Книга Заговор против террора - Алекс Маркман

Берия поднял тост за Сталина. Ведь нужно же было как-то выразить свою радость по поводу того, что судьба Абакумова, верного пса Сталина, наконец-то определилась.

Гости разошлись, на прощание желая вождю доброго здоровья и долгих лет.

Усевшись в машину, Берия наконец-то расслабился. Улыбка на его лице сменилась угрюмой гримасой ненависти. Вознесенского ему было не жаль, как и его родственников. Еще один серьезный конкурент убран с дороги. Но рано или поздно наступит и его черед.

«Чтоб ты сдох поскорей», — про себя пожелал он вождю, уставившись на освещенную фарами дорогу.

Часть 4. Год 1951-й

Глава 1

В один из вечеров раннего лета по чистой случайности Щеголев присоединился к Кириллу и Панину, которые собрались скоротать часок-другой за кружкой пива, быть может, с водочкой. Период бешеной гонки для следствия, казалось, закончился, наступило затишье. Даже самые рьяные следователи неохотно шли на крайние меры; было не ясно, откуда дует ветер и куда. Волна арестов пошла на убыль. Но штиль, как известно морякам и работникам госбезопасности, часто бывает признаком приближающейся бури.

— Как жизнь? — весело обратился Щеголев к обоим, поднимая кружку.

— Идет. Полным ходом, — бодро откликнулся Панин.

— Полным ходом? — переспросил Щеголев с ноткой сарказма. — А у меня сложилось впечатление, что поезд остановили на полном ходу. Осталась только болталогия в газетах.

— Как же вы пришли к такому выводу, Афанасий Захарович? — спросил Кирилл.

— Большого ума не надо, — усмехнулся Щеголев, хватаясь за кружку пива. — Все на виду в нашей части планеты. — Он отхлебнул и кинул косой взгляд на Панина. — Следствие зашло в тупик, а, Савелий? С этой еврейской молодежной организацией?

— Не совсем так, — вяло возразил Панин. — Почти все признались в заговоре и подготовке к террористической деятельности. В заключении следствия это так и записано.

Щеголев повертел головой, подозрительно окинув взглядом зал, и навалился грудью на стол, чтобы быть поближе к собеседникам.

— Знаете не хуже меня, что Абакумов вычеркнул обвинение в террористической деятельности. Никаких доказательств ваша братия найти не могла, кроме признания. Как может кучка маменькиных сынков совершать массовый террор, не имея оружия, связей и всего прочего? Кому-то из следователей не поздоровится за такой идиотизм. Перестарались вы, ребята, или недостарались.

— Это еще не говорит о том, что остановили поезд на полном ходу, — возразил Панин.

— Говорит, еще как говорит, — Щеголев выпрямился. — Аресты почти прекратились. Новые задачи нам практически не поставили. Евреев-то вона сколько, а в заговорах участвует всего ничего. Не так это выглядело с самого начала. Верно ведь?

Вопрос был адресован Кириллу, но тот не стал отвечать. Внимание его было целиком приковано к вошедшему в зал коротышке, тот оглядывал столы в поисках свободного места.

— Гляди-ка, кто пришел, — сказал Кирилл, не отрывая взгляд от пришельца.

— Ба, ба, — с радостной насмешливостью забормотал Щеголев. — Его превосходительство Минька Рюмин сам пожаловал. Ему-то есть от чего запить. Абакумов недавно на губу посадил его за старания, а сейчас грозится выгнать совсем. Две недели Минька в холодном карцере провел, видно, согреться решил.

Кирилл, как и Панин, знал, о чем говорит Щеголев. Абакумов, получая безграмотные отчеты Рюмина, в которых тяжкие обвинения не подтверждались ничем толковым, наконец не выдержал, наорал на Миньку, арестовал на месте и посадил его на гауптвахту на две недели. Рюмин, к всеобщему удивлению, открыто выступил против Абакумова и грозился ему отомстить. Все были уверены, что дни Рюмина в МТБ сочтены. Выступать открыто против министра МТБ, ближайшего доверенного Сталина! Всеобщий вывод был: дурак есть дурак, туда ему и дорога. Кирилл был одним из тех, кто с нетерпением ждал, когда же раздавят эту гниду.

— Сюда идет, — объявил Панин очевидный для всех факт. — Заметил нас.

Рюмин подошел к их столу и взмахнул рукой в знак приветствия.

— Присаживайся к нам, Михаил Дмитриевич, — пригласил его Щеголев. — Расскажи, как жизнь идет.

— Как жизнь, как жизнь, — недовольно проворчал Рюмин, занимая свободный стул. — Жизни никакой нет. Сколько ни старайся, а толку мало. Засели там, наверху, всякие.

— Да ладно вам, Михаил Дмитриевич, — дружелюбно прервал его Кирилл. — Выпейте с нами, отдохните после работы.

— Я-то выпью, Кирилл, — согласился Рюмин, принимая кружку. — Только вот приглашения от тебя я не ждал.

— Почему? — спросил Кирилл, пытаясь прикинуться дурачком.

— Ты знаешь, — Рюмин утвердительно кивнул, как будто подтверждая свои слова. — Это уже все знают. Жалобу на меня накатал. — Он махнул рукой. — Да ты не один. Другие тоже писали.

— Давай не будем вспоминать, что было, то было, и быльем поросло, — предложил Щеголев. — Поговорим о бабах.

— О бабах, — презрительно усмехнулся Рюмин. Он смешал предложенную водку с пивом и махом выпил эту смесь. — Все они там, наверху, путаются с бабами. Я все о них знаю. И Абакумов наш, и Берия, и все, у кого еще стоит, у всех у них рыльце в пушку на этот счет.

Кирилл переглянулся с Паниным, а потом со Щеголевым, который заметил их молчаливый обмен взглядами.

— Откуда вы это знаете? — поинтересовался Кирилл.

— Как будто ты этого не знаешь, — Рюмин кинул на него косой взгляд. — Жидовскими врачами занимаешься и не знаешь?

— При чем тут жидовские врачи? — спросил Щеголев.

— При том. Ты распутываешь дело и идешь в секретный архив Абакумова. А там. На всех дела есть, — Рюмин махнул рукой и снова приложился к водке с пивом.

Никто за столом не произнес ни звука. Все ждали, что еще скажет Рюмин.

— Нет у меня союзников, — снова заговорил Рюмин. — Но меня это не останавливает. Я буду бороться с жидами и их влиянием, сколько сил хватит. Посмотрите, сколько их осталось у нас. Броверман, Райхман, Свердлов. Да тот же Эйтингтон. Да что там говорить. Всех не перечесть. Конечно, при таком засилье жидов, какое может быть против них следствие?

Рюмин смолк, трагически поднял брови домиком и с тем же суровым выражением лица отпил из кружки. После этого он возобновил монолог.

— Мало их прочесали в 1946_м, все еще многие остались на местах. На самом верху их влияние чувствуется. Молотов, Андреев, Ворошилов под влиянием сионистских баб. Каганович. — ну, на этом пробу ставить негде. Ну, как тут толковое следствие проведешь? Потому этот Абакумов, их приспешник, и ставит палки в колеса. Но я найду поддержку, я уверен.

— Вы можете на меня рассчитывать, Михаил Дмитриевич, — сказал Кирилл.

Рюмин, Щеголев и Панин от неожиданности уставились на него: Рюмин — прищурив глаза в злобном недоверии, Щеголев — с отвисшей челюстью, а Панин — с вопросительным дружелюбием, словно ожидая услышать от Кирилла, что это шутка. А Кирилл не шутил.