Книга Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

— И Бог не покарает этого aimable roué[36], — сокрушенно возмущалась Тилли, отчего-то особенно невзлюбившая графа Андрея. — Как можно терпеть в составе имперского посольства такого утонченно безнравственного человека? Это позор для твоей страны, дорогая.

Через два года граф Андрей преспокойно покинул Неаполь, и пророчества императрицы Екатерины не сбылись. Наваха его миновала. Он увез оттуда горы королевских подарков, бесчисленные ящики с антиквариатом и вкус поцелуев страстной неаполитанки. Для любителей международной эротики замечу, что итальянские солдаты в войну 1941–1945 годов умыкали украинок и женились на них, поплевывая на строгие приказы дуче.

В вихре парижских встреч воспоминания о шекспировском Гамлете как-то потеряли болезненную остроту, хотя тамошние умники чаще и чаще за спиной цесаревича шептались о безусловном сходстве принца Датского и русского наследника престола. Д’Аламбер от него пришел в восторг. Сколько ума и благородства! Какая чарующая мягкость! Какие познания в различных областях! В мастерской Грёза он обсуждал творчество Сальваторе Роза, а с Гудоном разбирал достоинства античных скульптур, которые видел в Геркулануме.

— Я с удовольствием сделал бы ваш портрет, — робко предложил на прощание Гудон, — и запрошу недорого. Такое лицо, как ваше, запоминается художнику надолго.

— Прекрасно! Но только если вы согласитесь на это время стать моим личным гостем в России, — любезно ответил цесаревич.

Тилли ассистировала цесаревичу во всех беседах. Она показала себя лучшим толмачом и замечательным ходячим справочником.

На Марсовом поле маршал Бирон устроил в честь северных гостей военный парад. Французские драгуны выглядели бесподобно, что обрадовало Христофора Бенкендорфа. Он мечтал, чтобы основой армии цесаревича стали драгунские соединения. Он хотел, чтобы цесаревич отдавал предпочтение кавалерии — более дорогому удовольствию, но зато самому надежному военному кулаку. Тяжеловооруженные, в сверкающих шлемах, с пышными султанами, верхом на массивных лошадях, они олицетворяли не просто мощь и порядок в армии, но и красоту военного искусства, столь любезную сердцу каждого русского офицера.

По духу цесаревич родился пехотинцем, а Бенкендорфы обожали лошадей. Англо-нормандская порода давно привлекала Христофора изяществом, мускулистостью и аристократичностью экстерьера. Знаменитый генерал Флери позднее много сделал для укрепления этой ветви достойных всяческого уважения существ. Нормандия, а точнее, Ле-Мерлёро и Ле-Контантен поставляли лучшие образцы. Родиной отродья Мерлёро был весь департамент, но особенно кантон Орн. Предания гласили, что порода была обязана своим происхождением армориканской расе, жившей в западной Галлии у берегов Атлантического океана. Арморика — это, по сути, Нормандия и Бретань. Лошади там мельче и благороднее, они своего рода кавалерийские аристократы. При Людовике XV начался расцвет коннозаводства.

— Наши знатоки, — сказал с горечью маршал Бирон, — предприняли попытку — надо признать, неудачную — скрещивания с датскими жеребцами… — И здесь, на Марсовом поле, их не оставляла в покое Дания. — Страна Гамлета, подражавшая своим южным соседям, усиленно разводила и экспортировала жеребцов. Но они наградили наших норманов тяжелыми головами, плоскими ребрами и предрасположенностью к всевозможным болезням — свистящему удушью, лунной слепоте и другим.

Христофор Бенкендорф запомнил слова Бирона, чтобы предупредить отечественных ремонтеров.

Король Людовик XVI, чувствуя пристрастие русских к лошадям и видя, как у одного из них, Бенкендорфа, загораются глаза, весело рассказал цесаревичу, как он спас нормандскую породу:

— Я приказал моему шталмейстеру князю де Ламбек отправиться в Британию и купить там пятьдесят полукровных английских жеребцов. Крепких, немножко туповатых, как все островитяне. Но улучшение породы, конечно, длилось долго. Английские жеребцы с ленцой. Мой отец обожал лошадей, но ничего не понимал в коннозаводстве, хотя считал себя покровителем этого промысла. К сожалению, он был высокого мнения о проклятых датчанах, испортивших нам породу. Он любил Шекспира, и при его жизни Гамлет верхом на лошади проезжал по сцене.

Довольный своими намеками, Людовик XVI перевел беседу на другую, но не менее щекотливую тему.

— Я слышал, что в составе вашей свиты нет лица, на которое вы могли бы положиться полностью. Если это так, то, может быть, в спутники вам назначить герцога де Линя — человека в высшей степени благородного? Неужели слухи верны, ваше высочество? — настойчиво спросил король.

Цесаревич побледнел и смутился.

— Не совсем. Я окружен преданными людьми. Но я был бы очень неосторожен, если бы держал при себе какого-нибудь любимого мною и отвечающего мне тем же пуделя и императрица знала бы об этом. Прежде чем я покинул бы Париж, я уверен, мать моя из Петербурга велела бы бросить несчастную собачку в Сену с камнем на шее, чтобы лишить меня верного стража. Поэтому никому не проговоритесь, что вы подарили мне прекрасную лошадь и слышали, как я назвал Бенкендорфа своим другом. Иначе их ждет печальная участь.

— Самое неприятное и опасное заключается в том, что всегда находятся люди, охотно выполняющие подобные приказы, сопровождающие нас неотступно, — тонко улыбнулся Людовик XVI, несмотря на собственное легкомыслие, нередко попадающий в точку.

Система зеркал: спектакль в спектакле

Слух о том, что сам д’Аламбер сравнивал в частной беседе графа Норда с принцем Гамлетом, быстро распространился по Парижу и достиг ушей русских. Он усилился особенно после свидания взволнованного цесаревича с бароном Неккером, недавним министром финансов короля и человеком, чьи интересы далеко выходили за рамки чисто коммерческие. Его дочь — будущая мадам де Сталь, уже сделавшая первые шаги на литературном поприще и прославившаяся позднее глубоким пониманием исторической ситуации, знавшая тогда о России больше, чем многие просвещенные умы Франции и Швейцарии, не могла не отметить бросающегося в глаза сходства.

Перед отъездом из Парижа, где они жили сперва в Английском трактире, а затем в доме князя Барятинского, между великой княгиней и Тилли в присутствие Бенкендорфа произошел разговор, целиком посвященный этим быстро распространившимся сплетням и чуть не послуживший основанием для дипломатических осложнений.

— Какая же роль отводится мне? — наивно поинтересовалась у Тилли несколько встревоженная великая княгиня.

— Ты главный персонаж из первого акта еще не написанной русским Шекспиром пьесы.

— Трагедии?

Тилли пророчески молчала. Еще когда в Вену — сразу после посещения Киева и Варшавы — приехали родители великой княгини из Монбельяра и празднества, балы, концерты, спектакли чередовались с длительными прогулками по австрийской столице и беседами с императором Иосифом II, кто-то из придворных предложил сыграть «Гамлета», который шел с великим Брокманом в заглавной роли. Фамилия титулованного остроумца осталась неизвестной. Его, однако, поддержали. Охотников до скандальных ситуаций всегда немало. Заманчивое зрелище: увидеть в зале человека, чья судьба так или иначе изображается на сцене. Спектакль — в спектакле! А там — в шекспировской пьесе — ведь еще один спектакль. Система зеркал углубляет эпоху. Бернардо или Марцелл походили бы на Бенкендорфа. Гример Михаэлис подчеркнул бы сходство двумя легчайшими прикосновениями кисточки.