Книга Ускользающая тень - Крис Вудинг

– Не так уж и перемешались, – возражаю я. – До сих пор все знают, кто от кого происходит. Ринн – венья, они здоровенные, как крайлы, и с крупными лицами. У фента рыжие волосы и жёлтые глаза. У натка красивые, гармоничные лица.

– А какие есть твои люди? Ты из племени массима.

– Маленькие, с тёмными волосами, карими глазами и смуглой кожей. Я типичная массима. А вообще-то с нашими национальностями не так всё просто. Ребёнок может принадлежать племени либо отца, либо матери. Иногда выбирают то, какое ему больше поможет в жизни.

– А твой сын?

– Массима, – отвечаю я. – Венья он никогда не был. Рассказывай дальше.

– Одни пошли под землю, а другие не хотели. Они назвали себя а-Сура-Сао, что есть означает Дети Солнца. Они надеялись преодолеть болезнь и получить…

Фейн разводит руками, не в силах подобрать нужное слово.

– Иммунитет?

– Да. Как с другими болезнями. Они думали, многие умрут, но те, которые выживут, уже никогда этой болезнью не заболеют. Они сказали – мы докажем нашим братьям и сёстрам, что бежать не надо. Лучше умереть здесь, чем жить внизу. Они будут помнить нас, а потом вернутся, и мы опять будем жить под небом все вместе.

– К сожалению, не получилось, – произнесла я, выглядывая из-за стены. Вдалеке переговариваются гурта. Вечно у них рты не закрываются. Вот ведь народ – поразительно упёртые и так же поразительно неорганизованные.

– Многие умерли, пока мы не поняли, что надо делать с этой новой болезнью, – продолжает Фейн. – Стало хуже. Но мы научились, потому что не хотели вниз. И мы ждали, когда придут наши братья и сёстры, чтобы научить их тоже.

– Но они так и не пришли.

– Пришли, но через долгое-долгое время. Они нас забыли. Мы их приветствовали, а они нас убили. Они нас испугались, говорили, что мы дикари.

– Кто были эти люди? Наши? Эскаранцы?

– Не помним. Мы вас тогда не различали. И после этого мы решили. Пусть вы сами учитесь. Вы не заслужили, чтобы мы вам помогали. – Фейн неопределённо пожимает плечами. – Мы ходим только совсем близко под землю, чтобы торговать и меняться. Но ненадолго.

– Отчуждение порождает враждебность, – изрекаю я. – Так всегда бывает.

– Ты это знаешь и всё равно ненавидишь гурта.

– Уж кто-кто, а я на это право имею. Гурта убили моего мужа. И взяли меня в рабство, когда я была маленькой девочкой.

– Не только, – качает головой Фейн. – Есть ещё другое.

Понятия не имею, как он догадался. Иногда проницательность Фейна даже пугает. Киваю, но откровенничать не собираюсь.

– И всё равно ты ими восхищаешься.

– Да! – рявкаю я. – Ты прав. А кто бы не восхитился? Я жила среди них. У них выдающаяся культура, поэзия, произведения искусства, технические изобретения, а песни и книги такие, что ты рыдать над ними будешь. Но при всём при этом гурта цепляются мёртвой хваткой за эти свои древние законы и правила. Из-за них нам никогда не договориться, вот почему мы всё время воюем. Эскаранцы хвалят гурта, только когда наши учёные найдут развалины какого-нибудь их великого города. Тут сразу начинаем ахать – какое чудо мы разрушили! Всем сразу становится стыдно, а потом как ни в чём не бывало затеваем новую свару, и дело опять заканчивается тем же!

Вдруг осознаю, что кричу. Как бы гурта не услышали. Есть у Фейна такое неприятное качество – вечно за живое заденет. Поспорить готова, он это делает специально.

– Мне очень неприятно, что приходится признавать их хорошие качества, – добавляю я, на этот раз тише. – Ненависть к врагу должна быть чиста, подобно боевому клинку. Нельзя позволять себе восхищаться врагом, или у тебя не хватит духу убить его.

Фейн смотрит на землю меж раздвинутых колен и о чём-то размышляет.

– У нас есть… как это… поговорка. По-вашему примерно вот так. Ненависть похожа на огонь. Того, кто разжигает её в сердце, она сожжёт.

Уже придумываю язвительный ответ, но потом передумываю. Очень хорошая пословица, правильная и всё такое, но добрые советы, которым ты не в состоянии последовать, всегда раздражают. Что он мне предлагает – перестать ненавидеть? Как просто. Может, мне тогда ещё день с ночью местами поменять?

Не успеваю об этом подумать, как вдруг замечаю, что света в пещере стало меньше. Глазам своим не верю.

– Готова? – спрашивает Фейн, поднимаясь на ноги. Молча смотрю на него, не в силах выговорить ни слова. Темнеет прямо на глазах.

– Что это такое? Почему свет пропадает? – спрашиваю я.

– Мы это называем полусвет, – поясняет Фейн, вставая на ноги.

– И ты знал заранее? Столько времени провёл под землёй и не сбился с ритма?

– Для нас это есть жизненно важно, – отвечает Фейн. – Инстинкт.

Слышу звук отпущенной тетивы, и через секунду в его сторону летит стрела. Но этого времени достаточно, чтобы я успела оттолкнуть его в сторону. Стрела пролетает так близко, что задевает его волосы. Из темноты пещеры у нас за спиной раздаются громкие ругательства.

Пускаемся бегом. Снаружи становится темнее, и мы несёмся навстречу ускользающему свету. Вторая стрела отскакивает от стены пещеры и, звякнув, падает на пол.

Стремительно забегаем за угол и, не успев дух перевести, покидаем мой мир и врываемся в мир Фейна.

Глава 14

Выход из пещеры – внизу пустынного горного склона. Вокруг – широкая плоская равнина, усыпанная жёлто-коричневыми камнями, и тянется она до самого обрыва. А там – глубокий каньон, окружённый вертикальными отложениями породы и далёкими горными пиками.

По дну каньона стелется густой туман, над которым возвышаются шляпки гигантских грибов. Микора. Апартаменты Каракасса устроены в глубоко уходящих под землю корнях одного из таких грибов. Те, что пониже, напоминают плавающие в дымке круглые островки, другие возвышаются над ними, а вокруг широких ножек виднеются толстые диски. Неровные верхушки колонн из песчаника смутно проглядывают сквозь белые облака пара.

А наверху – небо. Пугающее небо.

На горизонте сразу притягивает взгляд огромный Бейл, планета-мать, будто нависающая над поверхностью. Мы выскакиваем из пещеры и съезжаем вниз по склону. Бейл представляет собой огромный шар, расцвеченный чёрным, фиолетовым и зелёным. Планету опоясывают тёмные светящиеся облака ядовитых для любого живого существа газов, а под ними бушуют шторма таких же невероятных пропорций, как и сам Бейл. По сравнению с Бейлом не только мы, его спутник, но даже восходящие солнца кажутся крошечными. На фоне планеты до сих пор виднеются следы недавнего заката.

Полусвет. Так называемая ложная ночь, которая начинается, когда планета-мать заслоняет одно или оба солнца. Но это ненадолго. Вдалеке небо уже светлеет, возвещая скорое появление другого солнца. Скоро будет вторая заря, и к этому времени мы непременно должны достичь укрытия.