Книга Мастер побега - Дмитрий Володихин

– Ты собираешься лично выйти в пехотную цепь с дробовиком? – закипая, осведомился Рэм.

– Если потребуется – не побрезгую! Я тут не хуже любого мужика управляюсь! И честно живу, всякий в округе скажет!

Это была какая-то бессвязица. Бабская ерунда! Словно Рэм обвинил ее в нечестной жизни, в грязи, в непонятных, но ужасных грехах! Ерунда, ерунда!

Но ему все-таки очень не хотелось с нею ссориться. Комната простыла, а ведь совсем недавно тут чувствовалось тепло. И Рэм очень хотел обратно в тепло. Он попытался найти у себя в голове что-нибудь примиряющее:

– Тари, разве я в чем-то обвинял?

– Еще бы ты обвинил!

– Тари, просто у местных жителей нет такого варианта, чтобы их оставили в покое и всякая власть ушла, кроме их собственной, общинной. Обязательно найдется кто-нибудь…

– Вы нашлись! Вы хуже любых бандитов!

– А мне кажется, мы далеко не самый плохой вариант…

Она картинно рассмеялась Рэму в лицо.

– Тари…

– Не смей называть меня по имени! – жутко закричала она. – Не смей! Не смей! Не смей!

Он замолчал.

– Я не желаю грязниться тобой! Что, тепленького захотелось? А? У медсестрички под боком? А? Сволочь! Я честно живу! Я одна! Я всегда буду теперь одна! Ясно тебе? Мерзота! Повстанец нестоячий!

Ослепленная гневом Тари влепила ему убийственную пощечину. Рэм едва удержался на стуле. От второй пощечины он точно упал бы, но третья, нанесенная с другой стороны, позволила ему удержать равновесие.

– Слюнявый убийца! Распустил хотелку?

Женщина схватила стакан и бросила ему в лицо. Рэм успел поднять руку и загородится, но стакан вертелся в воздухе как волчок, и, ударив ему в ладонь раструбом, стеклянный снаряд изловчился и все-таки с разворота тюкнул донцем в комиссарский лоб.

Рэм вскрикнул от боли и схватился за голову. Кровь потекла между пальцев.

– Вот дура! Дура!

Это почувствовал не столько боль, сколько унижение. Да что он ей сделал такого?

Женщина заметила кровь и сразу же присмирела Брань, извергавшаяся из нее водопадом, стихла Рэм не видел ее лица, но чувствовал: Тари сидит напротив с расширившимися от ужаса глазами. Она ни капельки не боится расстрела, проклятая идиотка, если бы! Она увидела, до какого страхолюдства довел ее гнев, и, увидев, испугалась собственной стервозности.

– Вы только не размазывайте, пожалуйста… Не… не размазывай кровь, это нехорошо…

Тупая полуобразованная стерва. У пандейцев все на «ты». Они, конечно, знают, что у срединного народа можно назвать собеседника и на «ты», и на «вы», вот только, когда волнуются, начинают путаться. Особенно те, у кого за душой нет серьезного образования…

Рэм молча отнял ладонь от лба. Кровь моментально добежала до брови, преодолела это препятствие и вторглась на территорию века, попала в глаза, закапала на щеку.

– Сейчас! Сейчас! – засуетилась Тари.

Он молча сидел и ждал помогли от нее. Очень хотел встать и дать ей по роже. Без всяких объяснений. Но дворянское происхождение и университетские годы не дали ему осуществить потаенную мечту. А если не бить по роже, то… не очень понятно, как дальше себя вести.

Поэтому Рэм слова не проронил, пока она останавливала кровь, отмывала ему лицо и руки, прижигала рану какой-то едкой дрянью, налаживала пластырь и беспрерывно щебетала извиняющимся тоном, до чего же она виновата, как же ее подводит вечная несдержанность…

Потом куда-то исчезла и явилась со скляницей мутноватой жидкости. Налила в стакан Рэму, налила себе. Жидкость пахла как дерьмо, прихваченное когда-то морозцем, но почувствовавшее весеннее солнышко, потянувшееся к нему и вовсю распустившееся.

– Вы не бойтесь, жарюга ничего, только сразу закусывайте… Я ее для дезинфекции применяю, спирта-то давно нет.

Рэм сжал стакан, поднял руку и влил пойло в рот движением деревянного человека. На вкус – хуже дерьма Он нащупал нечто съедобное на столе… Так и не понял, что именно ест: после жарюги ротовая полость вообще перестала различать соленое от кислого, а сладкое от горького.

Тари сидела через стол от него, сжав виски ладонями и жадно разглядывая грязные пятна на давно не стиранной скатерти.

– Полтора месяца назад ваши повстанцы убили моего мужа. Он и служил тут доктором.

Сказано было сухо и спокойно. Рэм не нашелся, что ответить.

Вдруг у Тари затрясся подбородок, и она закрыла лицо руками.

– Мы тут служили… Мы… Он образованный человек у меня. Университет кончал… Из дворян, родители у него богатые… А он – в доктора, к нам… глухие же тут места, а он… А он… он… благородный… он… он меня… простую мещанку… в жены… в столицу возил меня…

Теперь у нее между пальцев сочилась жидкость, только не красная, а прозрачная.

– Как это случилось? Продбригада в ваших местах первый раз. Неужели все-таки кто-то из наших?

Она плакала долго и не отвечала Рэму, а он терпеливо ждал, боясь пожалеть ее или вызвать невпопад сказанной фразой еще одну вспышку гнева. Наконец женщина отняла руки от глаз. Налила себе самогонки, выпила.

– Я выгляжу безобразно. Извините. Извини.

Тари выскочила из комнаты, долго гремела рукомойником, а потом вернулась, бледная и спокойная.

– Нет, именно ваши. Могу назвать день и час. Могу назвать приметы человека, нажавшего на курок… да какой в этом толк? Явились семеро к больничке, разогнали тех, кто на прием. Говорят… Один там говорил, остальные ругались и норовили стырить чего-нибудь. А один – весь в коже, даже фуражка кожаная, волосы у него жиденькие, нос крючком и полуха оторвано – за главного у них. «На вашей окраине, – сказал, – велено создать временный пункт помогли представителям рабоче-крестьянской власти. Властью верховного комиссара Повстанческой армии я реквизировал особняк купчихи Фарифешку. Там поселятся четверо друзей рабочих из столицы. Вся округа обязана обеспечивать их продовольствием. Хлеб, рыбу и солонину я уже реквизировал. Революционная необходимость! Но товарищам нужен спирт. У них чахотка или другое инфекционное заболевание, им следует обеззаразить себя. А у вас спирта вдоволь. Прошу сдать все запасы!» Так и сказал, придурок: «Обеззаразить себя». Мой-то попытался с ним разговаривать разумно, вежливо. Мол, при чахотке спирт не нужен совсем. Мол, пускай приходят на прием, я постараюсь им помочь. Мол, я с радостью применю свои знания… Словно не здесь живет или не сейчас, а в другое какое-нибудь время. Ну и этот ваш, верховненький, аккуратно так снимает фуражечку и садится без приглашения за стол. Ровно на то место, где ты сейчас сидишь. А потом говорит тихо и вкрадчиво: «Мы с вами образованные люди, и многое понимаем, о чем говорить не нужно. Эти мои – быдло, пролетарии. Один – нормальный, не пьет совсем, а у остальных привычка поглощать спиртное. Понимаете? Пожизненная привычка Если назовете их скотами, будете правы. Но если вы им не дадите спирта, они не дадут вам покоя. Будет шумно, а мне тут нужны тишина и порядок. И еще мне нужно – принципиально, понимаете вы? – проявление лояльности с вашей стороны. Я представитель власти, и вы обязаны подчиниться без разговоров». То есть у него на принцип пошло, ты видишь как дело обернулось?