Книга Меч королевы - Робин Маккинли

Когда она проснулась, солнце стояло высоко, и с минуту Харри не понимала, где находится. Первой мыслью было, что она пропустила завтрак и отец станет дразнить ее, мол, опять засиделась за работой заполночь. Затем она припомнила, с застарелой болью в сердце, что она в Дарии с Ричардом… нет, в Дамаре с Золотым Лучом и Наркнон, растянувшейся у нее поперек ног. И Корлатом. И Гонтураном. Во время сна и в первой сумятице пробуждения рука ее снова лежала на рукояти меча. Теперь ее пальцы узнали, чего касаются. Девушка передернулась, вздохнула и села.

Она находилась в длинном узком зале примерно с дюжиной низких кроватей. Высоко над головой узкие, но близко расположенные окна впускали потоки солнечного света. Харри лишь смутно помнила, как пришла сюда, оставив Цорнина в стойле, расседланного и счастливого перед полными яслями зерна и охапкой сена. И как упала в постель и заснула, не успев донести голову до подушки. Большинство коек в комнате еще оставались заняты. Зал был выстроен из больших блоков необработанного серо-белого камня. Того же камня, подумалось ей, как и в большей части Корлатова Города. В прохладном воздухе витал чистый и резкий аромат молодой листвы.

В обоих торцах помещения имелись двери. Если встать в изножье кровати, можно было разглядеть соседние покои. Плиты пола холодили пятки. Харри уселась обратно на край постели. «Настоящая кровать!» – восхищенно подумала она и с минуту разглядывала подушку. Затем с сожалением вздохнула и натянула сапоги. Наркнон открыла один глаз и закрыла снова. Залы по обе стороны выглядели очень похоже на тот, где она проснулась, и так же полнились закутанными в темные одеяла спящими телами. Посередине стены, противоположной окнам, имелась еще одна дверь. В нее-то Харри и вышла.

Она очутилась в просторном зале, выше древних деревьев в лесу, через который она недавно плелась в изнеможении. Окна, прорезанные в самой верхней части стен, выходили на крыши более низких спальных покоев. На одном конце бескрайнего пространства помещался очаг. В любом не столь обширном помещении он выглядел бы чудовищным, здесь же казался вполне уместным. Перед очагом стояло несколько массивных деревянных кресел, а за ними длинный стол на козлах. В остальном помещение пустовало. Двери в стене напротив очага стояли распахнутые навстречу солнечному свету, птичьему пению и шелесту листвы. Харри взглянула на потолок. Как ни странно, громадность каменного пространства не подавляла, но скорее вызывала ощущение умиротворения, покоя и отдохновения.

Довольная уже тем, что чувствует себя не такой усталой, как накануне, Харри постояла, позволяя себе поддаться этой расслабленности. Впервые с момента стычки с Корлатом мысль о северо-западном проходе покинула ее сама. Не пришлось напрягаться и отпихивать ее в сторону. Даже знание о надвигающейся войне, о ее роли в первой битве не тревожило сейчас Всадницу. Все это вернется, и очень скоро, но она подумает об этом потом. А сейчас она улыбнулась. Получилось не очень.

Харри оторвала взгляд от потолка и перевела его на очаг. Сон и покой – это, конечно, очень хорошо, но тут пахло едой, а она проголодалась.

В одном из больших деревянных кресел сидел тот самый мужчина с желтыми волосами, что накануне разговаривал с Корлатом. Она не замечала его, пока не подошла совсем близко. Шаги ее мягко затихли. Никакое зловещее эхо не побежало вверх по стенам, заглушая птичьи голоса. Харри остановилась. В пещере очага горел крохотный огонек, едва в две ладони шириной. Над ним висел на цепи большой серебряный котел, а на табурете рядом стояла стопка глубоких серебряных мисок и лежала груда блестящих серебряных ложек.

– Завтрак? – предложил желтоволосый человек. – Я-то уже. Ешь сколько хочешь. Могу похвастаться, получилось весьма неплохо, хотя, должен признать, я не привык готовить на такую ораву. Счет картофелинам, уже положенным в котел, начинаешь терять после первой охапки.

Харри уселась с миской в руках, чувствуя, что официальные представления нежелательны. Если она попытается изобразить общепринятую вежливость, хозяин только посмеется. Как же хочется есть! Она села, а мужчина извлек из-за спинки своего кресла кожаный бурдюк и налил из него в кувшин, стоявший, оказывается, у его ног. Кувшин он протянул гостье:

– Козье молоко.

На поверхности плавали коричневые пятнышки специй. Харри улыбнулась уже не так скованно.

За едой она разглядывала хозяина, и хотя тот не подавал виду, но явно знал об этом. Он неотрывно смотрел на пляску крошечных язычков пламени под котлом, словно говоря: мол, любуйся сколько влезет. С его стороны это было такой же любезностью, как накормить.

Харри помнила, какой он высокий. Сидя, он казался еще выше, из-за стройности. Руки покоились на подлокотниках кресла, но длинные пальцы не помещались на их закругленных головках, а колени выступали за край глубокого сиденья на несколько дюймов. Из-под темно-зеленой туники выглядывала коричневая сорочка с длинными и широкими рукавами, собранными на запястьях золотыми лентами. Он носил высокие сапоги бледной кожи, закрывавшие колени, а сверху их прикрывал подол туники. Туника имела разрезы по бокам до пояса, и узкие штаны под ней совпадали по цвету с лентами. Кушака он не носил, узкая полоса темно-синей ткани пересекала его грудь крест-накрест и один раз оборачивалась вокруг талии, концы ее украшали кисти, полуночно-синие с золотым проблеском. На шее висела цепь с огромным темно-красным камнем.

Он задумчиво уставился в огонь. Нос у него был длинный и прямой, а губы тонкие. Глаза под тяжелыми веками – синие. Ярко-золотые вьющиеся волосы закрывали воротник и уши, хотя бороду он брил. «Он должен бы выглядеть молодым, – подумала Харри, – а не выглядит. Но и старым не кажется».

Хозяин обернулся к гостье, когда она поставила миску и чашку, и улыбнулся.

– Ну? Я вовремя перестал подкидывать картошку?

Золотистый горный картофель обладал душистым ароматом, в отличие от бледной островной разновидности, которую Харри послушно, но без энтузиазма ела в детстве. А тут его еще самым удовлетворительным образом смешали с нежной белой рыбой, послужившей основой варева. Она впервые ела свежую рыбу, с тех пор как покинула отцовское имение, где нередко приносила ужин, проведя несколько часов на берегу пруда. Однако воспоминание об этом не породило нервной ряби чувств по поводу прошлого и будущего, и это порадовало девушку.

– Да, – спокойно отозвалась она.

Глаза их встретились, и он спросил, словно приходился ей старым другом или отцом:

– Ты счастлива?

Харри задумалась. Взгляд ее, блуждая, оторвался от собеседника и успокоился на кончике Гонтурана, прислоненного к ее креслу. Она не задумываясь накинула перевязь с мечом, как только встала с постели.

– Да не особенно. Хотя сетовать на горькую судьбу не тянет. – Она помолчала, перебирая в голове мысли, неотвязно сопровождавшие ее с тех пор, как она оставила прежнюю жизнь в виде свертка поперек холки Огненного Сердца. – Просто я не понимаю, что делаю и почему, а жить все время только текущим моментом как-то неуютно. Нет, я знаю, невозможно видеть все, что было и что будет. Но мне-то видно еще меньше. Это как находиться с завязанными глазами в комнате, где все остальные зрячие. Наружу не выглянуть никому, но все прочие видят хотя бы комнату. Очень хочется снять повязку.