Книга Спутники Волкодава - Павел Молитвин

«Просто стражники, на наемных убийц не похожи», — решил Марий и досадливо поморщился. Может, шад и намекнул кому-то, что не вредно-де почтенного гостя малость подразнить, но прямого указа убивать не давал. Он сделал короткий выпад, громила прикрылся алебардой и снова истерично завопил:

— Ты чего?! Чего на рожон лезешь? Ведь убью, поздно каяться будет!

— Убьешь, так тебя шад на кол посадит, — хладнокровно ответил нардарский конис, делая один за другим два стремительных выпада. — Так и так придется тебе перед светлыми очами Богини предстать, отчитаться за ту мерзость, что язык твой подлый о сестре солнцеподобного шада молол.

Сообразив, к чему может привести подобное обвинение, равно как и убийство мужа сестры Менучера, юнец спал с лица. Мгновение он еще колебался: мирить ли ему противников, помогать товарищу, защищать гостя или бежать за начальством, но под конец стремление во что бы то ни стало выпутаться из скверной ситуации, в которую вовлекла его непомерная алчность, одержало верх. Отбросив алебарду, он со всех ног ринулся в открытые двери, громкими криками созывая стражников и придворных.

Басовитый наемник заметно приуныл и начал пятиться в глубину зала. До него тоже дошло, что дело принимает скверный оборот: назвать шлюхой жену какого-то там чужеземного кониса — это одно, а быть обвиненным в оскорблении сестры шада — совсем другое. Тут в самое время не алебардой махать, а в ноги оскорбленному супругу броситься и прощенья вымаливать. Он бы и бросился, да ведь проклятый нардарец сперва снесет голову с плеч, а потом разбираться будет. Ишь, подлец, наседает, мечишком своим размахивает!

— Кто ж тебе, дурья твоя башка, посоветовал в моем присутствии мою же супругу порочить? — поинтересовался Марий, убедившись, что единственный свидетель сбежал и «золотой» может говорить без опаски.

— Какую супругу? Как порочить? — пошел на попятную громила.

Нардарец сделал обманный финт, и когда противник открылся, полоснул его по бедру. Меч скользнул по низу кирасы и глубоко вспорол толстую ляжку наемника.

— Мне тебя на куски изрезать, чтобы лгать прекратил? — сухо спросил Марий и, уйдя из-под рубящего удара, ткнул громилу кончиком меча в незащищенную руку.

— У-у-у, пожиратель падали! — взвыл наемник, яростно тыча острием алебарды туда, где мгновение назад находился его противник.

— Говорить надо, когда тебя спрашивают, а не когда в голову взбредет, — назидательно промолвил Марий, вновь и вновь увертываясь от алебарды не на шутку озлобившегося громилы. Теперь наемник дрался уже во всю силу, решив, что прежде всего надобно спасти жизнь, а о последствиях содеянного можно будет подумать позже.

— Командир мой шумнул — мол, хорошо бы тебя на вшивость спытать. Женку велел помянуть, — гаркнул «золотой», надеясь отвлечь противника, и нанес смертоносный, по его мнению, косой удар широким лезвием. Настигни оно Мария, и лежать бы тому в луже крови, рассеченному от ключицы до пупа. Загвоздка была в том, что конис, в отличие от соломенного чучела, на котором так удобно отрабатывать подобные удары, зарубленным быть не желал и своевременно уклонился от начищенного до зеркального блеска клинка. Вспоров драгоценную шпалеру славной вельхской работы, алебарда глубоко ушла в деревянную панель, которыми Менучер приказал отделать стены этого зала.

— Лично тебе проверку эту командир поручил или охотников искал? — полюбопытствовал Марий, ожидая, когда наемник с проклятиями извлечет из стены свое грозное оружие.

— При всех сказал, в кабаке! Награду посулил, дураков нет задарма на скандал нарываться! Да если б я знал, что ты… — Громила с развороту рубанул воздух и прянул в сторону — конис перемещался по залу с удручающей быстротой.

— Даровых дураков, значит, нет, а за деньги нашлись, — пробормотал Марий, градом молниеносных ударов загоняя наемника в угол. Он не хотел убивать этого тупого, жадного и не слишком умелого парня, но если его не поймут правильно, ему придется еще не раз выслушивать истории о похождениях Дильбэр. А это не укрепит его симпатий к Менучеру, который, видать, ждет не дождется, когда шурин покинет его очаровательный дворец и не менее очаровательную страну.

Заслышав шаги приближающихся стражников и придворных, Марий, искусно отведя лезвие алебарды, просвистевшее в пяди от лица, полоснул открывшегося наемника по горлу. Подождал, когда тот, обливаясь кровью, рухнет на пол, и аккуратно вытер меч о плащ убитого.

— Марий! — Появившаяся в дверном проеме Дильбэр раскраснелась от быстрого бега, и конис с удовлетворением отметил, что тревожный блеск ее глаз никак не мог быть притворным.

— Что здесь происходит, возлюбленный брат мой? — величественно вопросил Менучер, проходя сквозь расступившуюся перед ним, словно по волшебству, толпу возбужденно гудящих стражников и придворных.

— Этот выродок позволил себе распускать сплетни, порочащие твою бесценную сестру и мою любимую супругу, о венценосный брат мой, — ответил Марий, разыскивая глазами приведшего сюда всю эту свору юнца. Из толпы придворных послышался сдавленный смешок, тут же, впрочем, и оборвавшийся. Юнец, стоявший среди других «золотых», сбежавшихся со всей западной части дворца, протиснулся вперед и начал бормотать что-то невразумительное.

— Я вижу, недомогание твое уже прошло? — участливо справился Менучер, бросив на юношу взгляд, мигом заставивший того умолкнуть, и, не ожидая ответа Мария, обратился к одному из придворных в золоченой кирасе: — От твоих наемников одни убытки. Ладно сам издох, так какой гобелен перед смертью испортил!

— Если солнцеподобный позволит, я позабочусь, чтобы его починили, и, клянусь могуществом Близнецов, он будет выглядеть как новенький! — ответил тот, низко кланяясь раздраженному шаду.

— Верно придумано! Сделай из этого «золотого» чучело, чтобы другие не забывались! — неожиданно подал голос худощавый молодой человек, весьма удачно похваливший и процитировавший стихотворение шада.

Менучер нахмурился, потом усмехнулся и, считая вероятно, что говорить больше не о чем, приказал командиру дворцовой стражи:

— Оставь шпалеру в покое и научи лучше своих головорезов драться как следует. А о чучелах надо подумать… Кое-кого, острастки ради, и правда стоит набить соломой…

Протиснувшаяся к Марию Дильбэр нежно взяла его под руку и тихо сказала:

— Благодарю тебя за заботу о моей чести. Но… очень может статься, в словах этого мерзавца была и доля правды. Тебе, верно, не говорили…

— Говорили, — отрезал Марий, и девушка почувствовала, как мышцы его руки окаменели. — Меня не интересует, с кем ты спала до свадьбы. И я не позволю, чтобы имя моей жены трепали всякие проходимцы.

— Правда? — Дильбэр заглянула в глаза мужу. — А если доброжелатели распустят новые сплетни?..

— Я не верю сплетням. Да и распускать их незачем — в Нардаре не принято душить неверных наложниц, а тем более жен. Впрочем, нет правил без исключений, — он плотоядно ухмыльнулся. — Поэтому, заклинаю, помни: я никому не поверю, но если сам увижу тебя в объятиях мужчины, мне не потребуется посредник, чтобы отправить твою душу на свидание с Матерью Сущего.