Книга Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

— А я у тебя прощения не просила и не нуждаюсь в нем! — процедила Ана. — Я ничего плохого не сделала.

Рамон смотрел на нее, и скорлупа дала трещину.

— Это я никогда не прощу тебя за то, что ты поднял на меня руку. А теперь уходи.

Рамон попятился. На секунду он остановился на пороге, но в его пустых, немигающих, как у ящерицы, глазах ничего нельзя было прочесть.

«БАНДО НЕГРО»

После той ужасной ночи, когда Рамон избил Ану, он больше не заходил. Хосе смастерил еще одну кровать, точную копию первой, предназначавшуюся для Иносенте, и Рамой поставил ее в другой комнате. Однако, проводя в касоне день, он редко оставался там на ночь. Почти сразу же после ужина муж уходил, и Ана встречалась с ним только утром. Рамой стал волочить ноги при ходьбе, перестал стричь волосы, бороду и ногти и так сильно похудел, что начал походить на фигуру с картины Эль Греко. Если Ана заводила разговор о его внешности, интересовалась его здоровьем или самочувствием, он резко отвечал, что с ним все в порядке:

— Тебе нет нужды обо мне беспокоиться.

Ана не знала, как ему помочь, но знала, куда он ходит. Опасность ему не грозила. Северо перевел прачку Нену в бохио за бараками. Однажды утром, проезжая мимо на лошади, Ана увидела Рамона, который лежал в гамаке в единственной комнате этой лачуги. На груди у него свернулся Мигель, и оба крепко спали. Они смотрелись совершенно естественно, но как хибаро с сыном, а не как хозяин плантации с наследником. Ана не чувствовала обиды или злости ни на Рамона, ни на его пятнадцатилетнюю любовницу за нарушение супружеской верности. Но ее выводила из себя праздность мужа, словно ее отказ покинуть Лос-Хемелос освободил его от всякой ответственности.

Несколько месяцев ей потребовалось на то, чтобы разобраться с бухгалтерской отчетностью, вконец запутанной Рамоном с Иносенте. Она нашла нотариально заверенный акт, передающий Северо участок у реки. Но, только разобрав до конца вторую папку, она обнаружила оригинал свидетельства о собственности. Каким образом нотариус заверил документ без свидетельства, было выше ее понимания. Целыми вечерами просиживала Ана, стараясь распутать замысловатые финансовые отношения. Например, Северо являлся наемным работником, но одновременно и поставщиком, поскольку половину рабов плантация брала у него в аренду. Он владел несколькими сотнями куэрдас земли вдоль южной границы гасиенды, поэтому все товары, производимые на гасиенде Лос-Хемелос, нужно было перевозить по его земле или доставлять в доки Гуареса. Северо, вероятно, обделывал на побережье свои контрабандные делишки, поскольку там, скорее всего, не было никаких доков или складских строений. Однако Ана предполагала, что бочки с сахаром и патокой быстрее и дешевле можно было бы транспортировать с пристани, расположенной недалеко от сахарного завода, возможно даже из той бухточки, куда их высадили в день приезда. Конечно, возведение пристани и складов в непосредственной близости от завода обошлось бы в тысячи песо, на постройку ушли бы годы, и Ана не знала, есть ли у Северо такие деньги. Но больше всего ее удивило то, как сильно будущее Северо зависело от будущего гасиенды. Всю эту информацию она извлекла из бухгалтерских книг и папок с документами. Северо управлял собственным делом, и хотя ему и приходилось в качестве майордомо вести бухгалтерские книги братьев, тем не менее, по догадкам Аны, его собственные дела находились в гораздо лучшем состоянии, нежели у Рамона с Иносенте.

Неприятным открытием стала целая серия долговых расписок близнецов на имя Луиса Моралеса Фонта. Рамон и Иносенте заняли у него две тысячи сто сорок восемь песо на чрезвычайно невыгодных условиях — под пятнадцать процентов. Ана пришла в ярость, особенно когда, собрав все бумаги, поняла, что не было выплачено ни гроша, а векселя следовало погасить в течение квартала.

Всякий раз, чтобы успокоиться, Ана выходила в сад. Ее идея отправить туда стариков и малышей, чтобы они сажали, пропалывали посадки, ухаживали за фруктовыми деревьями и кустами, оказалась даже успешнее, чем она предполагала. Почва была богатой и плодородной, об этом дон Эрнан, монахи, путешественники и ученые писали в своих записках, которые она жадно проглатывала перед отъездом на Пуэрто-Рико. В садах всегда находилось полезное дело, и это был лучший способ отвлечься от удручающей путаницы в делах, которую оставил после себя Рамон. Ей хотелось поговорить с ним о долговых расписках дону Луису, однако муж избегал ее. Если он и искал общества жены, то только затем, чтобы поругаться. Легче всего вывести ее из себя можно было, напомнив о том, что они обещали дону Эухенио превратить гасиенду в прибыльное производство за пять лет. Если следующий сезон окажется убыточным, Эухенио собирался продать плантацию.

— Естественно, мы снова потеряем деньги. — Ана показала векселя, которые нашла среди документов. — Ты разбазарил сбережения и заложил наше будущее под ростовщический процент этому ужасному Луису.

— Что в нем ужасного? — спросил Рамон; сосед раздражал его гораздо меньше, чем жена.

— Он требует возврата денег. — Она разложила векселя перед мужем. — Или ты считал их подарком?

— Конечно, я знал, что это ссуды.

— Он ограбил нас еще до нашего приезда. Он надул дона Родриго. Луис надеется, мы пойдем ко дну и он, таким образом, приберет гасиенду к рукам. Ты что, вообще ничего не понимаешь?

— Ты никому не доверяешь, поэтому с тобой никто не хочет разговаривать. Я должен был заметить это еще в Испании. У тебя не было друзей.

— А у тебя целая куча, и все тобой пользуются.

Рамон покачал головой:

— Ни один человек не отнял у меня столько, сколько ты, Ана.

Она вздрогнула, понадеявшись, что он не заметил.

— Послушать тебя, я всегда во всем виновата. Ты не хочешь брать на себя никакой ответственности.

— Ошибаешься. Я сожалею об одном: напрасно мы с Иносенте поверили тебе. Чего ты только не обещала, чтобы заманить нас на Пуэрто-Рико! Все на свете. — Рамон замолчал, давая ей возможность осознать, что он имеет в виду.

— Ты постоянно возвращаешься к старым обидам и спорам. Ты упиваешься раскаянием, а я тем временем вкалываю из последних сил. — Ана сложила расписки в папку и завязала тесемки. — Ты ни разу не похвалил меня за наши скромные достижения, зато я у тебя кругом виновата.

— То, что мы пережили здесь, — следствие твоих амбиций.

— А вот тут ты заблуждаешься, Рамон. Не я придумала растратить все наличные на новые земли, когда у нас были нужды куда более срочные. Не я решила занять денег у дона Луиса. Не я — ты, — сказала Ана. Она швырнула папки на стол и дала выход ярости, воспользовавшись единственным оружием, чтобы причинить ему боль. — Не я отправила Иносенте по суше, тогда как морской путь был безопаснее. Это, Рамон, твоих рук дело.

— Ну вот, опять. — Инес, выпятив губы, кивнула в сторону касоны.

Флора подняла глаза от работы. Приглядывая за Мигелем, игравшим с двумя другими малышами, она прислушивалась к раздраженным голосам.