Книга Звездочка и Коробок - Дарен Кинг

— Нет, не снимай...

Она не дает мне снять трусы.

— Да я только разок посмотрю.

— Нет, не надо. Там кровь.

— Это не кровь, — говорю.

— Она везде. Кровь.

— Не везде и не кровь. Это просто такие трусы. Правда прикольные?

— Не надо. — Звездочка говорит: — Не шевелись...

— Поздно. Уже шевелюсь.

— Ты все испачкаешь...

— Да нету там никакой...

— Нет, не снимай...

— Я просто проверю. Ты говоришь, что в тебе застрял мой безобразник. А я тебе говорю, что он здесь, у меня в трусах. И хочу, чтобы ты посмотрела и убедилась. Если он там, в трусах, значит, в тебе его нет. Потому что он там, у меня в трусах. У меня он один. Их не два и не три. У меня только один безобразник. — Я оттягиваю резинку и заглядываю себе в трусы. Да, он там, мой безобразник. Я его вижу. Он там. Сидит спокойно у меня в трусах и даже не знает, что происходит. Звездочка тоже не знает, что происходит. Она крепко зажмурилась и не смотрит. — Звездочка.

— Он во мне. — Звездочка слезает с кровати и говорит: — Я его чувствую.

— В тебе его нету и быть не может.

— Он там, в моей норке.

— Нет, не там. — Это она так называет свою волосатую дырочку. — Потому что он здесь, у меня. Посмотри.

Звездочка стоит на ковре, как-то странно стоит, чуть прогнувшись. Как будто ей неудобно стоять.

— Нет, не трогай меня. Не трогай. — Она отходит на пару шагов. Она странно ходит, не так, как обычно. Как будто хочет меня рассмешить. Только она вовсе не хочет меня рассмешить. Это видно по ее лицу. — Не трогай меня. — Она не может ходить, потому что ей больно. — Ствол. — Она морщится. — Он во мне. Такой твердый. Сделай, чтобы он стал мягким.

— Что? — Я просто сижу на кровати и вообще ничего уже не понимаю. — Он мягкий. Он тут, у меня. У меня в трусах. И он вовсе не твердый.

— Он твердый. Твердый. Сделай, чтобы он стал мягким. — Она не открывает глаза. Она говорит с закрытыми глазами: — Он там, во мне...

— А если я сделаю, чтобы он стал мягким, тебе уже больше не будет больно?

— Не будет. Ой...

Я качаю головой.

— Ну хорошо, — говорю. — А как сделать, чтобы он стал мягким?

— Я не знаю. Это же твой безобразник, вот ты и придумай. — Ей больно, и поэтому не хочется разговаривать. Ну, от боли. Она стоит посредине комнаты. Как-то странно стоит, чуть прогнувшись. Ну, как тогда. Когда она только что встала с кровати. Звездочка говорит: — Подумай о чем-нибудь, от чего тебе сразу не хочется глупостей.

— Да мне и так их не хочется, никаких глупостей. — Я говорю очень быстро. Мне хочется, чтобы ей не было больно. Ну, чтобы боль поскорее прошла. Я хочу сделать что-нибудь, чтобы ей не было больно. Но у меня ничего не выходит. — Звездочка. Послушай меня. Мне не хочется никаких глупостей.

— Да. Еще раз.

— Что?

— Скажи это еще раз.

— Что? Что мне не хочется глупостей?

— Да. Скажи это еще раз. И продолжай повторять, пока тебе не расхочется глупостей.

Я пожимаю плечами. Делаю, как она просит. Повторяю:

— Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей. Мне не хочется глупостей...

— Подумай о чем-нибудь грустном. Ой. Ой...

— О чем?

— Ну, о чем хочешь. О чем-нибудь грустном, от чего у тебя все опадает и тебе больше не хочется глупостей...

Ага. Я знаю, о чем надо подумать, чтобы мне не хотелось вообще никаких глупостей.

— О твоей маме. Сейчас я подумаю о твоей маме. Когда я думаю о твоей маме, мне уж точно не хочется глупостей. Самое верное средство.

— Да, давай. — Звездочка говорит: — Давай думай...

Она издает всякие звуки, ну, такие... такие звуки, от которых мне сразу хочется глупостей, и мой безобразник становится твердым и очень большим. Но тот безобразник, который в ней, он вовсе даже не настоящий, и поэтому он не становится тверже и больше, так что это не важно, что происходит с моим настоящим. Который у меня в трусах.

— Знаешь, Звездочка, твоя мама — это так пакостно, просто даже не знаю как. Почти так же пакостно, ну, как эти, которые с ананасами на головах. Как капуста. И лук. И бананы. — Нет. Бананы сюда не подходят. Бананы вкусные. — Как картошка. Имбирь. И имбирные пряники. Пастернак. И еще этот... шпинат. И фасоль. И еще пастернак...

— Получается. Он становится меньше.

— Как попасть в тюрьму. Или как если тебя убьют. Как ходить в школу. Не ходить на вечеринки к друзьям. Скучно и пакостно.

Все, от чего сразу не хочется никаких глупостей.

Звездочка выпрямляется и говорит:

— Получается.

У нее все лицо мокрое. Ну, от пота. Но она уже не морщится от боли. Оно становится мягче. Как безобразник. Который, как она говорит, застрял у нее внутри. Только он не застрял. Потому что его там нет.

— Он выходит наружу. — Звездочка говорит. — Вот он. На пол упал.

— Я его подниму. — Я спрыгиваю с кровати, и бросаюсь на пол, и поднимаю этого безобразника, которого нет. Ну, который, как она говорит, выпал у нее из дырочки и упал на пол. — Засуну его обратно к себе в трусы. — Какой безумный, безумный мир. — Ну, вот, — говорю. — Все в порядке.

Звездочка открывает глаза. Они такие красивые.

— Мы это сделали, Ствол. Ты у меня не мужчина, а зверь. — Она тяжело дышит. Вдыхает и выдыхает. Ей не хватает воздуха. Она открывает окно. Ей жарко. Она садится на краешек кровати. Я держу ее крепко-крепко, обнимаю двумя руками. Она дышит так тяжело, а я прижимаю ее к себе. Я пытаюсь ее успокоить. — Держи меня, Ствол. — Звездочка говорит. — Крепко-крепко держи.

— Я...

— Помоги мне, Ствол. Мне страшно. Помоги мне. Пожалуйста.

— Я держу тебя.

— Я без них не могу. Не могу.

— Без кого?

— Без таблеток. Достань мне таблеток.

— Каких таблеток?

— Я без них не могу. — Звездочка говорит: — Помоги мне. Дай мне таблетки.

— У нас нету таблеток. Звездочка, как я дам тебе таблетки, если у нас их нету?

— Мне все равно. Просто дай мне таблетки.

— Звездочка, что с тобой? — Она уже дышит получше. Не так тяжело. Я по-прежнему держу ее крепко-крепко, но она уже дышит значительно лучше. — С тобой никогда раньше такого не было. Ты же — самая разумная девочка из всех девчонок, которых я знаю. А сейчас тебя словно замкнуло. Ну, что-то в мозгах переклинило. И нам надо придумать, как сделать так, чтобы этого не было. Чтобы у тебя мозги встали на место. А то будет беда.