Книга Двум смертям не бывать - Наталья Шнейдер

— Значит, решили, — сказал Рамон.

Он спустился с холма, объехал линию будущего частокола, что огородит двор у подножья башни, в последний раз убеждаясь, что место выбрано верно.

— Много дерева нужно. Оброк лесом возьмем? — спросил Бертовин, спустившись следом.

— Я еще подумаю. Но скорее всего — так. — Рамон посмотрел на солнце, давно перевалившее зенит. — Поехали по деревням.

— Сейчас все в поле. Подождать бы.

Рыцарь покачал головой:

— Если ждать — возвращаться ночью, а люди устали и голодны.

— Не впервой.

— Да. Но завтра, по здешним поверьям, работать нельзя — боги повелели пять дней трудиться, один отдыхать…

— Охота тебе держать в голове такую ерунду?

— Не ерунду. — Рамон нахмурился. — Странно, что я должен учить этому тебя, а не наоборот. Черни все равно, кто правит, пока с них не дерут последнюю рубаху и не отнимают богов. Поэтому такие вещи следует помнить.

Бертовин склонил голову, признавая правоту господина.

— К тому же, — продолжал рыцарь, — вместо того чтобы ждать до заката и ехать домой ночью, мы вернемся завтра. Сейчас по деревням проверим, поглядим, как живут. Как староста… все трое. Предупредим, чтобы дома был, — передадут. И завтра вернемся. Проведя ночь в постелях, а не в седле.

— Лагерь надо ставить. Каждый день туда-сюда не наездимся.

— Поставим. Пока шатры привезем, дальше вот здесь, где двор будет, дом срубим — потом под сарай какой сгодится. Завтра работать нельзя…

— Нам-то можно.

— Ты всерьез собираешься начать знакомство со своими людьми с того, что нарочито нарушишь их обычаи?

Воин сокрушенно покачал головой.

— Не подумал. По мне так все их божки — морок один. Вот и не подумал.

— Никто не заставляет тебя верить. А вот думать придется.

— Отвык, — хмыкнул Бертовин. — Вот уж лет пять как не приходилось.

— Привыкнешь. — Рамон тронул с места коня. — Поехали.

Деревни ему тоже понравились. Добротные избы-пятистенки, крепкие штакетники, что отгораживали просторные дворы, где хватало место и хлеву и амбару и оставалось на огород. Яблоки светились прозрачными наливными боками сквозь листья, клонили к земле тяжелые ветви. Куры заполошно шарахались из-под копыт. Славно живут, крепко. Мельницы только не видно — похоже, крестьяне возили молоть зерно куда-то на сторону, если только не крутили жернова дома. Значит, поставить мельницу у замка, и лучше водяную. Отвести воду и поставить. Если мзду за помол брать разумную — деньги будут. Надо в городе порасспрашивать, где людей на такое дело нанять, не прямо завтра, конечно. Но хорошо бы самому успеть управиться.

При виде чужих дети замолкали, спугнутыми воробьями бежали по дворам. Из-за заборов мрачно зыркали старики. Пусть их. Привыкнут и смирятся. Бунтовать не будут — чтобы поднять чернь, нужно хорошо постараться. Слышать о подобном Рамону доводилось, доводилось даже вместе с соседями усмирять взбунтовавшиеся деревни, и вспоминать об этом рыцарь не любил. Он был уверен, что подобные вещи свидетельствуют не столько о развращенности черни — что с нее взять, чисто дети малые, — сколько о плохом управлении. Его крестьяне не бунтовали. И здесь не будут. А любить господина им не обязательно. Чай, не золотой, чтобы все любили.

Мальчишка с покрытыми пылью босыми ногами за сребрушку показал дом старосты. Рамон спешился, стукнула калитка. Открыл дверь, как к себе, лишь для приличия грохнув кулаком по косяку, огляделся. Откуда-то из дома в сени выполз старик.

— Староста здесь живет?

— В поле он. Что надо?

— Передай: завтра дома пусть будет. Приеду, поговорить надо.

— А ты кто? — старик сощурился, внимательно разглядывая чужака.

— А я господин этих земель.

— Вот как… Добро — теперь не всякий, кому не лень, грабить будет, а… — Он осекся. — Стар я стал, ум за разум заходит, не обессудь, господин.

Рамон усмехнулся.

— А что, много желающих пограбить было? По вам не скажешь, что совсем до костей обобрали.

— Э, да это так… крохи последние остались. Последний год разве что тихо. А так — приходят и берут, и поминай как звали. Только и гляди, как бы успеть…

— Скотину в лес свести, хлеб закопать, — закончил за него рыцарь. — Сейчас тоже, поди, мальчишек послали к пастухам, чтобы успели? И к соседям — предупредить?

— Да откуда ж мне знать, господин. Стар я, носа из дома не высовываю.

— Послали, — снова хмыкнул Рамон. — Ладно, то дело ваше: я коров по рогам пересчитывать не собираюсь. Староста завтра чтоб в полдень дома был. Приеду.

Он простился с хозяином, вернулся к своим. Отстраненно подумал, что в соседних деревнях наверняка будут знать, кого встречают: хоть они и верхом — а ничто не сравнится в скорости с мальчишками: там сиганут через забор, там нырнут в перелесок, и поди угонись. Впрочем, гоняться за кем бы то ни было Рамон не собирался. Будут знать — тем лучше. Начнут притворяться сирыми и убогими — тоже не страшно. Рано или поздно поймут, что лучше, чтобы «грабил» один, а не «всякий, кому не лень». Проповедовать, объясняя, что привилегии знати даны Господом, рыцарь не собирался тем более. Черни довольно знать, за кем сила, высокие материи ей недоступны. А уж за кем сила — они поймут.

Вернувшись, Рамон задал Хлодию подумать, что он возьмет с собой в лагерь, бросать мальчишку одного дома не годилось. И рассчитать, сколько понадобится леса, чтобы огородить частоколом в два человеческих роста двор в семь акров и выстроить башню. На сараи и прочее сойдет и амбарник[24], его считать нечего. При слове «рассчитать» Хлодий сделал такое лицо, что рыцарь едва не рассмеялся. До сей поры парень искренне не понимал, к чему нужна книжная премудрость и зачем отец терпеливо вдалбливал ему цифры. Ничего, пусть привыкает. Жаль, конечно, что мальчика воспитывали как простолюдина, теперь когда еще наверстает. Рамон мысленно положил себе поговорить с Бертовином — пусть подумает, на что Хлодию стоит приналечь уже сейчас, а что может погодить. Чтобы в конце концов парень смог находиться в обществе аристократов и не чувствовать себя невежей, ни ступить, ни молвить не умеющим. Кое-чего он, конечно, нахватался, воспитываясь в замке, да и в бытность оруженосцем — но мало, непростительно мало. И бог с ней, с грамотой — не каждый дворянин способен написать свое имя, не говоря уж о сложных расчетах, наподобие тех, что Рамон только что задал парню. Но этикет… Но танцы… Но умение с невозмутимым видом встречать и лесть, и ненависть — впрочем, с этим нужно родиться.

Правда, танцевать Хлодий умеет — не бог весть как, но умеет. Нет лучше способа почувствовать себя в полном доспехе непринужденно, как научиться в нем танцевать. Помнится, по такому случаю Рамон дал парню на время кольчугу. Старую, доставшуюся от какого-то предка, тяжелую и неудобную — не то что нынешние. И неважно, что кольчуга у рыцаря доходила почти до щиколоток, тогда как у оруженосца едва прикрывала бедра. Если уж научится свободно и уверенно двигаться в этом чудовище, то уж со своей, более легкой, управится наверняка.