Книга Штрафники на Зееловских высотах - Роман Кожухаров

Такой эффектный выстрел могла произвести только дальнобойная гаубица. Еще один столп огня и дыма взвился на левом фланге. Третий «чемодан» поднял горы земли посередине позиций.

– Едрить твою налево… – восхищенно проговорил Кокошилов, позабыв о студеной, до озноба пробирающей сырости. – Это что они за игрушки затеяли? Что-то типа бабок?

– Ага, городошный спорт… – отрываясь от бинокля, усмехнулся Андрей. – Похоже, гаубицы позиции пристреливают. Расставляют вешки для более детальной проработки местности.

Словно бы в подтверждение его слов, за спинами штрафников земля вспучилась громовыми раскатами, перешедшими в протяжный, нарастающий рев. В треугольнике, отмеченном еще не развеявшимися дымными столпами первых трех выстрелов, стали плотно, рядами ложиться новые и новые снаряды.

Артиллеристы как будто стремились закрасить обозначенное ими пространство сплошной чередой взрывов. Вся местность впереди окуталась клубами огня и дыма. В воздухе стоял несмолкающий рев, а снаряды сыпались и сыпались на немцев. Интенсивность не только не ослабевала. Судя по нарастающему гулу канонады, все новые и новые батареи вступали в дело, увеличивая пространство артобстрела вширь и вглубь.

Уже никакого тумана впереди не было видно. В черном дыму плескалось сплошное море огня, которое захлестывало все пространство поймы, как разлившийся вдруг по весне паводок вышедшей из берегов огненной реки. Этот паводок накрывал все с головой, безвозвратно топил в своей раскаленной пучине и людей, и бронетехнику.

VIII

Казалось, что расчеты 122-миллиметровых «матушек» с помощью только им ведомых, таинственных ключей отворили двери, ведущие в саму преисподнюю, сорвали печати, сковывавшие бесов огня, и вот легионы их выбрались наружу через отверзшуюся землю и теперь безнаказанно творят свою адскую пляску.

Бойцы, лежавшие в цепи, примолкли, потрясенные ужасающим зрелищем, развернувшимся перед ними. Горячее дыхание огня волнами дошло и досюда, прогнав сырость и озноб. Но это было еще не все.

Из грохочущих раскатов пробился какой-то новый звук, превосходивший самый мощный гром, гремевший до того. Словно вопль, одновременно исторгнутый тысячами безутешных в своем горе женщин, протяжный вой тысяч смертельно раненных волчиц, готовых броситься на врага и в последнем рывке разорвать ему глотку.

Что-то подобное ветру – карающему мановению десятков молний – пронеслось в вышине и вошло в море дыма и пламени. Море огня всколыхнулось девятым валом и с ревом опало, уйдя в сторону Зеелова. Еще одна волна огненной лавы вспенилась гребнем и осела, растекшись, по всей ширине немецкой обороны.

– Матерь Божья… – прошептал Кокошилов обескровленными губами, потрясенный ужасным, немыслимым зрелищем. – Так им, гадам… так им… Чтоб мокрого места не осталось.

– Да уж… тут не останется… «Катюши»… – тихо, как загипнотизированный, откликнулся Аникин. – «Катюши» вступили в дело…

Реактивные снаряды десятками ложились поверх тех же целей, по которым била дальнобойная артиллерия, оставляя после себя квадраты выжженной земли, переплавленной в сгустки металла техники. Не оставляя ничего живого. Тем временем, пока реактивные установки залпового огня довершали начатое, артиллеристы уже переместили огонь своих орудий дальше в глубь немецких позиций. С небольшой паузой «катюши» тоже сдвигали свой огонь вперед, тоже накрывая квадратами цели артиллеристов.

– Вот он, огневой вал… – проговорил Аникин.

Еще ни разу ему не доводилось так близко, воочию, наблюдать эту тактику ведения артобстрела, не оставлявшую никаких шансов самым неприступным, несокрушимым укреплениям врага.

Что ж, зато им теперь легче наступать будет. После детальной проработки местности со стороны «катюш» и «матушек» немчура не с таким задором обороняться будет.

IX

Танкисты будто читали мысли Аникина. Заполненное рваными клочьями тумана придорожное поле заполнилось ревом дизельных двигателей. Экипажи «тридцатьчетверок» направили свои машины на вражеские траншеи, еще не остывшие от только что схлынувшего огневого вала.

Пехота, по команде командиров, поднялась следом. Штрафники бежали быстро, стараясь не отставать от взметающих кверху тучи пыли машин, которые выступали в роли надежных, спасительных заслонов от вражеских пуль.

Немцы встречали атакующих вялой, эпизодической стрельбой. Огневой вал сделал свое дело. В глаза и ноздри шибал сильный запах гари, дыма и пороха. Все вокруг было окутано черным дымом, которым чадили разбитые вражеские «самоходки», догорающие блиндажи и деревянная обшивка окопов.

Действительно, Аникин будто ступал по дну еще недавно бушевавшего здесь моря пламени. Шедшие впереди экипажи танков добивали огнем своих пулеметов тех, кто пытался оказывать сопротивление. Изрытые, будто огромной лопатой перекопанные траншеи были заполнены убитыми и ранеными, обугленными, изувеченными телами фашистов – результат работы «катюш».

По левую руку, чуть поодаль от Андрея, бежал Липатов. Он первым заметил фрица, поднявшегося из окопа с «фаустпатроном» на плече. Короткая очередь из трофейного немецкого пистолета-пулемета перехлестнула немца сверху вниз, как наградная лента.

– Молодец, Липатыч… – крикнул ему Аникин.

– Расслабляться никак нельзя, командир… – отозвался замкомвзвода, отирая лицо черным от гари рукавом телогрейки.

Сплюнув, он приостановился и, переводя дыхание, выпалил:

– Вот ведь как… Раиса Сергеевна[17]сработала… Остались от фашиста рожки да ножки…

– Точнее – одни головешки… – весело закричал Кокошилов, остановившись неподалеку.

– Ладно, ладно… – поторопил обоих Аникин. – После обсуждать будем… Вперед… Танки вперед далеко ушли.

– Так мы ж не танки, товарищ командир… – жалобно отозвался Латаный.

Он только сейчас добрался до вражеских окопов. Ему, навьюченному двумя противотанковыми ружьями, приходилось несладко.

– Судя по тому, как ты нагрузился, Латаный, ты всерьез претендуешь на звание по крайней мере тягача… – с улыбкой сказал Аникин. – Не мог, что ли, старшине одну из своих пушек сдать?

– Ага… – недоверчиво и твердо ответил боец. – Ему что отдай, считай – пиши пропало… Нет уж, мы лучше на своем горбу… И не такое таскать приходилось… Мы с моей бабой один раз до кума заглянули, в соседнее село, ну и набрались так, что Матрена моя на ногах стоять не может. А от кума до нашего села – десять верст. А в моей бабе – шесть пудов…

– Сколько, сколько? – не выдержав, переспросил Липатов.

– Шесть! – гордо уточнил Латаный. – И не как-нибудь, а чистый живой вес, все пуды – в нужных местах сосредоточены. Баба у меня – ух!..

Липатов присвистнул, а потом прыснул от смеха.