Книга Светские преступления - Джейн Стэнтон Хичкок

— Так в чем дело? Я, знаешь ли, занят!

— Я только хотела поделиться с тобой воспоминаниями о поездке в Париж.

Он озадаченно сдвинул брови, пожал плечами и начал рыться в бумагах.

— Послушай, Джо, я выкроил для тебя время только потому, что ты настаивала на важности этого разговора. Для пустой болтовни это на редкость неудачный день, понимаешь? — Он чертыхнулся, не найдя искомого, и начал двигать ящиками стола.

— Раз так, не буду ходить вокруг да около.

Я открыла сумочку, достала письмо, переданное мне Аннемари де Пасси, и толкнула его к Нейту. Проехавшись по полированной поверхности, конверт приземлился точно ему на колени. Нейт оторвался от поисков, чтобы бросить на него равнодушный взгляд. Я ждала хоть самого беглого всплеска эмоций, но Нейт просто взял конверт, положил на стол и толкнул по направлению ко мне.

— Даже не заглянешь? — спросила я.

Он адресовал мне бесстрастный взгляд и сделал то, что неизменно меня раздражало, — уперся локтями в подлокотники, соединил кончики пальцев и начал ими постукивать. Молча.

— Лжец! — процедила я.

Никакой реакции.

Я встретила взгляд, совершенно лишенный эмоциональной окраски, и приказала себе не отводить глаза первой. Мы долго сидели, как школьники на состязании «кто первый моргает».

— Чего ты хочешь? — наконец спросил Нейт.

— Правды, хоть раз в жизни!

— О чем?

— Нейт! — Я подавила вздох. — Ты хочешь и дальше играть в игру?

Он поднялся, сунул руки в карманы брюк и задумчиво прошелся по комнате. Без ботинок, в одних клетчатых носках, он выглядел довольно нелепо.

— Так чья это была идея — подставить Люциуса? Твоя или ее?

Нейт повернулся и принял позу, которая, я полагаю, должна была символизировать непринужденность: ноги слегка врозь, торс немного откинут, карманы оттопырены вперед. Свет теперь падал ему прямо на лицо, и оно, как никогда прежде, напоминало застывшую маску.

— Не понимаю, о чем ты.

— О двухстах миллионах долларов.

— Ничем не могу помочь, — сказал он и демонстративно посмотрел на часы.

— Я уже не раз поражалась собственной наивности. — Я поднялась, чтобы уйти. — Это же надо — верить всему, что говорят! В Нью-Йорке ничего не может быть глупее и опаснее.

— Напротив, — возразил Нейт, — я нахожу твою наивность очаровательной.

— Правда? Я думала, без риска победа стоит так же мало, как и без славы, — съехидничала я.

— Только не для меня, Джо.

— На твоем месте, Нейт, я бы приняла все меры предосторожности, прежде чем вступать с ней в брак. У этой милой леди инстинкты пираньи.

— Спасибо за совет. Я приму его к сведению.

Теперь я понимала, почему в Нью-Йорке так трудно получить разрешение на личное оружие. Думаю, будь у меня пистолет, я без колебаний пристрелила бы этого ублюдка.

Однако нельзя было долго предаваться бессильной ненависти к этой парочке. В свете текущих финансовых проблем стоило поразмыслить прежде всего над тем, как расплатиться с долгами.

Не то чтобы я оказалась в нищете, вовсе нет. Я даже не стояла пока ниже черты бедности — по крайней мере с точки зрения тех, кто находился вне избранного круга, где двести миллионов долларов считалось «средним достатком». Конечно, никто уже не назвал бы меня богатой, но простой американец сказал бы, что я неплохо устроилась. Кое-кто на этой планете мог мне даже позавидовать.

Но (что наглядно показывает, скажем, крах на фондовой бирже) все относительно. Фирма «Джо Слейтер, инкорпорейтед» приказала долго жить, а других источников дохода у меня не предвиделось. Я остро ощущала себя мишенью заговора, в который вовлекалось все больше лиц.

Правда, родилась я в сравнительно бедной семье, зато потом двадцать лет прожила среди людей, для которых экономить означало отказаться от личного самолета. Поверьте, это сильно искажает взгляд на систему ценностей. Я сократила количество покупок, но если уж что-то покупала, будь то одежда, обувь, сумочка, косметика или продукты, то из соображений высшего качества, а не умеренной цены. После встречи с Нейтом до меня стало доходить, что пора серьезно урезать расходы. Никаких излишеств — только самое необходимое. Никаких частных магазинов — только супермаркет.

Чтобы и впредь как-то сводить концы с концами, мне пришлось втайне приступить к распродаже того немногого, что уцелело после семейной катастрофы: драгоценностей, предметов искусства, мебели. Для этого я связалась с Николаем Трубецким, тем самым потомком последнего русского императора (правнучатый племянник или что-то в этом роде — не важно, главное, что в его жилах текла голубая кровь). Ники, глава европейского отделения по предметам мебели, в основном разъезжал по крупным городам и убеждал людей, чье имущество имело долгую родословную, что продажа с аукциона через «Чапелз» их просто озолотит. Происхождение открывало ему доступ к самым старинным и недоверчивым семействам Европы.

Ники охотно помог мне продать немногие оставшиеся ценности, выставив их на продажу как «собственность леди, пожелавшей остаться неизвестной». Участие в крупных торгах придает незначительному предмету искусства особую ценность, точно так же как появление в узком кругу прибавляет важности гостю, который сам по себе ничего не представляет. Ники лично присмотрел за тем, чтобы мои вещи шли с молотка в числе первых (это почти наверняка взвинчивает цену, так что чаще всего владелец выгадывает больше истинной стоимости).

Я не пошла на аукцион, потому что была не в силах видеть, как мои любимые гравюры из библиотеки в Саутгемптоне перейдут в чужие руки. Люциус подарил мне эту серию на сорок первый день рождения. Как украшение они были великолепны, но большой ценности не имели, поэтому я очень обрадовалась, узнав, что получу втрое больше, чем ожидала. Ники лично сообщил мне об этом. Сквозь обычную любезность в его голосе пробивалась некоторая нерешительность, словно он разрывался между необходимостью что-то утаить и желанием поделиться. Я по опыту знала, что он легко расколется, если немного нажать, и не отставала до тех пор, пока не были сказаны магические слова: «Только в случае чего я в стороне, ладно?»

— Ладно, ладно!

— Твои гравюры купила графиня де Пасси.

— Понимаю… — протянула я с тошнотворным ощущением где-то под ребрами.

— Да, и еще она дала одному из моих коллег указание ставить ее в известность о любом предмете, который ты предложишь на продажу. Странно, не правда ли?

Я повесила трубку и долго сидела, вспоминая, как Моника впервые увидела гравюры и восхищалась ими. Ничего удивительного, что она так рвалась их заполучить… или, точнее говоря, вернуть. Гравюры идеально вписывались в интерьер библиотеки. Я могла понять это, но не настойчивое желание присвоить все мое бывшее имущество. Она выслеживала меня, как хищник дичь.