Книга Повелитель Ночи - Саймон Спуриэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек вскочил на ноги, как бездушная марионетка, пытаясь идти вперед, не обращая внимания на цепи. Изо рта хлынула кровь. Хищники варпа ворвались в его душу, пируя за завесой реальности.
Сахаал отшатнулся, оба его сердца громко стучали. У него получилось? Кто-то услышал его зов? Твари пустоты не прикоснулись своими бесформенными языками к астральному маяку? Сообщение смогло проскочить?
Голова псайкера начала крутиться в разные стороны, пока не уставилась на Сахаала пустыми глазницами, словно буравящими Повелителя Ночи невидящим взглядом.
А затем человек заговорил — первые слова он произносил неуверенно, словно невидимый кукловод только приноравливался, а потом голос налился силой, и речь полились рекой:
— М-мы... м-мы... мы... мы идем... забава... для тебя...
Ошеломленный, Сахаал рухнул на колени:
— Б-братья?!
— Встречай нас, Мастер Когтя! Приготовь путь. Аве Доминус Нокс!
— А-аве!
Голова псайкера разлетелась на куски, как перезревший фрукт, осколки черепа и клочья мозга забрызгали и без того загаженное помещение. Душа человека отчаянно застонала, поглощаемая роем варпа, ожесточенно пирующим и дерущимся за каждый кусок.
Сахаал снял шлем и облегченно зарыдал.
На следующий день разведчики Семьи Теней шли по лагерю беженцев, размахивая сообщением, собирая толпы на каждом перекрестке, наводняя воздух криками и протестами.
«Идите в улей, — гласило послание на листах пергамента, которое передавали из одних дрожащих рук в другие. — Восстаньте против развращенного мира над нами и соберите для своего повелителя достойную дань.
Ангел Императора среди нас, и плата, взимаемая им, не богатство, не пища и не кровь. Его плата — правосудие. Каждый, кто способен нести оружие, будь то мужчина или женщина, каждый должен принести Ангелу Императора голову грешника или — если будет отобран отдельно — выполнить другое свершение.
Дети моложе пятнадцати лет освобождаются от повинности. В отсутствие родителей за ними будут наблюдать воины Семьи Теней.
У вас есть два дня».
Сначала все были шокированы. Нахлынули ярость, ужас и недоверие. Но молва о недавней казни благородных главарей домов и присутствии на острове некой Святыни, чья сила и мощь передавалась из уст в уста, заставили все чувства утихнуть. Все — кроме одного.
Страха.
Семья Теней была сильна, а все остальные банды понесли тяжелые потери. Угроза наказания в случае отказа была не пустым звуком. Беженцам деваться некуда. Людям больше негде скрыться. И, кроме того, как они оставят детей?
Много времени на сборы не понадобилось. Лица мрачнели, зубы сжимались, пальцы покрепче охватывали рукояти широких мачете и длинных ножей. Пришла пора отправиться в поход на улей.
Эквиксус ждала кровавая ночь.
Закончив с когнис меркатором — торговцем информацией, ради которого пошла на такой отчаянный риск, Мита возвратилась в Каспсил, ощущая неловкую радость.
Она не нарушила указания инквизитора не преследовать лично это ужасное чудовище, скрывающееся в подулье, не спровоцировала более никаких нападений виндикторов и, естественно, не сделала ничего, что пошло бы вразрез с собственными планами инквизитора. Какими бы они там ни были.
Все, что сделала дознаватель, было элементом... страховки. Каустусу вообще лучше об этом не знать.
На втором ярусе, рядом со зданием Арбитрес, Мита задержалась подождать, пока Винта доставят в хоспис Ордена Панацеар. Гигант неплохо себя чувствовал, несмотря на тяжелые раны, — благодаря своей удивительной физиологии он обладал невероятной способностью к восстановлению и блокированию болевых импульсов.
Хотя, иногда безжалостно думала Мита, возможно, Винт просто слишком глуп, чтобы понять, когда следует умирать. Но как она ни напускала на себя безразличный вид, ее беспокоило тяжелое положение мутанта. Винт самоотверженно ее защищал, оставаясь верным до самого конца; край сознания Миты до сих пор помнил боль, которую излучал раненый помощник
Любой наблюдатель мог заметить, что преданность Винта Мите была намного больше, чем преданность самому инквизитору. Хоть раз Винт оспорил ее приказ? Сомневался в ее компетентности, подозревал в чем-либо или не повиновался?
Конечно, нет.
И что с ним случилось...
Гигант пострадал очень серьезно. Большие рваные раны кровоточили по всему телу Винта, огромные мускулы виднелись под сорванной кожей. Одна из щек гиганта оказалась распоротой, обнажая полость рта и крепкие зубы. Кусок надорванного мяса причинял нестерпимую боль, нависая над подбородком. Глаза Винта налились кровью, по всему телу багровели синяки, а поверхность металлических рук была покрыта таким количеством отверстий, что им позавидовал бы небольшой астероид.
Даже сестры Ордена, скользившие от кровати к кровати, похрустывая накрахмаленными одеяниями и вводя наркотические препараты нуждающимся, не казались особо уверенными в быстром восстановлении гиганта.
Перед уходом Мита не преминула озвучить несколько серьезных угроз в отношении невнимательного ухода за пациентом. Авторитет Инквизиции должен быть непререкаем.
Приняв такие меры, дознаватель оставила понурого гиганта выздоравливать и вернулась к себе — переодеться и насладиться несколькими минутами покоя, пока вновь не придется вернуться в храм Панацеар.
Мита шла между крепостью префектов и хосписом пружинящим шагом, стараясь не думать о той твари, что бродит где-то далеко внизу под ногами. Какие бы тайные расследования ни проводились в отношении чудовища, Мита скоро будет знать о них все. Когда она входила в восстановительную палату Винта, то внезапно вспомнила слова Каустуса: «Я послал лучшего друга помочь вам».
Кто-то ждал ее внутри.
Он был человеком. Уже через несколько минут Мита прочувствовала, что его мелочность и любовь к власти проявляются таким способом, что любая неизвестная информация рассказывается с максимальными церемониями. Я знаю нечто, чего вы не знаете, говорили его глаза-буравчики, поэтому вам придется меня выслушать от начала и до конца.
— Мы нашли их именно на седьмом ярусе, — пояснял он, взмахивая рукой для пущей важности. Когда он говорил, в уголке его рта скапливалась слюна — неприятная деталь, которую Мита не смогла игнорировать. — Несчастные создания. Они полностью дезорганизованы, впрочем, как и всегда. Никакой серьезной угрозы.
Человек сплюнул, потом сунул в рот мундштук кальяна, закрепленного ремнями у него на груди, и глубоко затянулся.
...бугльбугльбугльбугль...
— Мм...
Он выдохнул клубы вишневого табака, расплывшись в кошачьей улыбке, — ониксовые протезы во рту словно распахнули врата космической тьмы. Мита подавила желание погасить кулаком эту мрачную улыбку.