слишком ярки для наших утомленных глаз, но очень славно пахли огородом. Простолюдинки выкрикивали нам вслед грубые шутки, расступаясь перед такси, в котором с багровой, налитой кровью физиономией спал, откинувшись назад, волосатый хмельной Шанкоммюналь.

С вокзала как раз отправлялся первый утренний омнибус. Шанкоммюналь все не просыпался. Ну, пьяница чертов! Мы втащили его в третий класс. Затем, после короткого совещания, решили отправиться вместе с ним. В Шартре хромой, немыслимо тряский фиакр отвез нас к взлетно-посадочной полосе.

Аэродром находился у края пустынной песчаной равнины и представлял собой несколько жалких построек барачного типа. Покореженные самолетные крылья заменяли навес. Планеры, брусья, куски перфорированной фанеры валялись на траве, подобно раздробленным скелетам. Мятые канистры, пустые консервные банки, клочья упаковочной ткани, старые шины громоздились вдоль взлетной полосы. Поскольку нынче вся поверхность земли постепенно сглаживается, равномерно покрываясь отходами городского хозяйства, окружающее пространство было сплошь усеяно сверкающими в лучах солнца бутылочными и посудными осколками. Тысячи скрюченных непарных башмаков усыхали на вольном просторе. Я запутался ногами в пружинах матраца. Нельзя было пройти и сотни шагов, чтобы не споткнуться о какую-нибудь железяку.

Шанкоммюналь упирался, не желая идти дальше.

Его дом можно было сразу узнать, поскольку он был сложен из необтесанных бревен. Мы толкнули раздвижную дверь на роликах.

— Смотрите, вот он, мой аэроплан! — в восторге завопил Шанкоммюналь, вырываясь из наших рук и бросаясь в кабину. — Взгляните, какая машина, и заметьте: у нее нет хвоста! Руль высоты на нижней плоскости крыла. Концы крыльев скошены.

Он дернул за рычаг и нажал на педали, чтобы продемонстрировать, как работает его детище. Тросы и впрямь напряглись, затрепетав, словно скрипичные струны, и концы крыльев задвигались.

— На этом я облечу вокруг света и вернусь знаменитостью!

Аэроплан являл собой старую механическую рухлядь, штопаную, подновленную на скорую руку, грязную. На шасси не хватало одного колеса. Расчалки поломаны. Парусина тут и там прорвана, всюду латки из пластыря. Под сиденьем летчика — пролом, ноги поставить практически некуда. Мотор плюется черным маслом. Бензопровод подвязан бечевкой. Винт снят.

— Вот так-то. Он теперь хоть куда. Я его, что ни день, совершенствую. Раз десять уже чуть на нем не гробанулся, — с умилением поведал Шанкоммюналь.

Мы обошли вокруг желтого триплана.

Ангар был завален инструментом и разными деталями. Второй аэроплан пребывал на стадии конструирования. Мотор лежал на скамейке. В углу стояла железная кровать, за печкой висел гамак. Дальний угол занимала маленькая кузница, еще здесь были большой токарный станок и верстак у окна. Над верстаком склонился человек. Он был молод. Ни наше появление, ни докучные выкрики Шанкоммюналя не заставили его отвлечься от работы. Он даже головы не повернул, ни единого разу, так погрузился в работу. С помощью циркуля он размечал деревянный винт.

— Пошли завтракать, — окликнул его Шанкоммюналь. — Да оставь ты свои логарифмы и всю эту ерунду. Сегодня у нас выходной. Будем кутить. — Повернувшись к нам, он сказал: — Господа, позвольте вам представить моего лейтенанта Блеза Сандрара. — Потом, окунув голову в лохань с холодной водой, добавил: — Пойдем в «Великого монарха», позавтракаем.

Изобретатель совсем обнищал. Женомор ссудил ему денег, и полгода спустя после нашей первой встречи машина Шанкоммюналя была готова. Ее конструировали под большим секретом. Это был тот самый аэроплан, что отвлекал меня, мешая читать и размышлять у себя в башне. Мне не терпелось увидеть, как он отправится в путь. То, что происходило сейчас, — это были последние вылеты для окончательной доводки. Июль уже перевалил на вторую половину, а он должен был улететь в начале августа. Мое нетерпение объяснялось тем, что я жаждал поучаствовать в этой новой затее, душой которой был Женомор.

Предполагался кругосветный полет. Сандрар, Шанкоммюналь и он сам должны были взойти на борт со дня на день. Женомор взял за основу первоначальный замысел Шанкоммюналя и, развив его, довел мечту до состояния разработанного проекта.

Это обещало стать предприятием вселенского размаха.

Женомор снюхался с самыми известными туристическими центрами, с трансатлантическими компаниями, с крупнейшими спортивными клубами и прессой всех стран. Он бросал вызов. Заключал пари. Это путешествие организовали так, что оно должно было принести ему девятьсот миллионов. Весь мир, волнуясь, ожидал его свершений.

Программа была такова.

Первый полет, он же первая демонстрация: Шартр — Интерлакен, аэроплан должен опуститься к вершине Юнгфрау и на бреющем полете спланировать вниз, к зданию казино. Там состоится показ машины с пояснениями Блеза Сандрара, интервью, коммюнике в газетах, геройский подвиг, мировой рекорд, премии и пожертвования.

Второй полет и вторая демонстрация: Интерлакен — Лондон, участие в ежегодном состязании на скорость и выносливость — облет побережья Англии, демонстрация аппарата, конференции, интервью, коммюнике, премии, пожертвования, рекорды, гран-при «Дейли мейл», окончательное подписание договора и официальное открытие тотализатора, миллионный залоговый вклад в Английском банке.

Третий вылет, третья демонстрация: круговой полет от столицы к столице, конференции, пропаганда, реклама — Париж, Брюссель, Гаага, Гамбург, Берлин, Копенгаген, Христиания, Стокгольм, Гельсингфорс, Санкт-Петербург, Москва.

Официальное открытие европейского тотализатора. Новый полет Москва — Токио, первый этап кругосветки, шестьдесят часов в воздухе с посадками в Оренбурге, Омске, Томске, Иркутске, Чите, Мукдене, Пекине, Сеуле, Токио.

Соответственно в Токио — официальное открытие азиатского тотализатора и новый, второй этап кругосветного перелета: впервые в мире из Азии в Америку по воздуху, через Тихий океан с посадками во Владивостоке, Николаевске, Петропавловске, на Ближних островах (точнее, на острове Крысином), затем на Алеутских (на Лисьем), на Аляске (Картук), в Ситке, на острове Королевы Шарлотты, в Ванкувере.