Книга Фан-клуб - Ирвин Уоллес

А теперь, поздним вечером, во вторник, в своей комнате, накануне операции, окруженный друзьями, празднующими это событие, Мэлон еще раз вспомнил, как начался этот проект, как развивался. Он шлепнулся в кресло, покуривая травку, глубоко вдыхая дым скрученной сигаретки, впитывая чувственные мелодии, раздававшиеся из акустических колонок его стереосистемы, и прислушиваясь к приглушенным, отдаленным голосам трех своих друзей.

Мэлон знал, что пребывает в приподнятом настроении. То была его третья сигарета за вечер. Но это не имело никакого значения. А имело значение то, что Бруннер был здесь, Йост был здесь, Шивли был здесь и все они выпивали за успех и радовались, как он сам, эти последние два часа. Да, да, все были в приподнятом состоянии духа, так же пьяны и возбуждены, как и он сам, потому что то был последний вечер перед началом великого приключения и они стремились идти вперед.

Эксперимент будет предпринят.

В тумане одурманенного сознания Мэлон едва различил какие-то звуки и смог рассмотреть Бруннера, забиравшего свою шляпу и газету. Мэлон осознал, что забыл о своих обязанностях хозяина дома.

С некоторым трудом ему удалось выбраться из кресла, покачиваясь встать на ноги и найти полбутылки виски.

— Сюда, Шив, — пробормотал он, — еще по одной за нашего супермена, последнюю на дорожку.

Шивли обхватил пальцами свой бокал.

— Ну, хватит, — сказал он хриплым голосом. — Пора на боковую, ведь завтра рано вставать.

Йост и Бруннер уже шатаясь подходили к двери.

Мэлон, спотыкаясь, пошел за ними, размахивая бутылкой:

— Еще по одной на дорожку.

Оба отказались. Йост произнес бодрым тоном:

— Мы выпили уже достаточно, как на дорожку. Эй, братцы не забыть бы мне: я должен прийти сюда пораньше и покрасить волосы.

— Не беспокойся, — сказал Мэлон, — ты не забудешь. Эй, парни, все ли мы помним, что нужно делать? Кайл прибывает в Бель-Эйр к пяти часам утра и открывает ворота. Правильно? Затем уезжает домой, меняет машину на грузовик и к шести заезжает сюда за нами.

Йост рыгнул.

— Я должен быть здесь до шести, чтобы успеть покрасить волосы.

— Конечно, — согласился Мэлон. — Так что все, что осталось, — это встретиться с Шэрон Филдс.

Йост ухмыльнулся:

— Да, парень, завтра в это же время — все еще не верю в это — свидание с женщиной, которую хочет любой мужчина во всем мире. И не может овладеть ею. Только мы, мы будем иметь ее, у нас будет самое великое во всем мире удовольствие от любви.

— Это точно, — сказал Шивли, стоя в дверях, улыбаясь, как обычно, в своей устрашающей манере. — И я надеюсь только на то, что она будет крепко спать этой ночью — ведь, конечно, после этой ночи ей не придется спать помногу, не так ли, мальчики?

Глава 6

Все еще вечер, вторник. Почти полночь. Скоро наступит утро среды. Огромный двухэтажный дом в испанском колониальном стиле, с двадцатью двумя комнатами, расположился на вершине холма. Отсюда видна долина внизу, простирающаяся вплоть до Левико Уэй в Бель-Эйре. Дом сверкает огнями, как букет из драгоценных цветов, в окружающей темноте. В дальнем конце огромной прямоугольной гостиной, позади групп нарядно одетых богатых гостей всех возрастов, перед огромным камином, облицованным резным дубом, и пейзажем Магритта над ним Шэрон Филдс неохотно продолжает выполнять обязанности хозяйки дома.

Четверо из ее гостей — английский продюсер, южноамериканский плэйбой, миллионер из Лонг-Айленда и французский законодатель мод — образовали перед ней полукруг, заключили ее в ловушку перед камином. Так как послезавтра она вылетает в Лондон, они обсуждают рестораны, расположенные вдали от центра, в которых она должна обязательно побывать. Так как весь разговор обращен именно к ней, затеян для ее же пользы, ей приходится казаться весьма внимательной, что совсем неестественно для нее. Но теперь ей все настолько надоело, она так устала, что ей хочется одного: избавиться от них и остаться в одиночестве.

Шэрон Филдс организовала этот прощальный вечер, желая использовать его как возможность увидеться со старыми друзьями и деловыми помощниками перед отъездом. Кроме того, ей необходимо было таким образом расплатиться с некоторыми социальными долгами, поблагодарить хотя бы жестами своих коллег по картине о Мессалине. Она с большим оптимизмом ждала этого приема, но теперь не могла дождаться, когда он закончится.

Пытаясь слушать, отвечать на всякие поверхностные, бессмысленные вопросы этих надутых дураков, рассказывающих с важным видом о специальном блюде в «Голодной Лошади» на Фулхэм-Роуд, о Кито на Даунширском холме, о Шикей рядом с Сент-Мартин Лэпн, она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Ее интересовало, замечают ли они ее состояние. Но из жизненного опыта она, конечно же, знала, что ее состояние не отражалось на ее внешности. То, что было у нее внутри, никогда не проступало наружу. Шэрон столь давно носила театральную маску, что она как бы стала ее второй кожей, ничего не пропускавшей на свет, ни разу не выдавшей ее.

Она была абсолютно уверена в том, что выглядит совершенно так же, как при встрече первых гостей, почти пять часов назад. Она оделась очень просто в этот вечер: широкая белая блуза с большим вырезом, без лифчика, короткая шифоновая юбка с неярким рисунком, широкий пояс, маленький, играющий огнями бриллиант ценой в четверть миллиона на тонкой золотой цепочке, свисающей с шеи. Бриллиант угнездился в глубокой щели между грудей. Она не позаботилась заранее о прическе, позволив шелковистым светлым прядям свободно упасть на плечи. Наложила минимальное количество грима вокруг миндалевидных глаз, так чтобы ничто не отвлекало внимания от их кошачьего зеленого цвета. Только ее полные, влажные губы были сильнее чем обычно, накрашены помадой мягкого малинового цвета. Перед началом приема, поглядевшись в зеркало высотой шесть футов, она осталась довольна собой. Приятно было осознать, что ее восхитительные груди все так же тверды и высоки без лифчика; это было почти невероятным чудом, учитывая, что ей уже было двадцать восемь лет. Бесконечные спартанские упражнения, конечно, сыграли положительную роль. Так что она ощущала себя холодной, безупречной и привлекательной, когда начался прием первых гостей. Но сейчас, после долгих, утомительных часов коктейлей, обеда и разговоров ее плечи ломило, лодыжки и ступни ног ныли, барабанные перепонки гудели, она чувствовала себя ужасно. И все же, уверяла она себя, возможно, она по-прежнему выглядит столь же свежей и оживленной, как и в семь пятнадцать.

Она безумно хотела узнать, который час, и если уже так поздно, как она надеялась, то скоро можно будет закончить прием и наконец освободиться.

Внезапно Шэрон осознала, что окружавшие ее четверо мужчин уже не говорят с ней, а оживленно спорят о чем-то. Они отвлеклись от нее, она получила передышку, этого достаточно. Шэрон встала на цыпочки, уставившись на дедовские античные часы.

Без десяти двенадцать.