Книга Сердце Феникса - Мэтью Гэбори

– Ладно, – процедил он сквозь зубы. – Хорошо. – Он убрал светлые волосы за уши и пояснил: – Дело в том, что нам с Шендой случайно удалось заполучить один альмандин. Нам было поручено закупить для отряда оружие… и на обратном пути мы встретили купцов и жрецов, которые обделывали свои делишки в приграничной таверне. Предметом торга был какой-то странный камень, и каждая из сторон не желала, чтобы другая догадалась о его истинной ценности. Думаю, что жрецы действовали по собственной инициативе, потому что вообще грифийская Церковь поддерживает альмандинок. Короче говоря, мы напали на них и украли реликвию. Не было и речи о том, чтобы оставить ее у себя. Мы отправились в монастырь альмандинок, находившийся неподалеку от Альдаранша, чтобы отдать камень туда на хранение. Золота взамен мы не получили, зато были удостоены долга чести. Тогда мы ни в чем не нуждались. Но мы запомнили это обещание… а потом расстались.

– Настоятельница монастыря сказала, что мы должны прийти вдвоем в тот день, когда нам потребуется помощь. Поэтому я и отправилась к Чану.

– Я догадываюсь, о чем ты хочешь ее попросить, – объявил тот, подбрасывая в костер сухие ветки. – О медузнице, не так ли?

Шенда кивнула. Из магических книг, хранившихся в Башне, Януэль знал о существовании этого необычного животного, которое сестры-альмандинки использовали как своего рода шлем.

– Если мать-настоятельница согласится нам его дать, тогда у нас появится надежда проникнуть в Альдаранш незамеченными.

– Неплохая идея, – подтвердил Януэль. – Если только они согласятся предоставить это фениксийцу, в сердце которого, возможно, находится Желчь…

– Что? – воскликнул Лучник, вытаращив глаза.

Драконийка, вздохнув, опустила голову:

– Это долгая история, старина. Ты прав, Януэль, я об этом не подумала. Это может серьезно осложнить дело.

– Почему? – спросил Чан.

– Смысл их жизни – не допустить, чтобы священные альмандины использовались в чьих-то корыстных целях, – объяснила Шенда. – Отдать медузницу человеку, которым может завладеть Желчь…

– Которому мать-настоятельница к тому же ничем не обязана, – заключил Чан, покосившись на фениксийца.

– Разберемся на месте, – подытожила Шенда.

– А откуда взялась Желчь у этого милого мальчика?

– Нам пора в дорогу, – сказала драконийка, снимая с ветки свою тунику.

Когда наступили сумерки, они снова тронулись в путь. Чтобы добраться до монастыря, требовалось две или три ночи. Их взорам открывался однообразный пейзаж: поля до самого горизонта, густые леса и ухоженные фермы, которые они старательно обходили стороной. Они шли только по проселочным дорогам, а иногда напрямик через заросли. Много раз они видели имперских рыцарей, несущихся галопом по широким мощеным дорогам к Альдараншу. По мере приближения к столице они неоднократно замечали в небе Грифонов с огромными крыльями цвета нефрита и серебра. Беглецам то и дело приходилось выбирать обходные пути, скрываясь под кронами деревьев от их пронизывающего взгляда.

Когда Шенда и Чан во время привалов дружески болтали, вспоминая былые времена, Януэль старался сосредоточиться на Фениксе. Ему никак не удавалось установить с ним связь. Каждое утро, когда его спутники ложились спать, он садился в стороне и закрывал глаза. Он не открывал врата своего сердца, но внимательно прислушивался к дыханию Феникса-Хранителя. Это занятие успокаивало юношу, и он засыпал, убаюканный этой внутренней музыкой. Музыкой, которая могла в любой момент взорваться и превратиться в уничтожающий грохот.

ГЛАВА 22

Орден альмандинок строил свои монастыри всегда по одному и тому же образцу: большой комплекс круглых домиков, низких, без окон и с перламутровыми стенами. Эти домики были будто уложены один на другой, что в совокупности создавало захватывающий рельеф. Для того чтобы сбить с толку воров, попытавшихся проникнуть внутрь, было придумано бесчисленное множество галерей, соединявших залы внутри монастырских зданий. Нижняя часть ансамбля была расположена на берегу Альдарена и переходила в пристань, к которой могли причаливать корабли гостей.

Единственный вход в город для иноземцев находился как раз на этой пристани. Прибывавшие по суше должны были обойти монастырь и постучаться в бронзовые ворота, отделявшие альмандинок от всего Миропотока.

Чан негромко постучал в них два раза и порывисто пригладил свои золотые волосы. Шенда и Януэль терпеливо ждали рядом и не отрываясь смотрели на реку, по которой большие баржи скользили в сторону Альдаранша. Вдали мириадами звезд сияли огни столицы.

Сначала путники услышали звук шагов, а затем, тихо скрипнув, открылся крохотный глазок. Наступившую тишину нарушил низкий голос Черного Лучника:

– Я Чан. Вместе с Шендой, драконийской воительницей, и фениксийцем, которого зовут Януэль, прошу аудиенции Матери-настоятельницы.

Глазок закрылся, и шаги растаяли в галереях монастыря.

– Это значит, что они не разрешают нам войти? – спросил Януэль.

– Нет, – объяснил Чан. – Они должны выяснить у Матери-настоятельницы, имеем ли мы право войти. Нужно подождать.

Через некоторое время внутри снова послышался шум. Раздался глухой грохот какого-то механизма, и бронзовые ворота медленно отворились перед ними. Януэль с нескрываемым любопытством воззрился на сестру-альмандинку. Она выглядела совсем не так, как он ожидал. Она была облачена в драконийские чешуйчатые доспехи, которые облегали ее тело от горла до колена, и обута в тяжелые сапоги из черной кожи, а у ее бедра висела кривая сабля ликорнийского образца. Лишь по очертаниям груди и бедер можно было догадаться, что это женщина.

При виде ее Януэль даже отступил на шаг. О шлеме, который скрывал ее лицо, в фениксийской лиге ходили легенды. Пронизанный хитиновыми прожилками, он целиком покрывал голову альмандинки. Единственный глаз, сиявший в костяной орбите, внимательно оглядел посетителей. Этот шлем и был одной из тех знаменитых медузниц, редких и ценнейших животных, разводимых орденом, чтобы защищать лица сестер-альмандинок. Медузницы обладали удивительной выносливостью и к тому же удовлетворяли все жизненные потребности своей хозяйки. В отличие от простых смертных альмандинки не ели земной пищи и не дышали тем воздухом, которым дышат они. Никто не знал, что происходило с их лицами под живым панцирем.

Рукой, обтянутой чешуей, она сделала повелительный жест в сторону широкого коридора, который вел в глубь монастыря. Чан, как этого требовал обычай, склонил голову, пропуская сестру вперед, чтобы та указывала им путь. В воздухе царила тишина. Фонари освещали белые стены, так что те сияли и в их свете можно было иногда разглядеть кого-либо из альмандинок, идущих по смежной галерее или поднимающихся по лестнице.

Коридор вел в восьмиугольный зал, две трети которого занимал полукруглый бассейн, наполненный мутной горьковато-соленой водой. От воды распространялся пряный аромат. К ним присоединились еще две альмандинки, каждая из которых встала за спиной одного из посетителей, держа руку на эфесе сабли.