Книга Новгородский толмач - Игорь Ефимов

Когда рассвело, среди убитых Алольцевых не нашли. Из воды торчали мачты ладьи, потопленной ими. Несколько дней была еще надежда, что отец и сын спаслись и уплыли вниз по реке или в плен попали. А немцы тем временем свернули свой лагерь и ушли. Послал на них Господь наказание: во всем войске начался понос, как при холере. И гнали их псковичи до самой границы и дальше. Многих тогда перебили, мстили страшно. Весь берег Псковского озера был завален их вонючими трупами. Но вот горе такое! - через пять дней нашли там и Алольцевых тела, отца и сына. Река унесла их до самого озера. У Андрея рука перерублена, на одной коже держалась. А у Ермолая Лукича половины лица нет. Пришлось в гробу ему голову рушником прикрыть.

И вот с похорон Людмила стала как юродивая. Бродит по дому одна, сама с собой разговаривает, никого не узнает. Или вдруг принимается пыль вытирать. Скамейки, пол, иконы, сундуки - и все по нескольку раз, пока не свалится от усталости. Родня Алольцева всегда ее недолюбливала, но тут пыталась помочь. Брат Ермолая Лукича сидел на складе несколько дней, разбирал расписки, ездил к должникам собирать долги. Как жить дальше? Продолжать торговое дело или все продать?

Но она на все отвечала невпопад. Или запевала поминальную. Или падала перед иконой на колени и начинала молиться о здравии мужа и сына, просила Господа сохранить их в дальней дороге.

Закончив свой горестный рассказ, Катя отвела меня в верхние горницы. Мы застали Людмилу Алольцеву за странным занятием: она сидела перед столом, заваленным мужской одеждой, брала по очереди рубаху, порты, кафтан и начинала невпопад пришивать к ним пуговицу. Приглядевшись, мы поняли, что это не пуговицы, а женские украшения: колечки, сережки, браслеты. Она брала их из ларца, стоявшего на столе. Видимо, эта работа успокаивала ее - даже тень улыбки блуждала по губам.

- Барыня, - громко позвала Катя. - К нам дорогой гость пожаловал. Скажите ему ласковое слово.

- Милости просим, милости просим, - сказала Людмила, глядя на меня и не узнавая. - Да вот ни мужа, ни сына нет дома. В отъезде они, давно уж в отъезде. Я все одна. А работы много. Ты, Катя, угости гостя чем Бог послал. Окрошка-то осталась у нас со вчера?

Я смотрел на нее и чувствовал, как петля скорби стягивает мне горло, мешает дышать. В чертах ее лица еще оставался отблеск былой красоты, но не было прежней жизни. Будто оно уже наполовину превратилось в неподвижный портрет, в икону неизвестной великомученицы.

Катя потянула меня прочь из горницы.

- И лучше, когда так, - прошептала она. - А то придет в себя, все вспомнит - и забьется в рыданиях.

- Но что же делать? что делать? - спросил я тоже шепотом. - Как вы дальше будете жить?

- Бог милостив, может, к лету придет в себя. Торговые дела она знала, всегда мужу помогала. Станем понемногу воск продавать и пеньку. Да и зерно из деревни всегда у нас купят. Подыщем ей мальчонку в мужья. У нас по закону бабе не положено торговую печать иметь, так для виду многие вдовы выходят за двенадцатилетних, а то и помладше. Попу приплатить лишнего - он обвенчает. Смех и грех.

Решение пришло мне в голову внезапно.

- А что если вам пока уехать к ее родителям под Москву? Дом там просторный, с большим садом. Река Яуза рядом. В новом месте она скорее забудет свое горе, скорее придет в себя. Дом здесь пока заколотить. Летом, если поправится, решит, как и где ей жить дальше.

Катя начала было колебаться: как это можно вдруг? Всю жизнь они были псковитяне, и вдруг ехать в Московию? Там, сказывают, и нравы чужие, и говорят так, что псковичам не понять. А что скажут родные Алольцевых? Надо спросить их совета и разрешения. Но брат Ермолая Лукича уехал как раз в Савкино, вернется через неделю. Тогда и обсудим все, тогда и решим.

Однако я объяснил ей, что ждать никак невозможно. Обоз с военной добычей и пленными уходит через два дня. У меня в обозе свой возок, я могу их взять с собой и доставить прямиком к старым Корниенковым. Такого случая больше не будет.

И Катя, посомневавшись вслух еще немного, дала мне уговорить себя. И вместе мы не без труда уговорили Людмилу. Я рассказал ей, как скучают без нее родители, как часто им нужна помощь и по дому, и во время всяких старческих хвороб. Она согласилась, хотя я не был уверен, что она понимает ясно, куда мы едем - в Москву или в ее родной Новгород. Но я не стал уточнять. К родителям - это главное.

Когда-нибудь, милая Грета, я опишу тебе подробно, как проходило наше путешествие. Как мы пересекали разлившиеся реки на плотах, как укрывались от бури в сожженном монастыре под Новгородом, как тонули в болоте под Тверью, и какое это было счастье: видеть встречу дочери с отцом и матерью после стольких лет разлуки.

Но сейчас мне нужно кончать это письмо и спешить на воскресную службу в Архангельском соборе. Радость, великая радость ждала меня по возвращении в Москву: сам великий князь вызвал из Новгорода отца Дениса и назначил его протопопом в этом знаменитом кремлевском храме. Верь, что в моих молитвах сегодня твое имя и имена всех членов твоего семейства вознесутся к престолу Всевышнего с той искренней любовью, которая никогда не умрет в моем сердце.

Вечно преданный брат,

С. З.

Эстонский дневник

Господи, благодарю!

Господи, верую!

Милостью Твоей избавлен от страшного греха!

Неповинен я в гибели отца и сына Алольцевых! Твоим милосердием и благостью был унесен своевременно прочь, чтобы не открыла моя испуганная рука ворота их врагу.

Теперь молю о новой милости: верни душу Людмилы в тело ее.

Как засияли ее глаза при виде родителей! Как разгладилось и посветлело лицо!

Я вижу, чувствую, что душа ее где-то рядом, витает вблизи покинутого обиталища. Что она жива, но так обожжена горем, что боится вернуться в земную оболочку свою.

Почему так устроено премудростью Твоей, что нашим душам назначено мучиться в земном плаванье? Порой мне чудится: как мореплаватель входит внутрь своего корабля, так наша душа входит в тело. И дальше пытается вести его сквозь житейские бури, огибая бурлящие водовороты страданий, грозные скалы страхов, темные туманы сомнений.

Но к какой цели?

Где то сокровище небесное, которое поручил Ты нам отыскать в земном плаванье?

"Не собирайте себе сокровище на земле", учит нас Искупитель наш.

Но ведь Ты послал нас почему-то плыть не по кругам ада, и не в бесплотном эфире, и не в райских облаках, а именно по земле. Чего-то Ты ждешь от нас именно здесь. Но чего?

Тайна, загадка.

И все же, каков ни был бы ответ на нее, я страстно верю, что путь Людмилы Алольцевой в земной юдоли еще не завершен. И если Ты дозволишь ее душе и телу вновь слиться воедино, она послужит еще Тебе и славе Твоей. Коли Ты одарил ее таким песенным даром, наверное, голос ее был угоден Тебе.