Книга Крутой секс - Дмитрий Стрешнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Послав Костику Катин телефон, окрыленный надеждой Сева побежал обратно в приемную.
Профессор Потапов с каменным лицом неподвижно сидел на диване, но когда Сева приземлился рядом, шепотом сообщил:
— Я уже весь вспотел! Что вы так долго?
— Оказывается, вчера мы держали Катю в руках! В самом прямом смысле! — шепнул в ответ Сева. — Но кажется, все устроится.
— Что вы имеете в виду? — не понял профессор.
— Тот серебристый чемоданчик… — начал было Сева, но тут на столе у секретарши курлыкнул телефон, она сняла трубку, выслушала и сказала Чикильдееву и Потапову:
— Николай Николаевич ждет вас. Проходите.
Сева и профессор вошли в просторный кабинет с традиционным набором казенной мебели. Из-за большого сияющего лаком стола на вошедших приветливо смотрел очень милый, красиво постриженный человек. Сразу было ясно, что квартира у него такая, какой должна быть квартира; дача — какой должна быть дача; любовница — какой должна быть любовница — и так далее.
— Здравствуйте, — сказал замминистра. — Прошу, садитесь.
Он показал на места напротив себя за еще одним лаковым перпендикуляром. Сам он в этот момент говорил по телефону:
— …Напишите следующее: «Оценить вашу работу не представляется возможным, ввиду ее отсутствия. Вместе с тем, все говорит о высоком интеллектуальном потенциале и широких возможностях…».
Сева и профессор сели. Замминистра положил трубку и телегенично улыбнулся. Издалека было видно, что он вдобавок ко всему еще и народолюбив.
— Извините, государственные дела. Слушаю вас.
Зубы у него были очень красивые. Наверняка искусственные, в нашей стране таких красивых натуральных зубов не бывает.
— Слушаю вас, — повторил улыбчивый Гуманицкий.
Помня наставления Зашибца, Сева достал фотографию и молча передал ее хозяину кабинета. Тот некоторое время разглядывал фото, потом, как и предвидел Роман Степанович, спросил:
— А номер вы записали?
— Чего его записывать! — сказал Сева развязным тоном. — Он наверняка фальшивый.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался Гуманицкий.
Сева стал вспоминать, что он должен сказать дальше, но тут на столе у замминистра зазвонил телефон. Николай Николаевич снял трубку, послушал и сказал:
— Упираются? Так объясните им: авторитетная комиссия выяснила, что дом в аварийном состоянии, ремонт нужен. Подумаешь, палаты темнозеленого века! Какие могут у нас быть причины авторитетной комиссии не верить? Скажите им: мы хорошего спонсора найдем, а вы пока в другое место переедете. И вообще, пора это дело притушить. А то мировая общественность недовольна, что у нас криминал рвется во власть. Якобы, конечно.
Гуманицкий опустил трубку на аппарат и светло посмотрел на Севу.
— Так на чем мы остановились?
— М-м… — замялся Сева, но вроде бы вспомнил, какие слова он должен говорить дальше:
— Может, вам еще чем-нибудь помочь? Мы много чего умеем.
— Спасибо, — сказал хозяин кабинета. — Вполне допускаю, что вы искусны в рисовании лошадей…
— Страусов, — поправил профессор.
— Почему — страусов? — поднял брови замминистра.
— Не обращайте внимания, — вмешался Сева. — Просто мой друг с детства тащится от страусов.
— Понятно, — сказал несколько озадаченный замминистра. — Впрочем, если бы вы могли помочь мне найти один такой… (он показал руками) чемоданчик… Вы что-то хотели сказать? — спросил он у профессора.
— Я?.. — переспросил Потапов каким-то блеющим голосом. — Да нет… Вроде ничего…
— И что… это за чемоданчик? — спросил Сева, чувствуя, как пересохло в горле во второй раз за последние полчаса.
Лицо у Гуманицкого стало еще более приветливым, чем было до сих пор. Он повертел в руках карандаш.
— Ничего особенного. Он поможет кое-что выяснить. Но дело опасное. Как любые поиски истины.
Профессор тут же оживился и заметил:
— Сократ сказал, что истина стоит жизни.
— Какая прекрасная мысль! — поддержал замминистра. — Но вы точно уверены, что это не Аристотель сказал?
Севе почудилась в голосе их собеседника насмешка над Потаповской эрудицией, но профессор тут же горячо и чистосердечно откликнулся:
— Нет-нет, Аристотель рассуждал о вещах более приземленных! Например, о природе власти. Помните, у него о чередовании трех систем — аристократии, демократии и монархии… Кстати, не исключено, что какая-то из этих форм может выродиться и будет заменена другой.
— Какой же? — спросил замминистра.
— Не исключено, что вполне причудливой! — воскликнул профессор, не обращая внимания на неодобрительный Севин взгляд. — А еще вспомним, как Аристотель, научив мудрости Александра Македонского, будущего завоевателя мира, скромно вернулся в Афины на зарплату рядового учителя.
— М-да, надо перечитать кое-что… — задумчиво сказал замминистра.
Снова зазвонил телефон. На этот раз Гуманицкий говорил совсем недолго:
— Ну да, я думаю — нет. Да нет, я думаю — да.
«Теперь он должен вернуть фото», — подумал Сева. Но замминистра фото не вернул. Наступила небольшая пауза, во время которой профессор и Сева смотрели
то на хозяина кабинета,
то на фото у него на столе,
то друг на друга.
В конце концов замминистра заинтересовался странным поведением гостей и, следуя их примеру, тоже стал вертеть головой, глядя
то на Севу
то на профессора Потапова
то на фото, лежащее перед ним.
— Вы наверное хотите, чтобы я вернул вам фотографию? — наконец сказал он с лучезарной улыбкой.
Поскольку на такой вариант Зашибец им ролей не озвучил, Сева и профессор просто кивнули, а профессор при этом благодарно замычал.
— Очень рад, что ко мне прислали именно вас, — еще более любезно сказал замминистра, передавая фотографию Севе, который тут же убрал ее во внутренний карман пиджака. — И надеюсь, что вы не подведете тех, кто вас прислал.
— Ни за что не подведем! — заверил Сева и приложил ладонь к пиджаку в том месте, где теперь находилось фото с драгоценными отпечатками.
— Удивительно, где только удается находить такие замечательные кадры! — воскликнул Гуманицкий.
Чикильдеев и Потапов скромно потупились.
— Желаю удачи! — напутствовал их хозяин кабинета, поднимаясь и провожая до двери.
— Какой приятный и воспитанный человек! — заметил профессор, когда они с Севой шагали по длинному коридору. — Кстати, вы фотографию хорошо спрятали? Случайно не выронили?