Книга Пираты XXI века. Операция `Испаньола` - Антон Первушин

«Да они же оба авантюристы, – вдруг с ужасом для себя понял Иван Иванович. – Что молодой, что старый. Им же не цели главное достичь с минимальными потерями – им же выпендриться надо, показать, что они круче всех! И президент ихний – „всенародно“ избранный на пожизненное правление – такой же! Ох, и доведут они нас до цугундера с такой-то политикой!»

– Хаким,[60]– с безмерной почтительностью обратился Мурат к Чёрному Псу, – я вас правильно понял? Вы разрешаете мне и моим людям напасть на эту воинскую часть?

– Я лишь пересказал историю о битве Берза Дога с ногайцем, – ответствовал Чёрный Пёс.

Однако Мурату требовалось нечто большее, чем пересказ старинной легенды. Он продолжал вопросительно смотреть на Чёрного Пса, пока тот не добавил к уже сказанному:

– Каждый волен понимать эту историю по-своему, но я понимаю её так. Мы слишком долго были народом пастухов и ремесленников. Ногайцы топтали нашу землю, жгли наши аулы, выселяли нас на голод и смерть, а мы продолжали пасти коров и выковывать безделушки. Пора положить этому конец. Ногайцы должны быть повержены у своих собственных домов. Пришло время мести Берза Дога.

Мурат вскочил:

– Я и мои люди готовы принять бой с ногайцами. Мы выезжаем сегодня же.

Иван Иванович устало прикрылся рукой.

«Идиоты, – думал он. – Какие всё же идиоты…»

(В/ч 461-13 «бис», полуостров Рыбачий, сентябрь 1998 года)

День в воинской части 461-13"бис" начался, как и всегда, с утреннего построения и развода дежурных нарядов – в караул на «периметр», на кухню и хозработы. Лукашевич и Беленков заступили на охрану воздушных рубежей, засев с пачкой свежих газет в комнате под «вышкой».

Майор Громов обосновался в своём кабинете с видом на полосу и взялся наконец за написание годового отчёта, разбирая накопившиеся рапорты, представления к поощрениям и взысканиям. Дежурным по части в этот день был назначен капитан Никита Усачёв, а в домике контрольно-пропускного пункта расположились со всеми удобствами Женя Яровенко и рядовой второго года службы Митя Фатюхин. В общем, жизнь в воинской части 461-13"бис" протекала медленно и умиротворённо, и недавнее брожение, связанное с продолжительными невыплатами, вспоминалось как нечто нереальное, словно случившееся с кем-то другим, и даже смешное.

Митя и Женя играли в карты. Карты были старые, засаленные, изображённые на них картинки смутили бы и самого бывалого «жигало», но игра шла азартная, «на интерес», и на особенности колоды никто из участников не обращал внимания.

Женя побил туза, подсунутого Митей, козырной «шестёркой» и жизнерадостно захохотал:

– С тебя ещё полбанки, салага!

Митя, как мы помним, был рядовым второго года службы и на «салагу» обиделся. К тому же и проигрыш.

– Ты говори, да не заговаривайся, сержант, – предупредил он довольно агрессивно. – За базар и ответить можно.

– Можно, – легко согласился Яровенко. – Только стоит ли? Я раздаю.

Он собрал колоду и принялся её тасовать.

– Я тебе не салага, – продолжал заводиться Митя. – Я не сегодня-завтра дедом стану.

– У нас в части дедовщины нет! – заметил Женя. – Или ты считаешь иначе? – он вдруг бросил колоду и пристально посмотрел на Митю.

Митя осёкся. Он вспомнил, что Яровенко – детдомовец и шестой год в армии, что Громова он боготворит и всячески проводит политику майора на выдавление и строжайший запрет каких-либо «неуставных взаимоотношений». И проводит яростно, не считаясь ни с количеством назначенных внеочередных нарядов, ни с количеством выбитых зубов. Сам же по себе Женя был парень неплохой, вон недавно угощал настоящим виски на полную шару, и угощал всех, не выделяя ни «салаг», ни «черпаков», ни «дедов». Для него они (как и для майора Громова) были все равны – военнослужащие части 461-13"бис". Митя вспомнил всё это, подумал и притух.

– Дедовщины нет, – согласился он. – Но традицию соблюдать надо!

– Я тебе покажу традицию, – Яровенко показал Мите кулак и снова принялся тасовать карты.

Но раздать их он не успел. За воротами воинской части взвизгнули тормоза.

– Кто это там? – озадачился Яровенко; он посмотрел на окно, затем на радиостанцию. – Никто вроде не собирался…

Митя с готовностью взялся за отставленный к стене автомат.

– Погодь, – осадил Женя. – Успеешь ещё пострелять.

Он вышли из домика КПП: впереди – Яровенко, за ним – Фатюхин. Яровенко почти сразу остановился, перегородив проход, и Митя вежливо подтолкнул его в спину. Но сержант стоял твёрдо.

– Митя, – сказал он тихо-тихо, но Фатюхин услышал. – Митя, наза-а…

В ту же секунду Женю отбросило от двери, он повернулся при падении, и новая пуля ударила его в спину. Тёмная, почти чёрная кровь забрызгала пол. В дощатой стене контрольно-пропускного пункта появилось несколько отверстий. Вылетевшей щепкой Мите Фатюхину оцарапало лоб. Всё это происходило в тишине, нарушаемой только быстрыми тихими хлопками.

«С глушаками работают!» – сообразил Митя.

Он свалился на пол и в нескольких сантиметрах от своего лица увидел побелевшее лицо сержанта.

Две пули, выпущенные из автоматов с навёрнутыми на стволы глушителями, разорвали левое лёгкое Жени Яровенко, одна засела в животе, ещё одна – в миллиметре от позвоночного столба, но, несмотря на эти тяжелейшие раны, Женя был жив.

– Митя, – с трудом выговорил он, – это нападение, Митя, – кровь пузырилась у него губах. – Беги, Митя…

Рядовой второго года службы Фатюхин не заставил себя долго уговаривать. Когда пули и щепки перестали лететь, а частые хлопки затихли, он вскочил и споро рванул к окну с видом на «бочки» жилого городка. Митя с разгона выбил своим телом окно вместе со стеклом и рамой, упал на дорожку, вскочил и, петляя, как заяц, быстро побежал к городку. Он забыл и об оставленном на КПП автомате, и об истекающем кровью сослуживце, и не замечал даже, что его собственные штаны мокры от мочи.

Женя Яровенко остался один. Он знал, что люди в чёрных, натянутых на лицо лыжных шапках с прорезями для глаз и в камуфляже, которых он увидел у ворот части, придут сюда, к нему, чтобы закончить свою кровавую работу. Женя мог бы попытаться доползти до автомата, прислонённого к стене, и встретить противника очередью свинца, но он поступил иначе. Превозмогая боль и слабость, сержант Яровенко приподнялся на руках, встал на колени. После чего, на коленях же, двинулся к столу с телефоном. Глаза заливал пот, в голове шумело, любое движение отзывалось нестерпимой болью в простреленном теле. С каждым пройденным метром сил оставалось всё меньше, но Женя настойчиво продвигался вперёд до тех пор, пока его окровавленные пальцы не вцепились в край столешницы.

Ничего уже не видя перед собой, Яровенко нащупал нужный тумблер, перекинул его в положение «ВКЛ» и выплюнул в трубку: