Книга Бом-бом, или Искусство бросать жребий - Павел Крусанов

Втроём сели за отдельный столик.

— Ну что, пьяницы? — сказал Коровин. — Бога гневим или вёсла сушим?

Андрей поманил Тараканова и заказал «Русский стандарт», «Полюстрово», оливки с миндалём, салаты — кто какой захотел, сёмгу слабой соли и свинину по-баварски с грибами. Страдальчески закусив губу, Тараканов всё в своём блокнотике отметил.

— Сейчас Люба принесёт, — заверил он и с подчёркнутым почтением убрался.

В дальнем углу за столиком маячили Шагин со стаканом чая и Левкин с сигаретой. Последний, сиганув из Риги в Белокаменную, по преимуществу остался питерским писателем — на том хотя бы основании, что по преимуществу писал отлично.

— У меня денег мало, — предупредил Секацкий. — Только на сто пятьдесят «Охты» и сок.

— Не парься. — Андрей уверенно выставил перед собой открытую ладонь. — Я халтуру срубил.

И Норушкин кратко, но правдиво/искренне/начистоту рассказал про чёртову башню всё, что до сих пор не успел рассказать, а про то, что случилось недавно, — всё, что случилось.

Люба тем временем помпезно сервировала стол на три куверта и принесла холодные закуски, водку и «Полюстрово». Всякий раз с её появлением воздух вокруг пронизывали токи белого жасминового аромата с приложением чего-то фиолетово-пряного. Андрей даже, отвлекшись, подумал, что женщины — это такая фауна, которая во что бы то ни стало хочет пахнуть флорой.

— Слушай, а может, это просто нездоровые фантазии? — Коровин разлил по рюмкам ледяной и будто бы даже загустевший «Русский стандарт». — Может, это либидо твоё неугомонное так сублимируется?

— Ты что же, — поинтересовался Норушкин, — теперь и удар по яйцам будешь называть реверсивным символом коитуса?

— Андрей всё правильно говорит, — вступился Секацкий. — Про башни эти давно известно — две из них в Африке, две на Ближнем Востоке, одна в Туркестане и две в России. Гурджиев, кстати, посвящение в туркестанской башне сатаны проходил.

— Откуда знаешь? — Коровин вожделенно наколол на вилку ломтик сёмги — равнодушно на рыбу он смотреть не мог по своей рыбацкой природе.

— Информирован как носитель коллективной беззаветной санкции Объединённого петербургского могущества. — Чокнулись. — Многое сходится. Генон, например, в письме за тридцать второй год сообщает, что в Судане, где как раз и находится одна из башен, есть область, жители которой по ночам перекидываются львами и леопардами, так что место это соседям пришлось обнести огромной изгородью, чтобы остановить набеги оборотней, дерущих без разбора и скот, и людей. Картина, с небольшой поправкой, одна и та же: там аборигены дикие, неистовые, а в Сторожихе, возле вычищенной башни — такие же, но модус бытия у них иной, без кровожадных рецидивов. Потому что они, как и башня, поменяли полюс.

— Да я, Сека, не об этом, — сказал Коровин. — Тут другая нескладуха…

— Тут полно нескладух, — поставил пустую рюмку на стол Секацкий. — В данном случае непостижимость как раз и является свидетельством подлинности. Выдумка сродни рациональности, логической прозрачности, потому что моделируется в основном по тому же принципу причинно-следственной закономерности, в соответствии с которым производится ординарная реальность. А мистика предъявляет совсем другой порядок адекватности — порядок по ту сторону логики) по ту сторону закона достаточного основания, по ту сторону соответствия вещей и лиц самим себе.

— Ты меня, дружок, дослушай. Мне про башни всё понятно, — опрометчиво хватил Коровин, но тут же уточнил: — Насколько моему, конечно, выдающемуся котелку позволено. Значит, так: башни эти подземельные — мистические рычаги истории. Или вроде того — нам, штафиркам, доподлинно такие вещи знать не полагается. На один рычаг то бес какой-нибудь наляжет, то гирьку из удалого сотника Николаши подвесят, чтобы, значит, брат на брата… А другой рычаг то свинья Гектор своротит, то постник и молчальник Фёдор дёрнет, то половой экстремист Илюша, дабы братца уравновесить и героически отечество от наваждения прикрыть. При этом результат, как я понимаю, от наложения друг на друга этих разножопистых сил просчитать невозможно. В общем, бардак полный. Но пока одна из башен у Андрея Алексеевича в ведении состоит, на происки всяких гадюк подколодных есть у нас несимметричные ответы. Верно?

— Наливай, Серёжа, у тебя руки длинные, — сказал Норушкин. — Так в чём же нескладуха?

— В том, что Герасим с Аттилой такие мульки не секут.

— Но они же секут.

Мимо с очередным стаканом чая для Шагина прошла Люба, оставив за собой жасминовый след.

— Видишь ли, Сергей… — Секацкий тщетно поискал глазами плинтус, который с его позиции, как оказалось, был не виден, и вместо пространной речи ограничился ремаркой: — Андрей сказал, что они только внешне как люди, а на самом деле — вроде бы духи тьмы и демонопоклонники.

— И на хера им башня? У них без неё что — полного мондиализма с глобализмом не выходит?

— Не знаю, Серёжа, — действительно не знал Норушкин. — К сожалению, наш разговор вульгарен. И самое печальное, что он, пожалуй, коль скоро уж касается вещей, которых касается, не может быть иным. Так вот, эти два голубчика меня как злой и добрый следователь разводят. Сначала Герасим наехал — не сильно, а так, чтобы пугнуть и пощупать только. Зато из дяди моего уже не в шутку жилы вытянул, а как увидел, что толку нет, пошёл башню нахрапом брать. Там Герасима с его братвой сторожихинские мужики в клочки и порвали. — Чокнулись. Андрей махнул рюмку и закусил оливкой с миндалём. — Причём Герасим загодя Аттилу как своего соперника представил, чтобы я по расхожей схеме к врагу врага расположением проникся. Вот теперь меня Аттила ватой и обкладывает, чтобы бдительность усыпить: деньгами приручает» вроде как — благодетель. Словом, муштрует лаской, заботой и сахаром, как дрессировщик Дуров. Даже Кате заказ жирный подкинул. А сам между тем к Побудкину подбирается. Грамотно так, в войлочных тапочках… Я ведь землю там родовую купить хочу.

— На какие шиши? — удивился Коровин.

— А по кадастру это, знаешь ли, недорого. Так вот, мне сегодня человек доверенный звонил и сказал, что на ту же землю Аттила бумаги подал.

— И что теперь? — искренне полюбопытствовал Секацкий.

— Биться с ним буду.

— Я твоего Аттилу не видел, но, думаю, вы в разных весовых категориях, — справедливо заметил Коровин.

— Я его тоже не видел, но если ты на кодлу его бандитскую намекаешь, то это ничего не значит.

— Да? — Коровин манипулировал вилкой, и движения его при этом были пульсирующие и стремительные, отчего напоминали какую-то птичью повадку. — Хорошо, что сказал, а то я понять не могу, что они с тобой, таким для нас дорогим и любимым, возятся? Что бы им тебя попросту, без затей, бензопилами не попилить?

— А я, Серёжа, под охраной — меня светлый крылом покрывает. Я только добровольно, своей волей могу им в лапы угодить, если на хитрость их куплюсь. Но я не куплюсь. Я на них первым в штыковую пойду… Странно только, что дядю моего — Царство ему Небесное — Герасиму удалось в оборот взять. Видно, он у ангелов уже списанный был…