Книга Артефакт - Дмитрий Иванов

– Верные слова подбирать, – коротко заметил он.

– Так вы мне поможете?..

– Чем?

Я вздохнул.

– У меня есть информация, что эта печать все же как-то связана с Этаной. А кроме того… вы как к мистике относитесь?

– Я ученый.

– Понимаю.

– Вряд ли понимаете правильно. Я историк, культуролог… лингвист. А вся история человечества буквально пронизана мистикой, во всяком случае, та ее область, которую мы называем культурой. Это и религии, и предания, и мифы.

– Но для вас это просто научный материал, вы же не станете всерьез воспринимать сюжеты мифов, к примеру. Ясно же, что это всего лишь фольклор – игра воображения. Тем более что мифы иногда бывают такие нелепые, что вообще непонятно, в чем заключается их смысл и кому подобное могло прийти в голову… Я другую мистику имею в виду.

– Я понял, что вы имеете в виду, – возразил Игорь Моисеевич. – То, что мы воспринимаем мифы как выдумку и не видим в них явного смысла, вовсе не означает, что его там нет. Это только расхожее мнение, что мифы порождены человеческой фантазией. Основным источником мифотворчества всегда служили трансцендентные состояния сознания – трансы или сны, – так что содержание мифов скорее спонтанное, чем рациональное. Поэтому они и кажутся нам иногда загадочными или вообще нелепыми.

– Сны? – без энтузиазма переспросил я: такая трактовка и в самом деле многое объясняла. Да и в аннотации к эпосу об Этане упоминалось о снах. Только это вряд ли могло мне помочь.

– Юнг, к примеру, считал, что сны – это послания коллективного бессознательного, во всяком случае, некоторые, – заметил Каргопольский.

– Бессознательного?.. – снова флегматично откликнулся я.

– Юнг посвятил анализу сновидений шестьдесят пять лет своей психиатрической практики, – подлил масла в огонь Игорь Моисеевич.

– Ясно… – вздохнул я. Похоже, куда бы я ни сунулся, все мои поиски упорно приводили меня прямиком к психиатрам.

– Вижу, вы плохо представляете себе, что имел в виду Юнг под коллективным бессознательным, – улыбнулся Каргопольский. – Я поясню… Юнг выдвинул гипотезу, что есть некая область сознания, недоступная нам в состоянии бодрствования, поскольку наш разум почти полностью блокирует ее. Однако во время сна она заметно активизируется. Юнг провел большие исследования и пришел к выводу, что эта область содержит информацию, которая проявляется в виде снов на протяжении всей истории человечества. Совершенно независимо от культурной, социальной или бытовой среды, эта информация методично всплывает из нашего подсознания в качестве устойчивых символических конструкций – так называемых архетипов. Из этого Юнг заключил, что на уровне бессознательного мы все каким-то образом связаны, поэтому он назвал эту область «коллективным бессознательным». На основе архетипов и формируются мифы.

– Видно, я не вхож в этот бессознательный коллектив, – заметил я. – Что-то не припомню, чтобы мне хоть раз приснился миф… Или… архетип?

– Вряд ли вы уделяли столько внимания своим снам, чтобы категорично это утверждать, – усмехнулся Игорь Моисеевич. – Архетипы расшифровать непросто, поэтому без углубленного интуитивного анализа они часто представляются нам бессмыслицей.

– И для чего все эти сложности?

– Это наши собственные сложности… Наше поверхностное сознание рационально, и мы настолько прониклись его манерой восприятия, что уже не способны ощущать непосредственно. Но более глубокие слои сознания содержат информацию, которая рационально невыразима. На таком уровне доступен лишь язык символов, и чрезвычайно редко подобная информация облекается в слова.

– Но все же случается? – полюбопытствовал я: кажется мы отвлеклись от темы, однако мне было интересно.

– Случается, – подтвердил старик. – Юнг писал, что во сне вербальные послания бессознательного обычно доносит до нас некий посредник, чаще всего – в образе противоположного пола. Вероятно, это связано с тем, что человеческая душа изначально двупола, и ее скрытая часть пребывает в области бессознательного. Поэтому у мужчин в роли такого посредника выступает женщина, и наоборот… Юнг назвал эту посредницу анима, от латинского «душа». Обычно анима высказывает не очень приятные вещи – те, которые человек не желает о себе знать.

– Но это не очень-то похоже на науку, – осторожно заметил я.

– Одно из направлений психиатрии… – удивленно поднял брови Каргопольский, – хотя Юнг, конечно, стоит особняком в этой отрасли… Однако он помог сотням, если не тысячам пациентов вернуть психическое здоровье.

– Да, я понимаю.

– Но мы говорили о мифах… Мифы несут в себе информацию различного уровня доступности, – неторопливо продолжил Каргопольский. – Легче всего мы воспринимаем эстетическую составляющую, ведь эстетические переживания доступны любому человеку, хотя бы просто на уровне «нравится – не нравится»… Довольно часто мы обнаруживаем в мифах и этическую сторону – обычно в том случае, если наша собственная этическая платформа более-менее соответствует содержанию мифа. Но это лишь верхушка айсберга…

– А что под ней? – вежливо поинтересовался я, поскольку Игорь Моисеевич театрально прервал свой монолог, явно ожидая реплики с моей стороны, и мне пришлось ему подыграть.

– А вот тут и начинается мистика, – удовлетворенно вздохнул он. – Дело в том, что и этика, и эстетика рациональны лишь до какого-то предела. Именно поэтому мы не способны понимать красоту рассудком, хотя и не прекращаем попыток «конструировать» ее, опираясь на рациональное постижение. На самом деле красота – это лишь поверхность – неотъемлемый элемент чего-то гораздо большего. И это касается не только искусства. Вы никогда не слышали такого выражения – «если теория не красива, то она не верна»?

– Да, конечно… Правда, еще я слышал, что красивые теории, как и красивые женщины, часто бывают неверными.

– Это эхо, – поморщился Игорь Моисеевич. – Но и у него есть право на существование.

– Да, но… мы ведь говорили о мистике.

– А это, по-вашему, не мистика?

Я пожал плечами.

– Вы знаете что-то, чего не знаю я, но из-за предрассудков не можете говорить откровенно, – констатировал он.

– Но я… я бы мог рассказать, просто…

– Не надо, – без намека на позу отмахнулся Игорь Моисеевич. – Так вы будете чай или нет? – ультимативно вопросил он.

– Буду, – смиренно согласился я.

Старик включил небольшой электрический чайник и полез в буфет за чашками.

– Я же не утверждал, что готов вам поверить, – заметил он при этом. – До тех пор, пока вы не найдете верные слова, вам никто не будет верить, а вы их еще явно не нашли.

– Почему вы так думаете?

– Опыт, – пожал он плечами. – Я примерно понимаю, что происходит. Вы столкнулись с каким-то необычным явлением, вероятно, впервые… Это выбило вас из колеи. Вам пришлось поверить во что-то совершенно невероятное – у вас просто не было альтернативы. Но вы прочно стоите ногами на земле, и терять эту надежную почву вам вовсе не хочется.