Книга А Роза упала... Дом, в котором живет месть - Наташа Апрелева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером мы сидим за столом втроем, уже отужинали, какая-то, что ли, рыба, тарелки собраны и установлены в посудомоечной машине, ты разливаешь чай, придерживая мизинцем крышечку забавного чайничка в виде старинной швейной машинки.
Я смотрю на тебя, протягиваю руку и глажу твои тонкие пальцы, Клаус сыто посмеивается, придвигая к себе пепельницу, ему разрешается курить в любом месте дома.
Он частенько посмеивается таким образом, будто произносит: «хык», «хык», «хык», и обычно мне наплевать, но сегодня этот смех очень мне мешает, да что же это такое, говорю я молча, сколько же это будет продолжаться?!
Я взмахиваю руками, это называется — жестикуляция, помогает в иллюстрации не сказанных никем слов.
Ты смотришь на меня удивленно, а Клаус вообще — как на ожившую бормашину, а я продолжаю, без всяких пауз, мне уже не остановиться.
Сколько же это будет продолжаться все мы делаем вид, что ничего не происходит я — любовница Клауса ты — любовница Клауса и мы все тут любовницы Клауса а Клаус притворяется будто не в курсе наших специальных игр для больших девочек махнем не глядя называется когда я меняю свой рот на твой пустоту твоей вагины на наполненность моей далее по кругу и наоборот тоже.
Клаусу приходит в голову немного похихикать еще, это ему приходит в голову очень зря, я же говорю, что сегодня мне этот смех мешает, а вот если ему разорвать, к примеру, рот, затолкав туда оба моих кулака, то он перестанет смеяться, как ты думаешь?
Клаус смеяться перестает, слюна смешивается со струйками крови и некрасиво пузырится вокруг бывших губ, удивительно, как вовремя ты схватила его руки, как ловко завела за спинку стула и, кажется, немного вывихнула в плечевых суставах, насколько я помню, плечевые суставы в обычном состоянии не выглядят так… несовершенно.
Неплохо будет как-то зафиксировать поникшие стебли крепких рук Клауса, поросших негустыми светлыми волосками, или не надо? Да, пожалуй, ты права, какое-то время он предпочтет не шевелить ими вообще.
Я вытираю свои ладони об эту твою зеленоватую скатерть с неподходящим для скатерти названием, тефлоновая, мне неприятны мои руки в рыжей крови Клауса, неприятны его дикие крики, а как ты думаешь, он замолчит, если эту сырую визжащую темную дыру заткнуть чем-нибудь, ну помимо моих кулаков, разумеется?
Какая ты молодец, оранжевая квадратная губка, глубоко туда помещенная, наконец избавляет меня от прослушивания звериных воплей, кто-то испаноязычный сказал: дальнейшее — молчанье, ах, хорошо сказал.
Мы встречаемся с тобой глазами над содрогающейся беззвучно головой Клауса.
Да, мы тоже умеем понимать друг друга без слов.
У меня есть еще одно дело, говорю я тебе после всего. Ты знаешь. Я вернусь, обещаю я, я скоро вернусь. Просто у меня есть еще одно дело.
Разрушить один Дом. Выкорчевать одно дерево. С одним отцом я уже разобралась.
добавить комментарий:
Umbra 2009-07-03 07.40 am
Я нисколько не жалею, мы все живем по одним и тем же законам, но только каждый их открывает для себя заново. Очень скучаю. Люблю.
SaddaM 2009-07-01 11.03 am
Да, что-то у Клауса не задалось… Неудачно, говорю, у Клауса денек завершился.
* * *
— Честно говоря, немногое знаю. Ну, живет как-то. Работает. Свекровь мне часто звонит. Из Бельгии. Она сейчас там. Вышла замуж за бельгийца. Врача без границ.
— За фламандца или валлона?
— Ты, что ли, глухой? За бель-гий-ца.
— А бельгийцев в природе не существует, душа моя. Население Бельгии составляют процентов шестьдесят фламандцев, процентов тридцать валлонов, ну и остальные немцы, по мелочи. Тысяч семьдесят человек.
— Ой, ну и подумаешь.
— А что ж супружник не в Бельгию? К маме. С новым папой. Хи-хи.
— Да вот как-то не спросила. Хи-хи.
— Но вы же общаетесь.
— Практически нет. Дочь уже взрослая, они встречаются вне дома. В какие-то рестораны ходят. В ночные клубы. У Витечки недолгое время был переходный возраст, а потом открылась вторая молодость. Слушай, ну где эти курицы?
— Курицы?
— Курочки-рябы мои где? Просто с ума с ними сойду. Договаривались на четыре часа. Сейчас уже…
— Ровно четыре.
— Да? А что ты тогда разлегся? Вставай давай. Сейчас девчонки придут. Дети еще с ними… Надо быть в форме.
— А чему ты так радостно улыбаешься? Радуешься, что скоро от меня избавишься? Коварная…
— Нет. У меня одноклассница одна есть. Людочка. На какой-то встрече школьных друзей я восхитилась ее чудесной внешностью… Так и сказала: прекрасно выглядишь, Людочка! А она…
— Ответила: а ты нисколько не прекрасно?
— Хи-хи, нет. Она ответила невозмутимо: а я давно уже в такой отличной форме.
— Хи-хи. Достойный ответ.
— Достойный.
— Слушай, я вот тут подумал. Ну а что ты будешь здесь делать с толпами беженцев? Ты же не государство Израиль?
— Сам ты государство Израиль!
— Поедем ко мне, душа моя? Пусть курицы и дети здесь. А ты — у меня. А?
— Ну, я не знаю. Ты меня заставишь убираться. Влажной тряпкой протирать полы.
— Непременно. Еще и намывать их с этим…
— С кем?
— С доктором Проппером — веселей, в доме чисто в два раза быстрей!
— С мистером Проппером.
— Прости, пожалуйста, если я оскорбил твое эстетическое чувство.
— Болтушка ты. А еще математик. Звонят. Пойду открою.
— Мне спрятаться в шкаф?
— Нет, лучше прыгай в окно.
— В окно я прыгать несогласный.
— А я-то думала…
— Что я давно уже в отличной форме?
— Все, пусти! Они уже ногами колотят. Марго сейчас дверь вынесет, она может. Ну, пусти, отличная форма!..
* * *
Юля добежала до входной двери и быстро повернула ключ. Раз, еще раз, последний раз — и открыла. Недовольная Марго подвинула ее плечом и молча зашла, ступая уверенно. Следом просочились безмолвные однополые дети, сразу принялись здороваться, снимать обувь и тоненько хихикать над огромным постером, украшавшим прихожую: два устрашающего вида доктора склонились над худосочным больным. «Поздравляю, вы еще живы», — говорит один. Этот постер, кстати, был единственной вещью, заказанной отсталой Юлей через интернет — из дизайн-студии Артемия Лебедева. Уж очень часто он соответствовал ее настроению. Последней зашла Лилька, поискала глазами посадочное место, со вздохом облегчения опустилась на табурет.