Книга Блаженство греха - Энн Стюарт

— А Эстер знает, что Люк на самом деле ваш закадычный дружок? Держу пари, она, не задумываясь, пристрелила бы и вас, и шерифа Колтрейна, если б узнала, что вы в сговоре с дьяволом.

Лерой побледнел и скривился.

— Вы перегрелись на солнце…

— Так ведь был дождь, — напомнила она. — Подумайте о своих грехах, Лерой. И берегитесь Эстер. — С этими словами и под одобрительный визг тормозов Рэчел и умчалась из честного и богобоязненного городка.

Глава 17

Было поздно, и он устал как собака. Но мысли снова и снова возвращались к ней: как она смотрела, как пахла, как всхлипывала во сне, когда плакала, как кричала на пике оргазма, расцарапывая ему спину, словно дикая кошка.

Люк был почти готов убраться к чертовой матери из Коффинз-Гроув, на этот раз навсегда. С Лероем и Колтрейном он договорился. Они готовы забыть, что вообще знали его, готовы заявить, что не видели его уже два десятка лет. Что еще нужно?

Наверное, если разобраться, он все же склонен к прощению. Возможно, это игра в мессию так его размягчила. Он никогда не был мягкосердечным, никогда не думал ни о ком, кроме себя.

В Коффинз-Гроув очень мало тех, кому не наплевать на него. Большинство знали про Джексона Бардела, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь попавшему в беду парнишке. Он был швалью, ребенком без матери, который грубил взрослым, тащил все, что плохо лежит, и заслуживал колотушек, которые и получал.

Колтрейн присматривал за ним. Как и душка Лорин, которая познакомила его с радостями секса, когда ему не исполнилось и пятнадцати. Были и некоторые другие, кто проявлял сочувствие, кто пытался что-то сделать, но, по большей части, и они только заламывали руки и удрученно качали головами.

Что ж, он оставляет треклятый городишко, изрядно пополнив его бюджет — чтобы не задирали налоги и чтобы люди вроде Лорин жили как у Христа за пазухой и ни в чем не знали нужды.

Ну, прямо благодетель, подумал Люк с кислой улыбкой. Благодаря ему даже этот старый проказник, Лерой Пелтнер, катается как сыр в масле, хотя именно он хотел отправить Люка в колонию для несовершеннолетних после того, как его поймали на краже сигарет в магазине Пелтнера. «По нему так и так тюрьма плачет, — всегда говорил Лерой, — раньше или позже, какая разница?»

Лишь один человек в Коффинз-Гроув ничего не выгадал от нечестно добытых Люком доходов. Одна злобная старуха, которая не получила ни шиша.

Он любил, чтобы деньгами было удобно распоряжаться, и держал их на разных банковских счетах в Швейцарии, в ценных бумагах на предъявителя, в потайных местах неподалеку от «Фонда Бытия». Свой тайничок — регулярно, кстати, пополняемый — был только у Кальвина, единственного, кому он доверял, и Люк считал, что должен ему.

Эстер Блессинг он тоже кое-что задолжал. Она похоронила троих мужей, и все они, наверное, испытали огромное облегчение, избавившись от нее. Гарри Блессинг был хозяином местной скобяной лавки, и поговаривали, что он любит разглядывать снимки голых детишек, поэтому, по мнению Люка, эти двое стоили друг друга. Он был еще жив, когда Люк вернулся в Коффинз-Гроув в первый раз и шутки ради припрятал две тысячи долларов в ценных бумагах на предъявителя под фундаментом старого дома Эстер Блессинг.

Учитывая маниакальную страсть старухи к уборке, действовать приходилось осторожно. Но за прошедшие годы, в те разы, когда он тайно наезжал в город, клад оставался нетронутым, и каждый год он добавлял к начальной сумме еще немного.

Деньги были на месте и теперь, когда он пришел за ними. В темноте грохотал телевизора, но, к его удивлению, хозяйка, похоже, смотрела новости. Прежде интересы Эстер не шли дальше игровых шоу — разве что где-то обещали большое кровопролитие.

Освещение тоже было какое-то странное. Внизу все темным-темно, хотя старуха всегда оставляла свет включенным. В спальне свет горел, а в ванной нет.

Люк до сих пор ненавидел Эстер с какой-то детской страстью, которую так и не перерос. Больше из-за того, как она обращалась с его матерью, чем из-за страданий, выпавших на его собственную долю. С этой своей ненавистью он не делал ничего, боясь, что поддастся ярости и не сможет остановиться, а мысль о том, чтобы придушить старуху, ему претила. В глубине души Люк знал, что рано или поздно так оно и будет — как бы он ни противился этому.

Пока же он просто стремился избегать ситуаций, когда искушение будет слишком велико.

Но дом сегодня был какой-то странный. Обычно Эстер постоянно слонялась туда-сюда по ночам, но сейчас ее не было видно ни в одном из окон.

Проникнуть в дом тем же, что и накануне, путем не составило труда. Люк бесшумно проходил через комнаты, где Эстер щипала его, била по лицу, порола, стараясь не обращать внимания на побежавшую между лопаток струйку холодного пота.

Он увидел ее на огромной старой кровати — Эстер лежала, опираясь на гору подушек. Люк уже собирался исчезнуть, снова раствориться в темноте, когда кое-что поразило его. Полная тишина, ни звука.

Он шагнул в дверь, и она не повернула головы. Старуха лежала лицом к телевизору, ее засаленные седые волосы торчали во все стороны. На секунду ему показалось, что она мертва, но впалая грудь подымалась и опадала, скрюченные, похожие на когти, пальцы сжимались и разжимались. Значит, еще жива.

И тогда он вошел в комнату. Не таясь. Она не пошевелилась, но глаза потемнели от безмолвного бешенства. Должно быть, ее парализовало. Жизнь вытекала из нее у него на глазах.

— Что такое, Эстер? Не рада видеть своего давно пропавшего внука?

Губы шевельнулись, но лишь беззвучно.

— Ну да ничего, — продолжал Люк. — Между нами ведь и не было любви, верно? Я питал надежду, что сумею как-то отомстить, но, похоже, судьба позаботилась об этом вместо меня. Даже если ты очухаешься от этого удара, рано или поздно тебя поразит другой, от которого ты уж точно окочуришься. Ты покойница, Эстер. И ни черта не можешь с этим поделать.

Старуха не могла пошевелиться. Только буравила его полным ненависти взглядом.

— Последние двадцать лет ты всем рассказывала, что я убил твоего драгоценного Джексона, но никогда не могла этого доказать. И никогда не была до конца уверена, не так ли, бабушка? — с издевкой спросил он, приближаясь к кровати. — И знаешь что? Твой сукин сын — и я говорю это в буквальном смысле — в тот день пытался вышибить себе мозги. Когда я вошел, дуло ружья было у него во рту. Так набрался, что не соображал, что делает. Я даже собирался посмотреть, как он разбрызгает мозги по всему дому.

Но потом он увидел меня. И, должно быть, решил прихватить с собой, потому что начал прицеливаться. И я понял, что если что-нибудь быстро не сделаю, то на обои брызнут мои мозги. А я не хотел умирать, представляешь? Бог знает почему, но мне всегда хотелось жить. Поэтому я схватил ружье и просто пристрелил ублюдка. Как ты и думала.

Сморщенный рот Эстер шевелился в бессильном бешенстве, но двигаться она не могла, и только рука еще сжималась конвульсивно.