Книга Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны) - Алексей Тарновицкий

Обнаружив необходимые признаки, разведчик занимает очередь и опрометью бежит в ближайшую телефонную будку — доложить своим. Проходит минут пять-десять, и в хвост образовавшейся очереди уже пристраивается полностью отмобилизованная и готовая к бою колонна отдела. Впрочем, на этом этапе еще рано говорить о победе. Наступает время планирования и расчета. Тут уже каждый за себя, тут уже извини-подвинься: дружба дружбой, а военная добыча врозь.

Порубленные куски мяса навалены в витрине под стеклом. Само собой, их нельзя взять в руки, перевернуть, посмотреть, что там с другой стороны. Но в распоряжении хорошего боевого командира есть точный глазомер, расчет и интуиция. Помимо качества куска, следует оценить и его вес. В одну пару рук дают не больше двух килограммов, но продавцу, как правило, лень урезать кусок в случае небольшого перевеса. Зато если перевес велик, непременно начнет протестовать очередь, и тогда раздосадованный мясник отхватит от твоей добычи драгоценный шмат мякоти. Таким образом, задача состоит в том, чтобы выбрать кусок правильной величины — больше нормы, но не намного. И все это, напомню, на глазок!

Покончив с выбором куска, можно переходить к стадии стратегического планирования. Ты должна тщательно изучить расположенные перед тобой боевые единицы. Некогда друзья и союзники, теперь они представляют для тебя смертельную угрозу. И если бы только для тебя! Они угрожают непосредственно выбранному тобою куску! Да-да, вот этому, едва торчащему из-под двух других шматов лакомому куску, кусочку, кусочечку, с которым ты давно уже успела сродниться. Да что там сродниться! Мысленно ты уже принесла его домой, помыла, разделала, засунула в мясорубку, в кастрюлю, в латку… Ты уже почти поставила его на стол перед навострившим вилки и ножи семейством. Ты просто не перенесешь расставания с этой родной, этой бесценной ценностью!

Итак, сколько их? Три, четыре… девять… двенадцать! Двенадцать апостолов, включая потенциального Иуду. Так… кто что возьмет? Вот эта незнакомая дама в каракуле непременно схватит вон тот ломоть… боже, какой чудесный ломоть! Как в сказке! Но на него лучше не смотреть, тебе он все равно не достанется даже во сне. Дальше… эти три женщины из шестого отдела, как пить дать, схватят по лопатке и удерут во все лопатки. Ты бы тоже взяла, если бы была поближе, однако, увы. Дальше… это туда, это сюда, два, три, пять… вроде бы всем хватает, вроде бы никто не покусится: твой кусманчик хоть и хорош, этакий шалун, но по качеству явно не входит в первую дюжину. Значит, можно позволить себе робко надеяться. Надеяться и ждать, не выпуская кусок из виду, но и не пялясь на него в открытую, дабы не возбуждать у апостолов нездорового интереса.

Очередь движется медленно, и ты уже вся истомилась. Уже ушла довольная дама в каракуле, убежали тетки, унося вожделенные лопатки, мало-помалу тает гора кусков. Пока что твои расчеты точны. Перед тобой еще четверо… трое… двое… Еще немного, еще чуть-чуть… Но что это? В дверь магазина, запыхавшись, врывается какая-то кикимора. Да, черт побери, она и в самом деле занимала очередь перед тобой. Она истекает потом и дико извиняется. Задушить бы гадину. Потому что теперь… теперь… аа-а! Как больно, милая, как страшно! С кусочками не расставайтесь! Не зарастет на сердце рана! Аа-а!.. Все пропало! Жизнь прошла зря. Ох, кусочек мой, милый мой кусманчик…

Ты горестно наблюдаешь за тем, как твой намоленный, выстраданный, вычисленный кусок погружается в черную могилу чьей-то чужой сумки. Что теперь делать? Не идти же домой? Как назло, ты даже не заготовила запасного варианта и теперь лихорадочно производишь ревизию оставшегося нищего выбора. Взять, что ли, эту кость? На суп сойдет. Ох, как жалко, как жалко… Подходит твоя очередь.

— Что брать будем? — говорит красномордый продавец, переводя на тебя скучающий взгляд вершителя судеб.

Ты поднимаешь руку, чтобы указать, и тут за спиной вершителя распахиваются створки, и из запретных недр магазина выходит божественный мясник в клеенчатом фартуке, неся перед собой поднос с роскошным, нереально красивым, фантастически красным, кровью сражений завоеванным пушечным мясом.

— Вот это! — кричишь ты в наступательном экстазе, открывая пальбу из всех орудий одновременно. — Вон тот кусок! Нет, тот! Нет… нет… подождите…

Остановись мгновенье, ты прекрасно!

— Ждать месячных будешь, — нагло скалится продавец. — Говори, чего берешь, или выходи из очереди. Люди ждут.

Но ты плевать хотела на его грубость. Плевать ты хотела и на все прочие несчастья и разочарования, на усталость, на гудящие коленки, на мокрые ноги, на ноющие под тяжестью сумок руки, на тетку-Иуду, унесшую твой прежний заветный кусок. Потому что ты счастлива, реально, на всю катушку. Потому что твой прежний кусок и в подметки не годится этому, новому, уже лежащему на весах. То есть в подметки он только и годится, а этот… этот… этот хоть на бифштексы нарезай! Если бы не та кикимора, не видать тебе этого чуда! Вот ведь, поди ж ты, бывает, что и Иуда попадает прямиком в Спасители!

— Два двести пятьдесят! — рявкает продавец и косится на очередь.

Твое сердце падает: двести пятьдесят граммов! Это намного больше допустимого перевеса. Неужели сейчас отрубит? Но — новое чудо: очередь глухо молчит, по горло погруженная в новые вычисления, новые выборы, новый передел будущего.

— Ладно, живи… — буркает продавец и, достав из-за грязного уха грязный карандаш, пишет цену на грязном обрывке бумаги.

Быстрее, в кассу! Боже, неужели это происходит с тобой?! Кассирша берет деньги, швыряет назад сдачу и чек. Вот и он, кусок. Вот и он, поразительно красивый, поразительно твой. Теперь можно даже посмотреть, что там с другой стороны. Гм… с другой стороны многовато жира, и кость, честно говоря, могла бы быть поменьше, но это уже детали. Главное, что тебе сегодня сказочно повезло, повезло так, как редко везет в этой жизни. Настоящий праздник, праздник победы!

Вот что такое покупка мяса, трудная дорога войны, протянувшаяся сквозь горечь разочарований и неудач к фейерверку победного салюта — от первых неясных разведсводок до пышных, скворчащих на сковородке котлет!

Но только не сегодня, не сейчас. Сейчас у Аньки совсем другая забота. Она вбегает в комнату, когда на часах без пяти три. Увидев ее, облегченно вздыхает в своем «Приюте» группенфюрер Зопа. Анька многозначительно машет начальнику рукой: помню, мол, помню, уже иду. Сумку на стул, дубленку на вешалку, сапоги к батарее… все? Все. Можно отправляться.

Первый отдел помещается на первом этаже за проходной. Тяжелая дверь обита жестью, за дверью — коротенький коридор. В торце — кабинет начальника, слева и справа еще по две комнаты. Анька останавливается в нерешительности: куда теперь? Она заглядывает в приоткрытую дверь одной из комнат. Комната невелика, метров шесть. Там как раз помещаются два кресла и журнальный столик. На стене над столиком — бра. В кресле — молодой мужчина приятной наружности, в костюме и при галстуке. Он вопросительно смотрит на Аньку.

— Вы кого-то ищете?

— Мне тут назначено, — смущенно говорит она. — На три часа.