Книга Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан

И вот теперь послание Эйзенхауэра Сталину. В то время, когда выбор военных целей вполне мог определить будущее послевоенной Европы, Черчилль полагал, что телеграмма Эйзенхауэра советскому диктатору является опасным вмешательством в мировую и политическую стратегию — сферу Рузвельта и премьер-министра. Черчилль считал Берлин исключительно важной политической целью, а теперь казалось, будто Эйзенхауэр не собирается предпринимать массированного наступления, чтобы захватить город.

Около полуночи 29 марта Черчилль позвонил Эйзенхауэру по телефону-щифратору и попросил прояснить его планы. При этом премьер-министр тщательно избегал упоминания о телеграмме Сталину, но подчеркивал политическое значение Берлина и убеждал, что следует позволить Монтгомери продолжать северное наступление.

Черчилль чувствовал, что крайне важно, чтобы союзники захватили столицу, опередив русских. Сейчас, 30 марта, начиная более чем 60-мильную поездку в Чекерс, он со все большим беспокойством размышлял над ответом Эйзенхауэра. «Берлин, — сказал Верховный главнокомандующий, — более не является главной военной целью».

* * *

В Реймсе гнев Дуайта Эйзенхауэра разгорался в соответствии с британским протестами. Его удивила яростная реакция Лондона на сдерживание северного наступления Монтгомери, но гораздо больше поразила буря, разбушевавшаяся из-за его телеграммы Сталину. Он не видел причин для такой бурной полемики, полагая, что его действия и правильны, и необходимы с военной точки зрения, и был оскорблен оспариванием своего решения. В лучшем случае вспыльчивый, теперь он был самым разгневанным из всех союзных лидеров.

Утром 30 марта Эйзенхауэр начал отвечать на послания из Вашингтона и Лондона.

Сначала он послал краткое подтверждение получения ночной телеграммы Маршалла и пообещал ответить детальнее через несколько часов, но пока он лишь заявил, что не изменил своих планов и что обвинение британцев «на деле не имеет никаких оснований… По моему плану порты и все другие цели на северном побережье будут захвачены быстрее и надежнее, чем при том распылении сил, которое навязывает мне полученная вами депеша Уилсона».

Затем, в ответ на просьбу премьер-министра, выраженную в ночном телефонном разговоре, он послал Черчиллю дополнительные детали, проясняющие приказы, отданные им Монтгомери. «В соответствии с намерениями русских», центральное наступление на Лейпциг и Дрезден под командованием Брэдли кажется необходимым, потому что в результате немецкие армии окажутся разрезанными «приблизительно пополам… и будет уничтожена основная часть остатков вражеских войск на Западе».

Добившись этого успеха, Эйзенхауэр намеревался «предпринять действия по захвату северных портов». Монтгомери, по словам Верховного главнокомандующего, «будет отвечать за выполнение этих задач, и я предлагаю увеличить численность его войск, если возникнет такая необходимость». Как только «будут достигнуты вышеупомянутые цели», Эйзенхауэр планировал послать генерала Диверса с его 6-й группой армий на юго-восток в район Цитадели, дабы «предотвратить любую возможность консолидации немцев на юге и встретиться с русскими в долине Дуная». В заключение Верховный главнокомандующий отметил, что его нынешние планы являются «гибкими и могут изменяться в случае неожиданных ситуаций». Берлин не упоминался.

Послание Эйзенхауэра премьер-министру было сдержанным и корректным и не отражало его гнев. Однако его ярость вполне выразилась в детальной телеграмме, которую он послал, как и обещал ранее, Маршаллу. Эйзенхауэр сообщил начальнику американского штаба, что он находится в «полном неведении относительно того, почему его действия вызвали столь бурный протест. Я получил инструкции координировать военные операции с русскими напрямую». Что касается его стратегии, Эйзенхауэр опять доказывал, что никаких изменений не внес. «В последнее лето британские начальники штабов неизменно возражали против моего решения открыть (центральный)… путь, потому что, по их словам, это будет бесполезно и… оттянет силы от северного наступления. Я всегда настаивал на том, что северное наступление принципиально важно в… изоляции Рура, однако с самого начала, задолго до дня «Д», мой план… состоял в том, чтобы связать… главное и вспомогательное наступления… и затем нанести один главный удар на восток. Даже поверхностное исследование… показывает, что главный удар должен быть нанесен на район Лейпцига, где сосредоточена большая часть оставшейся немецкой промышленности и куда, как полагают, переезжают немецкие министерства».

Вспоминая о старой агитации Монтгомери и Брука за стратегию одиночного удара, Эйзенхауэр заявил: «Просто следуя принципу, который всегда навязывал мне фельдмаршал Брук, я решил сконцентрироваться на одном главном наступлении, и весь мой план состоит в возвращении 9-й американской армии под командование Брэдли на той фазе операции, которая включает наступление в центре… план ясно показывает, что 9-я армия может снова прийти на помощь британской и канадской армиям в очистке всего побережья к западу от Любека». Затем «мы можем начать наступление на юго-восток, чтобы помешать нацистам занять горную цитадель».

«Национальная цитадель», которую Эйзенхауэр назвал «горной цитаделью», была теперь очевидной главной военной целью, в реальности более важной, чем Берлин. «Позвольте отметить, — сказал Верховный главнокомандующий, — что Берлин сам по себе более не является особо важной целью. Он потерял свою важность для немцев, и даже правительство готовится переехать в другой район. Сейчас важно сосредоточить наши войска для одного наступления, что приведет к падению Берлина, освобождению Норвегии и шведских портов с их грузами быстрее, чем распыление наших усилий».

Когда Эйзенхауэр добрался до заключительного абзаца своего послания, он уже едва сдерживал гнев. «Премьер-министр и его начальники штабов, — заявил он, — выступали против «Энвила» (вторжения в Южную Францию); они возражали против моего предложения уничтожить немцев к западу от Рура до нашего форсирования этой реки; они настаивали на том, что наступление на северо-восток от Франкфурта лишь втянет нас в бесконечные сражения на пересеченной местности. Теперь они явно хотят, чтобы я отказался от операции, в которую будут вовлечены многотысячные войска, до полного поражения Германии. Я согласен ежедневно и ежечасно изучать все проблемы со своими советниками и уверяю, что нами руководит единственная мысль — скорейшая победа в этой войне».[28]

Чуть позже, но в тот же день в Вашингтоне генерал Маршалл и Объединенный комитет начальников штабов получили дополнение к протесту британских начальников штабов, прибывшему накануне. Вторая телеграмма по большей части была растянутым повторением первой, однако были два важных дополнения. За этот промежуток времени британцы узнали от адмирала Арчера, находящегося в Москве, о дополнительных данных разведки, направленных Дину из штаба Верховного главнокомандующего союзными экспедиционными силами. Британцы настаивали на том, чтобы не предоставлять эту информацию русским. В том случае, если обсуждения уже начались, Лондон хотел приостановить переговоры до тех пор, пока Объединенный комитет начальников штабов не пересмотрит ситуацию.