Книга Кровавые игры - Челси Куинн Ярбро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, греки намного одухотвореннее нас,- томно вздыхая, говорил он.- Их речи философичны, в их залах потрясающая акустика, их изваяния полны жизни. Вы тут себе даже не представляете, насколько глубока их культура.
– Кому же, как не тебе, донести до нас ее красоту, государь? – быстро проговорил Корнелий Юст Силий.- Ты для того наделен всеми мыслимыми талантами.
– Ах, если бы не бремя моего положения,- вздохнул вновь Нерон, пощипывая струны большой лиры.- По временам мне кажется, что я с удовольствием променял бы свою порфиру на рубище беднейшего греческого пастуха, изливающего себя в незатейливых мелодиях флейты.
– Ты изливаешь себя по-другому, о августейший,- поспешил уверить его Нимфидий Сабин.- Этот грандиозный дворец с его угодьями и садами дарует волшебное ощущение, что все мы сейчас находимся в деревенской глуши, а вовсе не в центре могущественнейшего города мира.
Еще один гость императора Константин Модестин Дат, недавно прибывший из Галлии Белгики, озадаченным тоном прибавил:
– Ив самом деле, государь, я был наслышан об этом дворце, но совершенно не ожидал увидеть такое… великолепие.
Нерон широко улыбнулся.
– Это моя дань империи,- вымолвил он, извлекая из лиры глубокий аккорд.
Модестин покачал головой.
– Только весьма богатой империи под силу содержать столь роскошный дворец.
– А как тебе моя статуя? – с жаром спросил Нерон.- Разве она не впечатляет? Многие видят в ней Аполлона.- Он хохотнул, притворно показывая, что похвала чрезмерна- Впрочем, это мне льстит, ведь Аполлон – бог музыки, которой я всецело предан.
– Тут нет противоречия,- заявил Юст.- Ты – первый в этом виде искусства.
Нерон взглянул на человека, стоящего чуть поодаль.
– А ты, Сен-Жермен? Что скажешь об этом ты?
– Твоя преданность музыке – вещь редкая для властителя,- ровным голосом отвечал Сен-Жермен.- И это можно только приветствовать. Но будь ты просто певцом, а не императором, тебе пришлось бы удесятерить усилия на стезе стремления к совершенству.- Говорить так с порфироносцем было рискованно, но кривить душой ему не хотелось. Авось пронесет, подумалось Сен-Жермену, и расчет оправдался.
– Вот вам, друзья мои, по настоящему искренний человек,- в восторге воскликнул Нерон.- Мои многочисленные призы, полученные на конкурсах, говорят о том, что он слишком строг, но строгость есть камертон для истинного таланта
– Призы,- произнес Юст менторским тоном,- не присуждаются за одно мастерство. Главное, тот огонь, что горит в исполнителе и производит на публику впечатление.
Дискуссии подобного рода никогда Сен-Жермена не привлекали, и он, небрежно пожав плечами, сказал:
– Я не слышал государя на конкурсах, и в этой
области у меня суждения нет.
Юст бросил на него сердитый взгляд и вновь обратился к Нерону:
– Твоя статуя – просто чудо. Золота в ее отделке довольно, чтобы заполнить сокровищницы трех-четырех королей.
Или, подумал про себя Сен-Жермен, обеспечить едой лет на пять лет всех римских вдов, сирот и калек. Он повернулся к примолкшему Модестину.
– Как развлекается Галлия? Я слышал, у вас там имеются неплохие арены. Достаточно ли они велики?
– Для нас – да, но не для Рима,- отвечал Модестин, довольный, что разговор свернул со скользкой дорожки.- В часе езды от нашего гарнизона имеется даже театр. Правда, постановщик в нем очень неважный, да и актеры дрянные. Настроение поднимают лишь заезжие фокусники и акробаты, но они навещают нас редко. А люди искусства вообще обходят Галлию Белгику стороной. И незаслуженно, надо сказать, ибо солдаты – народ благодарный.
– Полагаю,- встрепенулся Нерон,- что вскоре мы это исправим. Я собираюсь в Галлию с инспекционной поездкой и с удовольствием дам там несколько выступлений. Помню, однажды я даже написал для легионеров какой-то военный марш.
– Солдаты до сих пор его распевают,- сказал Модестин.
Нерон закраснелся.
– Правда? Как это мило с их стороны.
– Он очень их ободряет во время длительных переходов.- Модестин не стал говорить императору, что солдаты несколько изменили в его песне слова.
– Приятно узнать, что твой труд не пропал втуне! – Воодушевленный Нерон взялся за лиру и громким голосом завел первый куплет:
Рим над землею парит, как орел!
Юг покорил он и север обрел.
Чу! Слышен топот победных колонн!
Грозный стремится вперед легион!
Твердь сотрясается, ворог дрожит.
И посрамленный в испуге бежит!
Модестин имел неосторожность подпеть императору, и Нерон, весьма тем обрадованный, тут же предложил спеть все пятнадцать куплетов.
– Боюсь, моя память не столь хороша, как твоя, государь,- быстро проговорил Модестин.- Стихи в ней не держатся, и то, что я кое-что все-таки помню, свидетельствует о многом.
Нерон был слишком счастлив, чтобы сердиться.
– Что ж, спасибо на том. Мы еще потолкуем о ваших нуждах. Думаю, наши позиции в Галлии следует всячески укреплять.- Он повернулся к Сен-Жермену.- Я давно собираюсь обратиться к тебе с просьбой.
Ответ прозвучал кратко:
– Тиштри не продается, о цезарь.
– Великолепно! – Нерон рассмеялся, откинув назад голову; темно-русые его волосы взвихрились вокруг серебряного венка и вновь опали.- Нет-нет, разговор пойдет не о твоей драгоценной рабыне, хотя, если надумаешь сбыть ее с рук, учти, что я первым подал заявку.
– Если такое произойдет, августейший, она достанется только тебе, ибо вряд ли претендовать на нее осмелится кто-то еще.
Если Нерон и уловил оттенок язвительности в словах собеседника, то ничем этого не показал.
– Благодарю. Не сочти за назойливость, если я время от времени буду напоминать тебе о твоем обещании.- Он мечтательно улыбнулся.- Боги, что за прелесть эта армянка! Я объездил всю Грецию, но равных ей не встречал.- Император вновь тряхнул головой, и тон его переменился.- У меня есть некоторая задумка, и, мне кажется, ты единственный, кто может претворить ее в жизнь.
Сен-Жермен поклонился.
– Это великая честь, государь. Хотя, признаюсь, я удивлен, что ты не хочешь привлечь к своим замыслам римлян. Вокруг тебя всегда много весьма достойных людей.
– Но ты один разбираешься и в музыке, и в металлах,- возразил резонно Нерон.- Речь пойдет о водяном органе в Большом цирке. Там что-то разладилось, и он в последнее время немилосердно хрипит. Трубы его должны издавать колокольные звоны, а не вопить, как стадо ослов.- Последняя фраза явно была заготовленной и рассчитанной на реакцию публики.
Юст не разочаровал Нерона:
– Крепко сказано, августейший. Меткости твоих выражений можно лишь позавидовать.